Быков: министр культуры должен быть ньюсмейкером

Первые отклики на возведение Владимира Мединского в ранг министра культуры были так единодушно бранчливы, что хотелось защитить его хотя бы из чувства противоречия. Теперь, когда он успел высказать несколько инициатив и произвести первые назначения, могу заявить с полной уверенностью: его деятельность мне нравится.

Понятно, такая оценка в наше время может стоить репутации. Наверняка появятся люди, которые храбро заметят, что их давно смущает моя недостаточная либеральность, да вот и обыска у меня не было, а стало быть, каждая моя строка проплачена. Но ведь такие люди были и будут всегда, не для них я, что называется, цвету. Все действия властей я давно оцениваю не с точки зрения морали, а исключительно в категориях «полезно–вредно». То, что делает Мединский, по большей части ужасно, но полезно. Те, кто умеет считать более чем до двух, наверняка со мной согласятся.

От министра культуры не требуется либеральность или прогрессивность, патриотизм или западничество, пристрастие к авангарду или слезы при виде картины Шишкина «Рожь». Министр культуры должен быть ньюсмейкером, только и всего. Он должен шевелиться, вбрасывать в общество темы для дискуссий, создавать информационные поводы. Консенсус в обществе не его задача. Как заметил однажды Андрей Синявский (когда автор этих строк при нем понадеялся на консолидирующую функцию культуры), эстетические споры всегда были непримиримее политических. Мы охотнее прощаем безнравственный поступок, чем некрасивый. Культура вообще не сфера компромиссов, и чем больше негодования и свиста будет вызывать каждая инициатива министра культуры, тем лучше для культуры — она переместится в центр общественного внимания. Министр культуры или образования не должен быть менеджером par excellence — нарком просвещения Луначарский, думаю, и вовсе был никаким, но он любил и умел спорить, наслаждался собственным ораторством (нередко фанфаронским), при нем в культуре был воздух. Его среда — диспут, у него было море инициатив, хотя бы и спорных, и во всевластие запрета и директивы он не верил, в отличие, скажем, от Щелокова. Добавим к этому, что он был человек просвещенный даже по меркам Серебряного века, читал книги, знал языки, сочинял пьесы (плохие, но тем интереснее).

Мединский ни с какой стороны не Луначарский (разве что писатель, давно у нас не было писателя на министерском посту), но у него есть идеи. То есть с ним есть о чем говорить. Во-первых, он отказался сразу запрещать «Сон в летнюю ночь» в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко по сомнительному обращению родителей. То есть он, собственно, и права не имел бы запретить — театр непосредственно подчинен не ему, — но мог бы и не вспомнить об этом, мало ли кто у нас на что не имеет права, а запрещают и считаются особо духовными. У нас же целый отряд духовных вождей, искренне убежденных, что культура есть система табу, и только, что запрет так же повышает культурность, как паранджа, говорят, повышает у мужчин либидо. Мединский деликатно охладил пыл возмущенных родителей, уже спасибо.

Во-вторых, он выступил с инициативой захоронить Ленина и переименовать улицы, названные в честь русских террористов. Инициатива, товарищи, это всегда отлично! Я много раз говорил о том, почему, на мой взгляд, хоронить сегодня Ленина ни в коем случае не следует — это означало бы похоронить надежды масс на то, что у них, глядишь, все получится. Ленин безусловно заслужил погребение — как с точки зрения его противников, желающих, чтобы не строили мавзолеев диктаторам, так и с точки зрения сторонников, отлично понимающих, что сам вождь от такого посмертного будущего пришел бы в ужас. Но делать это сейчас — значит губить хорошее дело политической конъюнктурой. Почему же инициатива Мединского хороша? Потому что она наглядна, показательна, заставляет думать о Ленине, читать и перечитывать его «Государство и революцию», где масса ценных мыслей. Как ни странно, сегодня похоронить Ленина — значит его реанимировать.

Это же касается Перовской, Желябова и прочих героев русского освободительного движения (Войков — отдельная история, не тот масштаб). Что знает современный школьник о Кибальчиче? «Нетерпение» Трифонова он читал? Что говорят ему имена Халтурина, Каляева? Переименование заставит его задуматься. Он, глядишь, Юрия Давыдова откроет, о Борисе Савинкове узнает, Алданова пролистает. Народовольцы были, конечно, цареубийцы, и все-таки, тысяча извинений, они были святые. Спор этот для русского общества не нов, вспомнить хоть тургеневский «Порог»: «Дура! — проскрежетал кто-то сзади, «Святая!» — донеслось откуда-то в ответ». Правы оба, но много ли мы знаем примеров святости в сочетании с рассудительностью? Важно, что любой, кого критикует государство, сегодня имеет повышенный шанс на внимание общества. Если министр культуры решил тушить огонь соломой — спасибо ему!

Следующий подвиг Мединского состоял в бросании нового рулевого на кино. У отдельных кинематографистов еще были иллюзии насчет сотрудничества с государством, сегодня же самый лояльный режиссер содрогнется при мысли о необходимости идти на поклон к Ивану Демидову. Это круче коня в сенате и нижнетагильского спецпредставителя, ибо и у коня, и у спецпредставителя имелись заслуги в своей области; Иван же Демидов — такое прискорбное и одновременно комическое зрелище на всех этапах своей эволюции, от шоуменства до телеканала «Спас», что теперь у нас, тьфу, не сглазить, обязано наконец появиться независимое кино. Государство и так незначительно финансировало все проекты, кроме михалковских, теперь его участие в кинопроцессе сведется к минимуму, и у нас, по некоторым признакам, уже зарождается свой малобюджетный неореализм — копеечное, но свободное кино про здесь и сейчас.

Внушает оптимизм и недавняя история с приглашением Ирины Прохоровой в председатели общественного совета по культуре при министерстве. Ирина Прохорова, рискну сказать, в некоторых отношениях почти двойник Мединского — надеюсь, это сравнение ее не оскорбит. Дело не в том, что она тоже выступает за скорейшие похороны Ленина, нет, тут сходство темпераментов, психотипов. Делать из нее профессионального оппозиционера так же наивно, как ожидать антиправительственного радикализма от ее младшего брата. Приняв в свое время вполне заслуженную Государственную премию за журнал «Новое литературное обозрение», она, полагаю, не покривила душой. Отказ основательницы НЛО от общественного поста — под благовидным предлогом занятости — лишь подчеркнул эту симметрию. Хорошо и то, что Мединский не побоялся предложить сотрудничество влиятельному и самостоятельному человеку, имеющему вдобавок, не знаю почему, репутацию либерала — думаю, не только в смысле менеджерского таланта, но и по части авторитарности она могла бы дать ему серьезную фору. У врагов Мединского есть шансы — врагу Ирины Прохоровой я не позавидую. То, что они не договорились, хорошо и для Минкульта, и для НЛО, и для культурной ситуации в целом: их объединение, гипотетический союз патриотизма со структурализмом, могло бы выжечь все живое на много верст кругом.

Мединского называют иногда комсомольцем, припоминая ему комсомольскую карьеру в МГИМО. Преимущество такого психотипа — в активности. Министр культуры не может быть карьерным дипломатом, боящимся сказать лишнее слово, даже если он при этом прекрасный человек. Активность и даже активничанье — ровно то, что сегодня нужно, и в некотором смысле чем хуже, тем лучше. Я убежден, что у Владимира Мединского еще много идей, одна другой перспективнее и занятнее. Мы будем их обсуждать, принимать, негодовать — это и есть культурная жизнь. И если за время его пребывания в должности российская культура окончательно выучится независимости от государства, его мнений и щедрости, — это само по себе будет величайшей заслугой автора романа с символическим названием «Стена».