Юг России на грани войны

"Борьбу с подпольем усилить, всякие переговоры прекратить"

Весь май в разных районах Дагестана шли спецоперации. 19 мая в Новолакском районе прочесывали лес — нашли палатку боевиков, потом — двоих хозяев палатки, Зураба Абдуразакова и Валерия Исаенко: первый, как утверждают правоохранительные органы, возглавлял новолакскую группу боевиков, второй приехал из Астрахани, чтобы стать боевиком. Абдуразаков и Исаенко в ходе перестрелки с военными были убиты. В тот же день в Махачкале полиция пыталась остановить для проверки автомобиль: раздалась стрельба, "ответным огнем" находящиеся в машине люди были убиты. Как утверждают в УФСБ республики, убитые Казбек Рашидов и Михаил Кутбудинов были диверсантами, засланными в Махачкалу для осуществления терактов. Третьим в этой группе был Махмуд Мансур, убитый днем ранее. Но о ликвидации Мансура — чуть позже. 

20 мая в Хасавюрте силовики заблокировали дом бывшего полицейского Мурада Нурмагомедова, в котором находился подозреваемый в связях с НВФ Арслан Мамедов. Оба отказались сдаться и открыли огонь — оба были убиты. Во время спецоперации один сотрудник СОБРа получил ранение. После того, как были убиты Мамедов и Нурмагомедов, силовики заявили, что Мамедов был главарем бандподполья, амиром Северного сектора, а Нурмагомедов — его подельником.

В тот же день в Сергокалинском районе силовики предотвратили целую серию терактов. Прочесывая лесной массив, обнаружили схрон — две пластиковые бочки емкостью 200 литров, в которых находились девять готовых к применению самодельных бомб, оружие и боеприпасы. Еще две бомбы были обнаружены на дороге. В МВД Дагестана утверждают, что мощность бомб составляла свыше 120 кг в тротиловом эквиваленте. Бомбы были уничтожены. 

22 мая на 6-м километре трассы Махачкала—Астрахань сотрудники республиканского УФСБ России и Главного управления МВД России по СКФО попытались задержать автомобиль, в котором находился "предполагаемый член НВФ". Между силовиками и подозреваемым произошла перестрелка: подозреваемый скрылся, три сотрудника правоохранительных органов были ранены. Двое из трех раненых скончались в больнице — сотрудник УФСБ и полицейский ГУ МВД по СКФО.

Все описанные случаи являются официальными данными правоохранительных органов Дагестана, и если смотреть на происходящее в республике только через призму официальных данных, ситуация кажется однозначной: боевики активизировались, силовики с ними воюют, противостояние растет. В связи с этим появляется потребность в дополнительных силах, вооружении, финансировании. За последние полгода в Дагестан введено более 20 тысяч военнослужащих из других регионов России. И судя по всему, это не предел.

Дагестанские правозащитники говорят, что "активизация" боевиков носит странный характер: из сводок становится ясно, что происходят боестолкновения, и провоцирующие их боевики убиты (или скрылись) — но практически нет случаев, чтобы в результате боя остался свидетель от подполья и дожил до суда.

Внутри дагестанского МВД — своя версия. Там убеждены, что боевики действительно "озверели", но не сами по себе, а потому что на них усилили охоту. Мой знакомый из МВД Дагестана рассказывает, что это произошло после теракта 3 мая на посту ДПС "Аляска 30", расположенного на окраине Махачкалы. В тот день на посту случился двойной взрыв, с интервалом в 15 минут, погибли 12 человек, в том числе мирные жители. В Москве этот теракт расценили как предупреждение к инаугурации Владимира Путина. По словам офицера из дагестанского МВД, сразу после теракта "из центра" спустили установку: борьбу с подпольем усилить, всякие переговоры прекратить (в том числе и в рамках комиссии по легализации и адаптации боевиков, которая работает в Дагестане), до Олимпиады в Сочи зачистить все до последнего куста в лесу. Поэтому в некоторых районах войска выжигают целые кварталы леса. "А какой смысл жечь лес, если там от силы, ну, процентов пять от всего подполья? — удивляется полицейский. — В основном эти ребята в городах живут, у своих знакомых, родственников".

Местные силовики считают, что присланные из других регионов подразделения "ситуации не понимают" и действуют, как во время войны в Чечне — жестко и не сильно разбираясь, кто прав, а кто нет.

"Нам позвонил человек, русский. Он не разрешил выходить нам из дома"

Важной иллюстрацией к происходящему в республике служит спецоперация, которая случилась в Махачкале 18 мая. К дому номер 1 по улице Юбилейная подтянули спецподразделения и бронетехнику. По данным спецслужб, в доме находился опасный боевик Махмуд Мансур (тот самый, который, по версии силовиков, в составе группы из трех человек был заслан в Махачкалу для диверсионных актов). Но, кроме боевика, в доме оказались женщины и дети, которые пожелали покинуть дом. Однако их не выпустили. Хозяйка дома Зарина Мансур позвонила правозащитникам, а те связали ее с московскими коллегами. "Я хотела выйти погулять с ребенком и увидела, что дом окружен БТР и вооруженными людьми", — сообщила женщина по телефону. Из ее слов стало известно, что в доме находится ее 19-летний сын Махмуд Мансур, его жена Анжела Далгатова, друг семьи Абдурахман Магомедов с женой Фатимой и двое малолетних детей. К вечеру у дома собралась толпа — пошел слух, что готовится расстрел дома.

"Нам позвонил человек, русский, представился сотрудником ФСБ, — рассказала Зарина Мансур сотрудникам правозащитного центра "Мемориал", — он сказал, что отвечает за операцию и что мы должны слушать только его. И он не разрешил нам выходить из дома".

В дело попытались вмешаться власти Дагестана, но "человек из ФСБ" никого не слушал. Как потом поясняли журналистам сотрудники МВД, спецслужбы опасались, что во время выхода женщин и детей боевик попытается прорваться из дома.

Как бы то ни было, а двое детей и женщины почти сутки оставались заложниками. К ним не пустили даже сотрудника правительственной комиссии по адаптации боевиков к мирной жизни Шамиля Мутаева. Напряжение вокруг этой истории стало таким высоким, что местные жители перекрыли проспект Акушинского — в знак протеста против блокады дома.

Только под утро женщинам, детям и Абдурахману Магомедову разрешили выйти. На вопрос силовиков, готов ли сдаться Мансур, его мать и жена ответили, что "не уверены", а его друг Абдурахман ответил, что "Махмуд не выйдет".

Вскоре силовики начали штурм дома, Махмуд Мансур был убит.

Правозащитники считают,  что если бы не шум, поднятый вокруг блокированного дома, в котором находились женщины и дети, жертв у этой спецоперации могло быть больше.

По словам председателя комитета "Гражданское содействие" Светланы Ганнушкиной (именно с ней общалась Зарина Мансур), правозащитники столкнулись с резким нежеланием силовиков вести какие-либо переговоры — ни с обитателями блокированного дома, ни с представителями местной власти. Ганнушкина утверждает, что силовики с самого начала лгали о том, что женщины и дети из дома выпущены, потому что не хотели никакого посредничества. И такое поведение подтверждает сказанное мне офицером МВД: существует четкая установка уничтожать боевиков без всяких переговоров. И, к сожалению, отсутствует установка сохранять жизни — как мирных людей, так и боевиков. Такая тактика, по мнению Ганнушкиной и руководителя проекта "Горячие точки" ПЦ "Мемориал" Олега Орлова, накаляет обстановку и настраивает людей против власти.   

После того, как Махмуд Мансур был убит, его знакомого Абдурахмана Магомедова доставили в ОВД Кировского района Махачкалы. К нему не пустили адвоката. Появилась информация, что задержанного избивают. К РОВД стали подтягиваться люди, более ста человек громко выражали недовольство и требовали освобождения Магомедова. Такая реакция — единственный способ "отбить" человека у силовиков. В Дагестане продолжают похищать молодых мужчин, у правозащитников есть данные о том, что некоторых похищенных пытают и убивают. Поэтому каждый, кто пришел 19 мая к Кировскому ОВД, понимал, что завтра то же самое может случиться и с ним. Ситуация вышла из-под контроля, когда раздраженные люди набросились на местную журналистку, которая снимала происходящее на видеокамеру. Девушку едва отбили сотрудники полиции. Началась потасовка, в полицию полетели камни и пластиковые бутылки, полиция открыла стрельбу в воздух, к месту потасовки стянули дополнительные силы. Несколько человек были задержаны — в тот же день им присудили по 3-5 суток за мелкое хулиганство. Впрочем, у уголовного дела, возбужденного по факту нападения на полицейских, скорее всего, будут совсем другие итоги. 

"Мы можем потерять Дагестан"

По мнению правозащитников, у мирного сценария в Дагестане много противников. Олег Орлов считает, что в Дагестане, где наиболее остро протекает вооруженное противостояние между вооруженным подпольем и государством, на диалог не настроены ни те, ни другие. Подполье пытается силой навязать всему обществу Дагестана свое представление о правильном "исламском образе жизни". Силовые же ведомства гребут под одну гребенку и террористов, и простых членов салафитской общины, которые не воюют, а только молятся. По мнению Орлова, на теракты в Дагестане силовики решили отвечать государственным террором. Бессудные казни, похищения, пытки, секретные тюрьмы, фальсификации уголовных дел — реальность для Дагестана.

Правозащитники отмечают, что 29 мая в республике прошла уникальная встреча — впервые представители салафитской общины (называемые ваххабитами) и официального Духовного управления мусульман сели за стол переговоров. Приняли резолюцию о необходимости разрешать все возникающие спорные религиозные вопросы (часто именно они становятся предметом противостояния) путем обсуждения в научном диспуте, для чего был создан совместный орган, состоящий из равного количества исламских ученых с обеих сторон. А муфтий Дагестана Ахмад-хаджи Абдуллаев призвал мусульман к терпимому отношению друг к другу. Казалось бы, эта встреча могла положить начало мирному диалогу и снижению накала противостояния в обществе. Однако уже 3 мая на посту "Аляска 30" случился теракт, который перекрыл все мирные инициативы и дал старт кампании по жесткому подавлению любого сопротивления.

Сегодня на Северном Кавказе применяются две модели борьбы с вооруженным подпольем, констатирует Олег Орлов. Одна из них характерна для Чечни и направлена на истребление боевиков и любых признаков "ваххабизма". Вторая — "дагестанская модель" — призывает к диалогу и терпимости, ведь фундаменталистский ислам на Северном Кавказе уже присутствует, и вытравить его огнем и мечом невозможно: это лишь вызовет рост протестных настроений и популярности этой ветви ислама. Поэтому, по мнению экспертов, путем общественного договора нужно выработать механизмы совместного существования с умеренными салафитами, а для радикалов создать каналы возвращения к мирной жизни.

Конечно, политика "мягкой силы" не дает мгновенных результатов. Но это процесс, который, по мнению Орлова, закладывает основы прочного мира. Но налаживание диалога не устраивает ни радикалов, ни силовиков: боевики срывают мирный процесс терактами и убийствами; силовики саботируют работу Комиссии по адаптации, нарушают гарантии, данные государством сдавшимся людям, продолжают нарушать права человека, что, в свою очередь, очень на руку радикалам. Только за две первые недели мая в Дагестане похищено 10 человек — свидетели утверждают, что похитители были в камуфляжах, масках и с оружием. Местонахождение нескольких человек впоследствии было установлено — они оказывались в районных ОВД.  

В таких условиях любая стычка может привести к полномасштабному противостоянию, отмечают в "Мемориале". Пока силовики не начнут действовать строго по закону, сопротивление не может быть сломлено: любая несправедливость рождает массовый протест.

На прошлой неделе федеральный центр разрешил МВД Чечни проводить спецоперации на территории Дагестана и Ингушетии. Таким образом, в Москве подтвердили свою лояльность к Рамзану Кадырову и его крайне жестким методам борьбы с подпольем.

В Дагестане считают, что "чеченские методы" здесь не только не сработают, но и станут причиной роста гражданского противостояния — в Дагестане слишком много факторов, включая этнический и религиозный, существенно отличающих ситуацию в этой республике от чеченской.

В Дагестане убеждены: есть только один способ удержать республику от войны — федеральный центр должен требовать от местных и приезжих  силовиков строгого соблюдения закона во всем, будь то расследование преступлений, или задержания подозреваемых. "Иначе мы можем потерять Дагестан, — говорит Биякай Магомедов. — Все, что сейчас здесь происходит, очень похоже на то, что творилось в Чечне в 1993-1994 годах. Начнется война, и будут гибнуть солдаты со всей России. Обратите на это внимание все, пока не поздно".