Взгляд из прошлого: русские генералы о Первой мировой войне

ИЛИ РУССКИЕ ГЕНЕРАЛЫ О РУССКОЙ АРМИИ, О РОССИИ И О ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ (продолжение статьи "Взгляд из прошлого: к годовщине начала Первой мировой войны" от 29 июля 2012 г.)

ЧАСТЬ 2

А.И.ВЕРХОВСКИЙ - военный министр Временного правительства последнего состава, автор научных трудов по военной истории и тактике. Воспитание и образование получил в привилигированном Пажеском корпусе, что давало ему шанс сделать блестящую военную карьеру. Но после расстрела 9 января 1905 года демонстрации в Петербурге 19-летний фельдфебель государевой роты и камер-паж императора в разговоре с уланами (бывшими пажами), приехавшими в корпус похвастаться окровавленными рабочей кровью клинками, заявил: «Оружие нам дано для того, чтобы защищать Родину, а не для борьбы со своим народом». В результате проведенного по приказу императора расследования камер-паж Верховский 28 марта 1905 года был разжалован и отправлен в качестве вольноопределяющего в Маньчжурию. Бывший паж, став наводчиком полевой артиллерии, отличился в бою, за что получил солдатский Георгиевский крест и был произведен в офицеры. После завершения русско-японской войны Верховский поступает в Николаевскую академию Генерального штаба, которую закончил с отличием. В июле 1917 года полковник Верховский назначется командующим Московским военным округом. После попытки корниловского мятежа, который Верховский не поддержал, входит в состав Временного правительства в качестве военного министра, получив звание генерал-майора. Из книги А.И.Верховского «Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914-1918 гг.), изданной в 1918 году.

«Первая схватка с Германией. 1914 год.

1 августа. Выборг. Штаб 3-й Финляндской бригады. Мертвые цифры доходов и расходов, численности армии, возможности ее прокормить и одеть говорят убедительнее слов о том, что ноша, взваленная на плечи нашего народа, была непосильна. В современной войне, даже при равенстве духовных сил, превосходство культуры и связанной с ней техники, а особенно такое подавляющее, с которым нам пришлось в этой войне с Германией, решает борьбу... Кризис разрешился войной раньше, чем все того ждали... Особенно трудно приходилось России. Разбойничий договор, почти насильно навязанный нам немцами в 1904 году во время нашей войны с Японией, обесценил главный продукт нашей торговли - хлеб, и с этого времени мы фактически стали данниками Германии, выплачивая ей многомиллионную контрибуцию ежегодно... Война с Японией настолько обессилила нас, что мы и думать не могли о сопротивлении, о неисполнении требований, становившихся назойливее год от года... Войну ждали в 1917 году... Но напрасны были наши мечты: поработив нас экономически, немцы не дали нам времени для оборудования всем нужным нашей армии... Слишком рано пробил час испытаний нашего народа. Неготовые идем мы на врага, вооруженного до зубов... немногие даже среди нас, военных, твердо знают, что нам с Германией не равняться силами... Огромное преимущество германцы имеют в блестяще развитой технике и особенно в численности и калибрах артиллерии, которой они всегда придавали решающее значение. В то время как мы имеем на корпус 96 легких орудий и 12 легких гаубиц, т.е. всего-навсего 108 орудий на 32 батальона, германцы на свой 24-батальонный корпус имеют 112 легких пушек, 36 гаубиц и 12 тяжелых орудий, т.е. 156 орудий всех калибров на корпус. Соотношение числа орудий у нас и у германцев таково: на 1 батальон (около 1000 человек) у нас, примерно, 3,5 орудия, а у немцев почти 7, в том числе 2 гаубицы и тяжелые пушки. Что касается тяжелой артиллерии, то численность ее у нас совершенно ничтожна, и мы едва ли имеем по одному тяжелому дивизиону на 3-4 корпуса. Такое количество артиллерии дает Германии столь серьезное превосходства огня, что с ним бороться будет необычайно трудно. В таком же невыгодном для нас соотношении находятся все остальные отделы технического снабжения: авиация, автомобили, железные и узкоколейные дороги, пулеметы и пр. Однако главным превосходством Германии я считаю, бесспорно, превосходство духовной культуры, выражающееся в широком патриотическом образовании и воспитании народа, богатстве и подготовке ее интеллигентных сил и в блестяще устроенном аппарате управления страной и армией...

Страшно подумать, с каким культурным багажом начинаем войну мы. Народ наш, хотя и с хорошем сердцем, послушен, готов на огромные жертвы, но безнадежно темен, забит, неучен. Его интересы не выходят за пределы родной деревеньки. Государство представляется ему в виде городового или урядника, выколачивающего из него налоги и повинности. Больше ничего о государстве, о Родине он не знает. Великая идея Родины ему не знакома, об Отечестве своем он ни от кого и никогда не слыхал. Исторические задачи народа для него пустой, ничего не говорящий звук. Народ на две трети неграмотен. Государство, чтобы взять с него больше денег, не задумываясь, поит его водкой, покрывая доходом с винной монополии бешено растущие расходы на военные нужды. Слова о правде, о Боге не слышал ни от кого наш забытый культурой народ. Вот почему масса народная идет на войну темной и несознательной, движимая лишь здоровым инстинктом самосохранения в минуту опасности, да инстиктивным же чувством долга...

12 августа. Выборг. Наше развертывание идет страшно медленно. Железнодорожная сеть наша совершенно не удовлетворяет требованиям обстановки современной борьбы... Второочередная дивизия, которая пришла к нам на смену, производит удручающее впечатление. О дисциплине нет никакого понятия. На офицера смотрят как на пустое место, и удивляются, если сделаешь замечание. Солдаты по большей части с длинными бородами. А офицерство? Ротами командуют подпоручики, по второму году офицеры. Да они не сумеют, наверное, в руки взять эту орду. Остальные - прапорщики из запаса. Можно себе представить, как такая часть будет себя вести в бою.

18 августа. Варшавская железная дорога. Станция Друскеники. ... Многие думают, что в народе сейчас есть патриотизм. К великому горю нашему, это не так. Нашего серого мужика ведет бессознательное чувство долга. Это стихия и общая инерция движения страны, поднявшейся для защиты своего существования. Но в современной войне такой стихии мало...

30 сентября. Лицейский лазарет. 20 августа наша бригада перешла границу Пруссии у Граева. Первое впечатление - невыразимо грустное. Пограничная черта как бы отделяет два мира. По одну сторону границы - бедная, соломенная, грязная, неустроенная Родина наша, по другую - чистенькая, вылощенная Германия, везде шоссе, телефоны, телеграфы. Почти все дома каменные, и, судя по выложенным на стенах годам постройки, построенные после торгового договора, заключенного с нами в 1904 году. Поражает большое число паровых мельниц, которые перемалывали наш русский хлеб, продаваемый нашими мужиками за бесценок в Германию...

16 октября. Лазарет. ... Нашей бригаде пришлось серьезно столкнуться с немцами впервые 25 августа под Бялой. Кошмарное впечатление этого боя до сих пор не рассеялись у меня... Огонь тяжелой артиллерии немцев открылся почти с началом боя, и чувство полной беззащитности, а главное - явного превосходства противника давило душу... Наши справедливо спрашивают: «Отчего у нас нет таких орудий?». Что на это ответишь? Не можем же мы им ответить, что люди, на ответственности которых лежала подготовка к войне, не учли роста и значения тяжелой артиллерии в бою... В этом же бою выявились все наши недостатки. Ярко сказались последствия темноты, несознательности рядового бойца и, безусловно недостаточно сильная дисциплина, которую нельзя развить в современном войске без активного содействия лучших сторон души каждого солдата. В то время как впереди кипел бой и ревел огненный смерч тяжелых снарядов, в тыл тянулись десятки, сотни люде здоровых, не раненых. Боевая линия твердо держалась и совершенно не собиралась сдаваться, но масса людей, самовольно покинув строй, уходила от опасности... чтобы в этой борьбе победил долг, для этого нужна большая любовь к Родине, нужна высокая сознательность каждого бойца. Но сознания этого нет, и вот десятки, сотни людей тянулись в безопасный тыл, представляя остающихся на произвол судьбы. Борьба долга и страха, не поддерживаемая ярким сознанием необходимости победы, решалась в пользу бегства в тыл. Вот минута, где школьный учитель может видеть результаты своей работы, которая в большой мере содействует решению вопроса о победе и поражении... Все, что мы, молодежь учили о современной войне, все, что нам казалось азбучным, все было позабыто, все не исполнялось.

Мы не знали, куда и зачем идем, откуда гремят артиллерийские выстрелы, кто и почему стреляет. Мы не знали, кто вправо и влево от нас, где нам получать наше продовольствие и снаряды. Идя по стране, сплошь переплетенной телефонами, мы для связи пользовались конными ординарцами, как наши деды в славный год Отечественной войны. Никто не знал, что и как делать. Взялись играть сложную симфонию войны, а знание техники позволяет играть только одну хроматическую гамму. Но почему же командный состав не учили воевать? Ведь нас, маленьких офицеров Генерального штаба, всему этому в академии обучили... Это не было тайной. Отсутствие военной подготовки у командного состава было известно всем еще после японской войны. Ведь уже в 1905 году Куропаткин писал об этом в своем прощальном приказе по армии, и затем с академической кафедры это повторялось каждый год. Все было известно, но ничего не сделано, и теперь мы платим за свои грехи страшной ценой поражений. Немцы помелом вымели нас из Восточной Пруссии...

15 декабря. Восточная Пруссия. Будзишкен. ... То, что раньше, до войны, было лишь моими предположениями о соотношении сил наших и Германии, теперь, после первых столкновений с врагом, стало тяжелой, гнетущей очевидностью. Громадное превосходство германской техники, особенно превосходство германской тяжелой артиллерии, блестящее смелое командование и маневрирование германцев, твердость их сопротивления в бою - все эти качества ярко проявили с первых же столкновений. Наоборот, наше техническое оборудование носит прямо-таки убогий характер. Мы уже получили предупреждение из Ставки о необходимости беречь патроны, так как артиллерия в первые же бои расстреляла запас, который считалось держать на всю войну. Неподготовленность большей части командного состава к руководству боем и операциям сказалась также в полной мере. Эти два важнейших недостатка, как это признано всеми, и мешают нам победить. Нужно срочно строить заводы, с лихорадочной поспешностью оборудовать их теперь же, во время войны, и, не считая денег, закончить нашу техническую подготовку, недоделанную своевременно...

Год великого страдания. 1915 год.

6 апреля. Стрый. Галиция. Мы вступаем во вторую летнюю кампанию при условиях просто катастрофических. Ни один из недостатков, выявившихся с первого же дня войны, не только не уничтожен, но даже не смягчен. По письмам, которые мы получаем из тыла, видно, что только теперь, на 9-й месяц войны, взялись за развитие заводов, вырабатывающих пушки, ружья, снаряды, патроны. Военный министр дерзко заявил стране, что армия имеет всего вдоволь, и целый почти год ничего не делается, дабы усовершенствовать нашу техническую подготовку. Что касается пересмотра пригодности к занимаемым должностям нашего старого командного состава, то здесь почти ничего не изменилось. Только местами люди поменялись. Младшее же командование у нас почти совершенно расстроилось... Ужас холодный просыпается, когда подумаешь, что нам предстоит пережить.

5 мая. Миколаев. Галиция. Вскоре после поражения армии Радко-Дмитриева на Дунайце Юго-Западный фронт каждый день стал отходить назад... Борьба с нашей стороны необычайно трудна, так как снарядов у нас мало, что стыдно сказать... Противник вышел из гор, развернулся, устроил свой тыл и поочередно атаковал все участки нашего корпуса... В этом же бою впервые мы почувствовали острый недостаток не только в артиллерийских снарядах, но даже в ружейных патронах. Что это еще за новое несчастье? В 4-й Финляндской стрелковой бригаде на двенадцатый день боя расстреляны последние патроны, и пополнить их было неоткуда... Снаряды мы экономили давно, но ружейные патроны были в достатке, и мы с ними не стеснялись. Видимо, отход и поражение на Дунайце сказались и в этом. (Речь идет о Горлицком прорыве 1915 года - наступательной операции германо-австрийских войск под командованием генерала А.Макензена, проведенной с 19 апреля (2 мая) по 10(23) июня с целью разгрома русского Юго-Западного фронта (командующий генерал Н.И.Иванов) и овладении Галицией. Для отражения готовящегося наступления германо-австрийских войск русским командованием серьезных мер принято не было. Войска растянулись на 600 км по фронту. На направлении прорыва главных сил противник имел двукратное превосходство в пехоте и пятикратное - в артиллерии, а по тяжелым орудиям - сорокократное. В русских армиях был большой некомплект личного состава, не хватало снарядов (русская артиллерия могла расходовать в день не более 10 выстрелов на батарею). В результате ожесточенных боев русские войска оставили Галицию - C.E.)

10 июля. Гусятин. Оперативное отделение 9-й армии. Наше военное положение можно характеризовать несколькими следующими данными. Прежде всего, состояние артиллерии в нашей 9-й армии: со всеми армейскими и корпусными запасами всего только по 214 снарядов на орудие. Да ведь при скорострельности 20 выстрелов в минуту орудие за сутки боя, и еще не очень упорного, выстреливает больше этого. А 214 снарядов - это все, чем мы располагаем, и количество это идет на уменьшение. За две последние недели армия, отбивая атаки все время наседающего противника, выпустила 29 тыс. снарядов, а получила на пополнение 28 тыс. Некомплект снарядов огромный и для одной только легкой артиллерии достигает 100 тыс. Количество тяжелой артиллерии с начала войны не увеличилось. В нашей армии из пяти пехотных и двух конных корпусов состоит всего один тяжелый дивизион, в то время как у противника минимум по одному тяжелому дивизиону на корпус. Вследствие этого наши полки уничтожаются огнем тяжелой артиллерии противника, а наша артиллерия молчит, экономя снаряды. Когда же нам нужно идти в атаку, то наша артиллерия не может сделать более 10-15 выстрелов на орудие и замолкает... В последнее время обнаружилось еще одно, прямо трагическое, явление. Армия не получает пополнение людьми. В стране 160 млн. населения, а пополнения мы получить не можем. Или это перепись ошибалась, или... это сплошная дезорганизация тыла... Не говоря уже обо всем остальном, укажу лишь, что нам не хватает даже винтовок. В боях винтовки, естественно, погибают, а пополнить их нечем. Созданы специальные команды по сбору оружия на полях сражения; за каждую найденную винтовку, принесенную в склад, мы платим деньги; конницу, парки и тыловые части перевооружили австрийскими винтовками, и все-таки недостаток оружия огромный...

По сведениям, полученным в штабе фронта, снаряды, пушки и ружья будут у нас в достаточном количестве только к весне 1917 года. Тогда и только тогда мы будем похожи с технической стороны на современную армию. Сможем ли мы исправить к этому времени и свой главный грех - научиться воевать?

19 августа. Гусятин. Германцы ясно учли наше положение и в это лето их главный удар сосредоточен на русском фронте... вот уже пятый месяц, со времени нашего поражения на Дунайце, идет непрекращающийся натиск германцев, рассчитанный на полное уничтожение нашей вооруженной силы. Идет великое отступление, крестный путь нашей армии... Город за городом, область за областью, полоса России в 500 верст шириной, перешла уже в руки торжествующего врага...

5 сентября. Дунаевцы. Получены известия о назначении генерала Алексеева начальником штаба Верховного Главнокомандующего. Скромный труженик, без связей фактически будет нашим Главнокомандующим. Это эпоха, это огромный шаг вперед, купленный целым годом позорных неудач и несчастий. Роятся новые надежды. Хотя и нет таланта, но есть серьезное знание военного дела, вдумчивость, большая работа, а главное - честность...

31 декабря. Гусятин. Кончился этот страшный год, год крестной муки, непрерывного отступления, год великого страдания армии. В этом году морем крови, горами трупов и громадной территорией русской земли заплатили мы за свою неготовность, за неспособность самодержавного строя организовать борьбу и подобрать настоящих людей у власти... Но этот год не прошел даром для народного самосознания, и негодование существующим строем разливается все шире и шире, охватывая страну, армию, офицерскую и солдатскую среду. Позора муки нашей народ не может простить тем, кого он считает виновником пережитых поражений. С глубокой скорбью должен я отметить, что главная причина наших неудач - система подбора людей у власти, на фронте и в тылу - остается в полной силе, и верховное командование, видимо, не сознает того решающего и гибельного влияния, которая эта причина имеет на ход войны. Если в этой области мы не пойдем на героические меры, то победы нам не видать и впредь, даже прихорошем вооружении...

Наш переход к нападению. 1916 год.

1 марта. Гусятин. Кампанию этого третьего года войны мы начинаем в сравнительно благоприятных условиях. Ценой великого страдания армии в 1915 году мы спасли нашу вооруженную силу от разрушения, ради которого пять месяцев на протяжении 500 верст немцы наносили всесокрушающий удар, разбившийся о наше упорство, потонувший в наших необъятных пространствах... Потребовав у народа нового колоссального напряжения, мы не только значительно оправились, но даже сильно продвинулись вперед во всех отношениях... Если же принять во внимание, что мы на своем русском фронте в полтора раза сильнее австро-германцев, то наши шансы на успех в этом году несомненны, и совместно с развившейся мощью наших союзников, казалось бы, в этом году мы сможем отбиться от немцев и кончить войну почетным миром. Однако лишь основное наше несчастье - наше неумение в общей массе воевать - осталось с нами, и этот тормоз способен все наши блестящие шансы в этом году свести на нет.

25 мая. Гусятин. И вот наступление началось. Сегодня третий день боя всего Юго-Западного фронта. Каждая армия наносит удар противнику на своем участке со скромной задачей приковать противника к месту, не дать ему стянуть резервы на участок, противостоящий нашему Западному фронту, где верховным командованием предположено нанести главный удар.

29 мая. Гусятин. Побывав в австрийских окопах, ясно видишь, насколько там легче переносить войну, чем нам. У них отличные, выложенные со всех сторон деревом окопы, деревянные настилы от грязи. Великолепные, сухие, светлые и теплые блиндажи-убежища для жилья. Помещения офицеров даже оклеены обоями. К самым окопам подходит узкоколейка, подвозящая все без хлопот, включая даже такую роскошь, как ликеры и пиво, которые были найдены в весьма большом количестве. Наши ничтожные материальные средства и слабая техника ставят войска в совершенно иное положение. Мы провели зиму в невероятных условиях. Печки пришли к нам лишь в конце января, и то заготовленные общественными организациями... Но общественные организации страны за два года не смогли изменить того, что являлось результатом наших общих свойств к началу войны. Даже блиндажи и убежища не скоро были построены, так как леса под рукой не было, подвозить издалека не хватает перевозочных средств. А об узкоколейках нам, при бедности нашей, почти не приходиться и мечтать. Наши войска холодали и мокли всю зиму напролет. Во время февральских заносов и стуж каждый день на фронте бывало по несколько десятков замерших людей...

2 сентября. Бугач. Оперативное отделение 7-й армии. Прошло целое лето непрерывных боев. Мы все время наступали, прерывая одну за другой укрепленные позиции противника и обратив намеченный верховным командованием демонстративный удар в главную решающую операцию. Мы продвинулись на 100 верст вперед, взяли около 400 тысяч пленных, около тысячи орудий, массу пулеметов и всевозможной военной добычи. Но на этом все и кончилось. В окончательном итоге - огромные, ни с чем несообразные потери. Лето стоит русской армии 600 тысяч убитыми и ранеными. Блестящая, казалось бы, победа этого лета не радует, так как реальных результатов нет никаких. Она ни на шаг не приблизила нас к окончанию войны, о котором определенно начинают тосковать теперь народ и армия... Начать с того, что главный удар был намечен на Западном фронте, а у нас в Галиции - лишь демонстрация. Между тем, ведь очевидно было, что на Западном фронте, где противником были немцы и где наши войска не были знакомы с техникой атаки укрепленной позиции, результатов достичь не удастся... Словом, на германском фронте мы ничего поделать не могли, несмотря на то, что туда были даны и огромные средства, и могущественная артиллерия, и прекрасные войска. Нам же почти ничего не дали, и благодаря слабой сопротивляемости австрийцев и нашей сносной технической подготовке наша демонстрация неожиданно для верховного командования развернулась в блестящий успех, в то время как на остальных фронтах операция закончилась снова кровавой неудачей. Тогда началась переброска наших войск с Западного и Северного фронтов к нам в Галицию. Но уже было поздно: германская железнодорожная сеть, гораздо более сильная, давала немцам возможность совершать переброски скорее нас и, несмотря на наше общее значительное превосходство в силах, немцы везде успевали ликвидировать наши успехи и останавливать наше наступление. Неспособность наших армий Северного и Западного фронтов к производству успешного наступления стоила нам очень дорого. Немцы как бы насмехались над нами, уводили с этих фронтов все резервы и ими останавливали наше победоносно развивавшееся на юге наступление. Мало того, и на нашем фронте, вместо того чтобы подвозимые в распоряжение фронта части группировать и наносить ими сильные, всесокрушающие удары, их разбрасывали по всему фронту. Поэтому нигде не удавалось достичь крупных результатов, но потери везде были очень велики... Словом, нас преследовал ряд ошибок и ряд наказаний за них. Но иначе и быть не могло. Ничто не изменилось в системе управления армией и в системе выбора лиц. Мы не можем дать больше, чем имеем сами. Только героические меры по обновлению большей части командного состава могли бы помочь беде, но наше старшее командование под давлением сил, вне армии лежавших, ничего в этом направлении сделать не может... Все это вместе: неудачный подбор командного состава, его неумение воевать и т.д. - привели к тому, что летнее наступление замерло, не закончив войны, но стоив нам бесконечно дорого, как с чисто материальной стороны, так и, главное, с моральной. Потеря веры в командный состав стала, к сожалению, общим явлением и выливается иногда в уродливые формы: так, 7-й Сибирский корпус по сигналу атаки не вышел из окопов и отказался атаковать, несмотря на блестяще проведенную подготовку артиллерии. Другой подобный случай был у наших соседей, 9-й армии, в Карпатах, где одна из дивизий (номера ее не запомнил) также отказалась выйти из окопов и атаковать. Подобные же случаи были и в ряде других мест, в большем или меньшем масштабе. Это явление уже прямо угрожающее. Видимо, терпение народа подходит к концу.

8 декабря. Румыния. Все те же неизменные причины, действующие с начала войны, приводят к тому, что из необычайно выгодного положения - присоединения Румынии к войне - мы вместо выигрыша получили только новый позор, заплатили за это потоками крови, тысячами погибших людей и, главное, не добились никаких результатов. (С началом первой мировой войны Румыния соблюдала нейтралитет, выбирая, чью сторону принять - Антанты или Четверного союза. Наступление Юго-Западного фронта летом 1916 года положило конец этим колебаниям. 27 автгуста Румыния объявила войну Австро-Венгрии. Однако в в силу военной отсталости Румынии и крайне низкой боеспособности румынской армии ее вооруженные силы были быстро разгромлены и почти вся ее территория занята противником. От окончательного уничтожения румын спасла Россия. Русская Ставка была вынуждена направить на румынский фронт 35 пехотных и 11 кавалерийских дивизий. Восточный фронт удлинился на 500 км. - С.Е.). Дело мира, совершенно необходимого теперь по внутреннему положению страны, так же далеко от нас, как и в начале войны. Мало того, из некоторых частей войск до нас донесся определенно тревожный ропот: оборонятся будем, а наступать не пойдем.

25 декабря. В отпуске в Петрограде. Думал отдохнуть немного от пережитого в Румынии, но в тылу готовятся события еще более страшные. Внутри страны обстановка прямо угрожающая. Россия кипит от негодования, так как угадывает причины, почему до сих не победили. Государственная дума, реакционный Государственный совет и даже съезд объединенного дворянства заговорили одним языком, настаивая на обновлении государственной жизни... Постоянная смена министров, выбрасываемых без всякого к тому основанию и замещаемых людьми совершенно случайными, полицейский режим, совершенно убивающий всякую творческую работу, довели страну до отчаяния. В высших слоях общества, всегда бывших опорой трона, недовольство так же сильно, как в низах... Словом, царь и его правительство сейчас совершенно изолированы и потеряли всякую опору в стране. Они виноваты, и народ их клеймит.

29 декабря. Петроград. Самое тяжелое - это нарастающий экономический кризис. Невероятное в России истощение средств к жизни, к которому привела бесхозяйственная расточительность в расходовании народных сил и средств; наши расходы поднялись до 18 миллиардов в год, причем 14 миллиардов добываются кредитными операциями и только остальные получаются от эксплуатации производительных сил народа. Вот какова несоразмерность требований стратегии со скудными экономическими средствами страны... Это невероятно, но мы взяли из страны до 15 миллионов людей, а в действительности имеем в окопах не более двух миллионов бойцов, да два миллиона у нас считается дезертиров, и около двух миллионов сдались в плен. Эти цифры показывают, насколько в народе слабо развито чувство долга перед Родиной... Нет в стране и рабочих рук. Людские средства исчерпаны, а воевать дальше нужно. То же самое и с лошадьми. Лошадей взято в армию до пяти миллионов, и перевозки в стране, за исключением совершенно необходимых, прекратились... Но даже запасы хлеба иссякли. В стране страшный недостаток хлеба, и никто не знает, как мы доживем до следующего урожая. В мирное время мы вывозили ежегодно хлеба на несколько сотен миллионов, а теперь его не хватает для себя. Длинные очереди стоят за куском хлеба на морозе и часто расходятся, не получив ничего. Народ начал голодать... Особую тревогу возбуждает железнодорожный транспорт, который все более и более приходит в расстройство. Паровозы, вагоны и особенно ремонтные мастерские за три года войны настолько расшатались, что мы без помощи заграницы не можем поправить дела... Словом, средства страны исчерпаны. Все хозяйство ее приходит в расстройство, вырисовываются силуэты краха, безработицы и голода... Все эти причины на фоне неудач или полуудач войны, не окупающих страшных потерь и крови, родят и питают недовольство. Оно растет в стране с каждым днем. И никто из ныне стоящих у власти людей не понимают и не видят, что это недовольство законно. Они думают, что доводы пулеметов и пушек, имеющихся в их распоряжении, будут убедительнее всех других. Страшно: ведь нельзя же забывать, что за пулеметами стоят живые люди, и если перетянуть напряжение, то пулеметы повернутся в обратную сторону. Хорошо ли это во время войны, я думаю, поймет каждый...

31 декабря. Петроград. Итак, у нас позади почти три года войны... Мы боролись долго и напряженно, несли жертвы неслыханные, но три года войны не завершились победой, не дали окончания войны, в то же время выжав из страны все силы, надорвав ее дух, ее веру в победу... Результатов никаких. Окончательной победы над Германией нет, и не видно конца... Только смена политической системы может спасти армию от новых несчастий, а Россию от позорного поражения. Армия потеряла терпение. На фронте она еще держится, но в тыловых гарнизонах, которые забиты массой людей, по большей части уже много раз побывавших на фронте и перераненных, да вдобавок с командным составом худшего качества, в этих гарнизонах идет брожение. Главная тема - нежелание солдат идти на фронт. Это всем известно... Мы должны ясно учитывать, что массы потеряли веру в своих руководителей, и эта потеря веры явилась неизбежной. В этом весь ужас положения...».

В Великую Отечественную войну через два года после начала войны Курской битвой завершился КОРЕННОЙ ПЕРЕЛОМ в войне, стратегическая инициатива перешла к нам и началось изгнание немецких оккупантов из СССР, а царская Россия через два с половиной года войны УТОМИЛАСЬ и рухнула, армия утратила боеспособность, а тыл погрузился в экономический кризис и политический хаос. Как говорил Глеб Жеглов, правопорядок определяется не наличием правонарушений, а способностью государства эффективно бороться с ними. Так и на войне, успех определяется в конечном счете способностью государства в кратчайшие сроки устранять недостатки и мобилизовать народ и страну, чтобы сделать все для разгрома врага и достижения победы. Наша Советская страна в условиях тяжелейших поражений и отступлений сумела сделать для себя уроки и не допустить экономического кризиса и коллапса промышленности и транспорта в отличие от царской России и в кратчайшие сроки, несмотря на потерю важнейших промышленных районов страны, организовать производство вооружений, качественно и количественно превосходящих вооружение противника. Сделать то, о чем писал в конце 1914 года тогда еще молодой офицер А.И.Верховский - «срочно строить заводы», но что не способна была сделать царская Россия.