Есть ли противник страшнее Путина?

В российском протестном движении происходит любопытный процесс. Он не бросается в глаза и, соответственно, вызывает мало комментариев. Однако мне кажется, что по большому счету его развитие важнее бесконечного однообразного выяснения вопроса о том, сколько же людей на этот раз вышло на улицу.

Неброско, постепенно меняется круг людей, воспринимаемых в качестве лидеров уличного протеста. Руководители Парнаса – наиболее именитые оппозиционеры (Борис Немцов, Владимир Рыжков, Михаил Касьянов) – сосредоточены, скорее, на делах своей возрождающейся партии. А Эдуард Лимонов вообще активно критикует протест, который разворачивается не под его началом.

На первый план выдвигаются люди, которых пару лет назад мало кто назвал бы кандидатами в общенародные лидеры протеста. Сергей Удальцов, Алексей Навальный, Илья Пономарев, Илья Яшин, Дмитрий Гудков. А еще Ксения Собчак, которая, может, и не потянула бы лидерство на своих хрупких плечах, но благодаря действиям следователей, организовавших наезд на ее квартиру, неожиданно стала фигурировать в числе основных ньюсмейкеров по данной теме.

И вот загадка: что объединяет тех, кто отходит, с одной стороны, и тех, кто выдвигается на первый план, с другой?

Политические взгляды? В какой-то мере. Среди людей, дистанцирующихся от протеста, много умеренных либералов, которые, возможно, ожидали полгода назад, что в митингующей толпе будет меньше радикалов. Но либерал Яшин, напротив, все более активен. Да и Навальный ведь не чужд либеральных ценностей. Словом, идейный аспект, скорее всего, не главный.

Рискну выдвинуть собственную гипотезу на этот счет. Дело здесь в том, что представители различных поколений по-разному смотрят на возможности, предоставляемые уличным протестом. Отходят в основном люди поколения пятидесятилетних. На первый план выдвигаются те, кому от тридцати до сорока.

В какой-то степени это, наверное, связано с тем, что у молодежи больше сил, больше энергии, больше готовности отсиживать сроки в плохих условиях, не обращая внимания на проблемы со здоровьем. Но дело, наверное, не только в этом. Чувствуется, что пятидесятилетние вообще не в восторге от протеста, хотя некоторые из них скрепя сердце декларируют свою поддержку и даже стараются порой помогать улице практическими делами. А вот тридцатилетние в митинговом движении – как рыбы в воде. Протест адекватен им настолько, что, кроме отторжения нынешней системы, они вообще мало о чем думают.

Похоже, они пока в основном руководствуются известной наполеоновской максимой (которую, кстати, любил Ленин): надо сначала ввязаться в бой, а там посмотрим. Возможно, что некоторые из них впоследствии будут достаточно конструктивны. Но это впоследствии… Когда дело дойдет до конструктива.

Протест, собственно говоря, и не может входить во всякие тонкости конструктивной работы. На то он и протест. Его задача – победить нынешнюю власть, скинуть ее любой ценой. У протеста всегда лишь один враг – тот, кто именно сейчас правит. Тот, кто именно сейчас не устраивает протестующие массы по той или иной причине. Массы эти полагают, что любая альтернатива нынешним правителям заведомо хороша. Потому что так жить, как сейчас, больше невозможно.

Для поколения пятидесятилетних (по крайней мере, сознательной его части) мир, конечно, выглядит совершенно по-другому. Эти люди, скорее, думают о том, кто придет на смену нынешней власти – левые или правые, рыночники или популисты, интернационалисты или националисты? Пятидесятилетние сначала стараются понять, за что они выступают, а уж потом начинают выступать.

Но дело здесь вовсе не в том, что они умнее тридцатилетних. Я так не считаю, и то, что сейчас пишу, отнюдь не является «старческим брюзжанием». Различия во взглядах и действиях поколений, как правило, определяются накопленным жизненным опытом.

Или, точнее, характером той эпохи, когда формировались взгляды людей.

Пятидесятилетние выросли в Советском Союзе. В стране экономики дефицита. В стране, где идеологическое давление было не в пример более жестким, чем в путинской России. В стране, где нельзя было незаконно отобрать заграничный паспорт (как отобрали его недавно у Ксении Собчак), по той простой причине, что заграничных паспортов вообще ни у кого не было. Их выдавали лишь тогда, когда власть вам разрешала выехать за границу.

Пятидесятилетний, если, конечно, он разумный и ответственный человек, не может считать, что нынешний режим – абсолютное зло. Поскольку, несмотря на свое явное несогласие с этой системой, он хорошо знает, что дела могут обстоять гораздо хуже. И если пятидесятилетний опасается, что протест выйдет за разумные рамки, он вряд ли станет его поддерживать. Лучше уж Путина потерпеть. У тридцатилетнего все по-другому. Причем не потому, что представитель этого поколения не понимает опасностей, которые известны старшим товарищам. Скорее, он спокойнее относится к рискам и более склонен двигаться вперед, поскольку старые проблемы представляются ему менее актуальными. С точки зрения молодого человека глупо топтаться на месте и сохранять нынешний режим из опасения, что на протестной волне вновь вернется советская система.

Кто не рискует, тот шампанского не пьет.

Хотя сам я принадлежу к поколению пятидесятилетних, в основном разделяю его опасения и полагаю, что существующий режим отнюдь не главное зло, но в то же время хорошо понимаю логику молодых, поскольку помню расхождения во взглядах «отцов» и «детей» 70-х годов. Хотя, конечно, ключевые моменты, по которым складывалось это расхождение, были иными.

Для тех, кто прошел через Вторую мировую, всякий вопрос о реформах представлялся второстепенным, хотя умные «отцы», естественно, желали трансформации советского строя. Но главным для них оставалось одно: лишь бы не было войны. Что же касается «детей», то умом мы, конечно, понимали ужасы войны, но, поскольку не имели, к счастью, собственного военного опыта, то больше интересовались возможными реформами и с симпатией глядели на западное общество потребления, которое видели, правда, лишь в кино.

Уличное протестное движение сегодня все больше сходится на том, что главная задача – это уход Путина. Полгода назад дела обстояли совершенно иным образом. Кто-то требовал честных выборов. Кто-то, выходя на улицу, надеялся пробудить власти к осуществлению насущных экономических преобразований. А кто-то полагал, что только так можно добиться от руководства страны социальной поддержки. Сегодня протест унифицируется. Идеологические разногласия отходят на второй план. Остается то, что объединяет. Здесь и сейчас.

В данный момент протест еще слаб. Но власть с каждым днем плодит все больше своих противников. Помимо общего неприятия системы людей в противостоянии с режимом объединяют многочисленные личные обиды, возникающие часто на голом месте из-за произвола чиновников или силовиков.

Пятидесятилетние при этом продолжают размышлять, взвешивать, оценивать. Тридцатилетние же объединяются для конкретных действий. Лет через 10 - 15 нынешние тридцатилетние станут доминировать в экономике, политике, масс-медиа. И к этому времени у них накопится очень много оснований быть недовольными.

Возможно, путинской системе удастся благополучно пройти через нынешние трудности и продержаться благодаря высоким ценам на нефть еще значительный промежуток времени. Но долгосрочная перспектива у нее плохая. Поскольку на первый план со временем выйдут те, кто считает, что именно эта система наш самый главный враг.