Сталин готовился к войне. Какой?

Долгое время в советских учебниках истории, объясняя разгром Красной армии в первые месяцы войны, рассказывали миф о безграничном доверии Сталина к берлинским «заклятым друзьям» после Московского пакта 1939 года. Однако пенсионер Вячеслав Молотов решительно отвергал рассуждения о наивности вождя. «Сталин поверил Гитлеру? — возмущался Молотов. — Он своим-то далеко не всем доверял!»

 Пониманию долгосрочных целей советской внешней политики в 1939–1941 годах и сталинских планов в предвоенные месяцы не хватает источников. За последние двадцать лет одни важные документы опубликованы целиком, другие опубликованы, но не полностью, о существовании третьих мы можем лишь догадываться — они до сегодняшнего дня скрыты в архивах под секретными грифами.

 Совершенно ясно одно — за период с 1 января 1939 года по 21 июня 1941 года Вооруженные силы Советского Союза значительно выросли: по личному составу — с 2,4 млн до 5,7 млн человек, по количеству дивизий — со 131 до 316, по количеству орудий и минометов — с 55,8 тыс. до 117,6 тыс., по количеству танков — с 21,1 тыс. до 25,7 тыс., по числу боевых самолетов — с 7,7 тыс. до 18,7 тыс. Такое наращивание вооружений за тридцать месяцев свидетельствует с очевидностью о том, что Сталин, целенаправленно и не покладая рук готовился к войне.

 Но к какой войне — оборонительной или наступательной? Этого мы с точностью не знаем. Впрочем, когда хотят побудить врага отказаться от агрессии — ему демонстрируют силу потенциального контрудара. Силу скрывают тогда, когда хотят неожиданно ударить сами. 3 августа 1941 года во время посещения штаба группы армий «Центр» в Борисове Гитлер мрачно сказал: «Если бы я знал, что у Сталина столько танков, я вообще бы не нападал на Советский Союз».
 
 Тайная речь Сталина

 Историки спорят о том, создавал ли пакт Молотова–Риббентропа благоприятные условия для развязывания «Второй империалистической войны» в Европе. В этой связи особое значение приобретает полемика вокруг так называемой речи Сталина 19 августа 1939 года, в которой советский лидер будто бы объяснил своим соратникам по Политбюро полезные резоны грядущего советско-германского соглашения. Пакт, по словам Сталина, убедит Гитлера в нейтралитете СССР, а затем приведет к затяжному вооруженному столкновению между нацистской Германией и англо-французским блоком. В результате этой кровопролитной борьбы неизбежно откроются перспективы для советизации разоренной и ослабленной Европы:

 «Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу, — якобы объяснял Сталин. — Если мы заключим договор о взаимопомощи с Францией и Великобританией, Германия откажется от Польши и станет искать модус вивенди с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный для СССР характер. Если мы примем предложение Германии, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Англии и Франции станет неизбежным <…> [тогда] мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну. Опыт 20 последних лет показывает, что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы захватить власть. Диктатура партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши <…>. В интересах СССР, чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком <…и > длилась как можно дольше с целью изнурения двух сторон».

 Оппоненты утверждают, что пресловутой «речи Сталина» 19 августа 1939 года на самом деле не было, а ее известный пересказ, независимо от вариативности существующих редакций и переводов, не более чем плод журналистских домыслов. И непоколебимое решение Гитлера напасть на Польшу никак не зависело от Московского пакта.

 Здесь, правда, возникает закономерный вопрос о том, почему же тогда Берлин так настойчиво добивался приема министра иностранных дел Германии Йоахима Риббентропа в Москве именно до начала вторжения Вермахта в Польшу. «Время не ждет, торопит, — сообщалось в меморандуме от 15 августа из Берлина для Молотова. — Желательно, чтобы события не опередили и не поставили нас перед совершившимися фактами». 17 августа посол Германии в СССР Вернер фон дер Шуленбург сообщил Молотову, что «центр тяжести» нового советско-германского соглашения будет составлять не сам пакт о ненападении, а секретный протокол. Поэтому «желательно получить от Советского правительства хотя бы эскиз протокола». Молотов ответил, что содержание протокола следует тщательно обсудить.

 На наш взгляд, роковая речь Сталина, в которой он четко обозначил решительную перемену курса — от уклончивого поиска компромисса с западными демократиями к заключению твердого соглашения с нацистской Германией, — все-таки была произнесена советским лидером 19 августа 1939 года. Косвенным доказательством может служить телеграмма Шуленбурга №189, отправленная из Москвы в Берлин 19 августа с отчетом о событиях этого важного дня.
 
 Два разных Молотова

 19 августа Шуленбург дважды виделся с Молотовым. В первый раз они разговаривали между 14 и 15 часами. Германский посол извинился за настойчивость, с которой он добивался встречи. Он знал, о чем говорил: подготовка к нападению на Польшу вступила в последнюю фазу («Время не ждет»). Советский нарком ответил немецкому дипломату с чувством юмора: «Когда того требует дело, то не стоит откладывать». Молотов не скрывал готовности к диалогу, но решительно отказывался «даже приблизительно определить время поездки» Риббентропа в Москву, ссылаясь на туманную необходимость тщательной подготовки такого важного визита. Особое внимание Молотов вновь уделил дополнительному секретному протоколу, который, по сообщению Шуленбурга, советская сторона рассматривала в качестве составной части будущего пакта. На том дипломаты и расстались.

 Складывалось впечатление, что Молотов по-прежнему тянет время, так как сохраняется неопределенность в выборе между Берлином и Парижем. Сталин продолжал взвешивать все «за» и «против». Такая ситуация, судя по содержанию немецких дипломатических депеш, весьма нервировала Гитлера — вероятнее всего, он действительно не считал возможным отдать приказ о вторжении в Польшу в состоянии неясности на Востоке.

 Однако примерно в 15.30 Молотов неожиданно попросил Шуленбурга вновь приехать в Кремль. Они встретились через час. На этот раз глава правительства СССР, нарком иностранных дел вел себя иначе. Он сообщил германскому дипломату, что за прошедшее время сделал доклад советскому правительству, получив указание передать Шуленбургу проект пакта о ненападении. Впервые называлась и возможная дата приезда Риббентропа в Москву: 26 или 27 августа. Шуленбург в телеграмме №189 отметил: «Молотов не объяснил мне причины резкого изменения своей позиции. Я допускаю, что вмешался Сталин». И с его предположением трудно не согласиться.

 Таким образом, из телеграммы №189 Шуленбурга следует, что в Кремле между 15.00 и 15.30 19 августа состоялось какое-то важное политическое совещание, участники которого обсуждали развитие советско-германских отношений. После совещания, благодаря решению Сталина, как полагал автор телеграммы, позиция Молотова неожиданно стала более благоприятной для заключения долгожданного пакта в ближайшее время. 21 августа дата визита Риббентропа окончательно была назначена на 23 августа.

 22 августа на совещании высшего генералитета в Оберзальцберге Гитлер с удовлетворением заявил представителям военной элиты рейха: «Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт». Рейхсканцлер рассказал слушателям о благотворном значении советско-германского сближения для разрушения антигерманской коалиции и ведения успешной войны против Польши. Более чем через тридцать лет Молотов, вспоминая о драматических августовских событиях, назидательно произнес замечательную по своей правдивости фразу: «Гитлер никогда не понимал марксистов».

 Кстати, вышеупомянутая речь фюрера в Оберзальцберге совершенно опровергает версию сталинской исторической школы о том, будто бы Московский пакт позволил оттянуть гитлеровское нападение на Советский Союз на два года. Летом 1939 года у Гитлера не было ни сил, ни ресурсов, ни планов, ни общей границы для полномасштабной войны против СССР на таком огромном театре военных действий.

 31 августа 1939 года на внеочередной сессии Верховного Совета Молотов выступил с программным докладом. О Гитлере он не сказал ни слова, но приветствовал «развитие и расцвет дружбы между народами Советского Союза и германским народом». Политиков либеральных стран Запада нарком иностранных дел назвал «зарвавшимися поджигателями войны», требовавшими, «чтобы СССР обязательно втянулся в войну на стороне Англии против Германии». В заключение докладчик подчеркнул: «Советско-германский договор о ненападении означает поворот в развитии Европы». На следующий день поворот действительно произошел.
 
 Подготовка к наступательной войне

 7 сентября в беседе с руководителями Коминтерна Сталин уточнил слова своего ближайшего соратника: «Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга». По мнению вождя, следовало «подталкивать одну сторону против другой, чтобы [они] лучше разодрались». «Польское государство раньше было нац<иональное> государство.

Поэтому революционеры защищали его против раздела и порабощения. Теперь — фашистское государство, угнетает украинцев, белорусов и т.д. Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным фашистским государством меньше! Что плохого было бы, если в результате разгрома Польши мы распространили бы социалистическую систему на новые территории и население?.. Надо сказать рабочему классу — война идет за господство над миром». (Запись по-русски Г. Димитрова, сделанная по памяти после встречи в его дневнике. РГАСПИ. Ф. 146. Опись 2. Дело 5. Листы 54-56.)

 Все эти высказывания вполне соответствовали смыслу и духу событий 19 августа 1939 года. Так очерчивались контуры войны, которую планировал и собирался в перспективе вести Сталин, но которая оказалась совершенно другой.

 В результате реализации Московского пакта 1939 года возникла общая граница между СССР и рейхом. Для победоносной наступательной операции требовались внезапность, решительное использование танковых соединений и ВВС на всю глубину обороны врага, массированное применение парашютных десантов, тщательная маскировка собственных намерений на стадии подготовки, подавляющее превосходство в силах над застигнутым врасплох врагом. Вариант, что враг попытается первым нанести сокрушительный удар, по всей вероятности, в Кремле даже не рассматривался.

 14 октября 1940 года Сталин окончательно утвердил «Соображения об основах развертывания» — документ, на основании которого осуществлялось все военное планирование до 22 июня 1941 года. Самая сильная группировка войск разворачивалась в Киевском Особом военном округе. Подготовленный к 11 марта 1941 года очередной вариант «Соображений» предусматривал нанесение главного удара на Юго-Западном направлении. В 1973 году маршал Иван Конев, назначенный в январе 1941 года командующим Северо-Кавказским военным округом, вспоминал о том, как его принимал нарком обороны маршал Семен Тимошенко в связи с вступлением в должность: «Он сказал: «Мы рассчитываем на Вас. Будете представлять ударную группировку войск в случае необходимости нанесения удара». 15 марта 1941 года Тимошенко приказал снабдить войска к 1 мая «смертными» медальонами с личными листками учета по требованиям военного времени.

 В тот же день командующий войсками Западного Особого военного округа генерал армии Дмитрий Павлов подписал директиву №008130 (номер в документе вписан от руки), адресованную военным советам армий, областным военным комиссариатам, командирам соединений и частей ЗОВО. Он приказал, ссылаясь на мобилизационный план 1941 года, к 15 июня «привести войсковые части и учреждения Округа в полную мобилизационную готовность» (подчеркивание в 1-м машинописном экземпляре директивы). Для укомплектования войсковых частей и учреждений предписывалось использовать все состоящие на учете возраста начальствующего состава запаса, за исключением лиц, пользующихся отсрочками призыва по мобилизации. Таким образом, мобилизация еще не объявлялась, но в мирное время призывались все командиры запаса, за исключением тех, кто имел бронь. Лица со средним и высшим образованием, проходившие действительную службу в войсках, оставлялись на должностях взводных командиров. Облвоенкоматам следовало производить приписку военнообязанных с десятипроцентной надбавкой к мобилизационной потребности. Датой представления доклада о мобилизационной готовности войск округа назначалось 18 июня. Скорее всего, аналогичные директивы подписали и командующие войсками остальных приграничных округов.

 В апреле 1941 года в западных военных округах началось сосредоточение 247 советских дивизий, составлявших более 80% наличных сил Красной армии. 5 мая в Кремле состоялся знаменитый банкет по случаю выпуска командиров, прошедших переподготовку при Военной академии им. Фрунзе. На банкете присутствовали около двух тысяч человек. В числе приглашенных был преподаватель Академии Генерального штаба комбриг Василий Малышкин, кадровый командир Красной армии, освобожденный из тюрьмы в 1939 году во время «бериевской либерализации».

 В разгар застолья один из гостей предложил тост за сталинскую миролюбивую политику. Однако Сталин неожиданно возразил, и Малышкин записал основные тезисы его незапланированного выступления: «Утверждение, что советское правительство успешно осуществляло мирную политику, является правильным, однако сейчас несвоевременно подчеркивать мирную политику советского правительства. Это значит неправильно ориентировать народ и направлять его мышление по такому пути, который более не соответствует современному этапу развития. Пришло время объяснить народу, что период мирной политики миновал. Нужно подготовить народ к мысли о необходимости войны, причем наступательной войны. Дальнейшие цели Советского Союза могут быть достигнуты только применением оружия».

 Между тем полномасштабное перемещение и накапливание войск на Западе СССР продолжалось. В мае — начале июня 1941 года под видом «Больших учебных сборов» в армию скрытно призвали 805 тысяч человек: 24% от личного состава мобилизуемых на время войны. В середине мая 1941 года в Генеральном штабе РККА был составлен последний, переработанный вариант оперативного плана, предусматривавший на Юго-Западном (основном) направлении разгром противника восточнее Вислы и овладение Краковом. Сосредоточение войск проходило в соответствии с планом, но даты и сроки перехода к активным действиям остаются неизвестными до сих пор.
 
 «Гитлеру ничего не оставалось делать, кроме как напасть на нас»

 Пенсионер Молотов, рассказывая о последних предвоенных месяцах 1941 года, в частных беседах ограничивался полупризнаниями, но в то же время весьма многозначительными: «Ошибка была допущена, но, я бы сказал, второстепенного характера, потому что боялись сами навязать себе войну»; «Гитлеру ничего не оставалось делать, кроме как напасть на нас, хотя и не кончена война с Англией, да он бы никогда ее не закончил — попробуй закончи войну с Англией!»

 Конечно, Молотов имел представление о геополитических взглядах Гитлера, изложенных в «Mein Kampf». Но бывший нарком иностранных дел связывал нападение Германии на Советский Союз летом 1941 года не столько с идеологическими установками нацистов, сколько с какими-то другими причинами, о которых предпочитал не слишком распространяться.

 24 мая 1941 года в Кремле Сталин провел расширенное и беспрецедентное по представительству военно-политическое совещание. В нем участвовали Молотов, Тимошенко, начальник Генерального штаба Красной армии генерал армии Георгий Жуков, из пяти западных округов — командующие войсками, члены военных советов и командующие авиацией, а также начальник Оперативного управления Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Ватутин и начальник Главного управления ВВС РККА генерал-лейтенант авиации Павел Жигарев. До сих пор, кроме проведения самого факта совещания, никакие подробности о нем не известны.

 4 июня Политбюро приняло решение о формировании к 1 июля 238-й дивизии, «укомплектованной личным составом польской национальности и лицами, знающими польский язык». Такое же национальное соединение, только финское, для использования в составе Красной армии было создано осенью 1939 года, накануне советско-финляндской войны.

 Кстати, сторонники классической версии о «миролюбивой сталинской политике» утверждают, что ни в одном архиве не найдены какие-либо документы, которые бы указывали на политическое решение Сталина о начале боевых действий против Германии. Однако нападение Советского Союза на Финляндию 30 ноября 1939 года тоже состоялось без какого-либо письменного решения о начале войны в указанный день и час.

 «Политическим решением» мог стать непосредственный приказ об открытии огня и переходе границы по достижении момента полной готовности. Но вот без подготовительных мероприятий к часу «икс», как и в случае с Финляндией, было не обойтись.

 19 июня 1941 года последовал приказ Тимошенко о создании фронтовых управлений на базе штабов западных военных округов. Фактически это означало готовность к открытию боевых действий в самое ближайшее время, потому что фронтовые управления создаются для войны. Вот один из таких документов, поступивший из Москвы 19 июня 1941 года на имя командующего Прибалтийским Особым военным округом генерал-полковника Федора Кузнецова, — из микрофильмокопированной коллекции генерал-полковника Дмитрия Волкогонова, хранящейся в Гуверовском архиве Стэнфордского университета в Пало-Альто (орфография сохранена).


Цитата: «Шифровка №5439, 5440
 Подана 19.6.41 в 4.00 Принята 19.6.41 в 4.20
 Поступила в ШО округа 19.6.41 в 4.25
 ВРУЧИТЬ НЕМЕДЛЕННО
 КОМАНДУЮЩЕМУ ВОЙСКАМИ ПРИБОВО Л И Ч Н О

 НАРОДНЫЙ КОМИССАР ОБОРОНЫ ПРИКАЗАЛ ВЫДЕЛИТЬ УПРАВЛЕНИЕ ФРОНТА И К 23 ИЮНЯ 1941 ГОДА ПЕРЕВЕСТИ ЕГО НА КП ПОНЕВЕЖ, ТЩАТЕЛЬНО ОРГАНИЗОВАВ УПРАВЛЕНИЕ ВОЙСКАМИ.

 Риге оставить подчиненное ВАМ Управление Округа во главе Вашим заместителем.

 Исполнение телеграфте.

Выделение и переброску Управления фронта сохранить строжайшей тайне, о чем предупредить личный состав штаба округа.

 №560/ЗНГШ Ж У К О В

 Расшифровал 04 час. 40 мин. «19» июня 1941 г.».

На бланке есть подчеркивания текста и рукописные пометки. Но кому они принадлежат, еще предстоит выяснить. Таким образом, версию о том, что Сталин и советское военно-политическое руководство не готовились к войне, необходимо сдать в архив.

 «Мы были готовы! — кипятился пенсионер Молотов, отвечая на замечания о неготовности. — Как это не были?» Были, конечно. Готовились. Только вот к чему?..

Охота