О польском гоноре и российской гордыне

16 апреля 2012 г. Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в Страсбурге принял решение по иску польских граждан, члены семей которых были расстреляны в ходе Второй мировой войны в Катыни. Массовое убийство польских военнопленных было названо Европейским судом военным (а не военно-должностным, как настаивала Россия) преступлением, по которому не существует срока давности, и наша страна, принявшая в 1991 г. на себя права и обязательства СССР, была признана нарушившей конвенцию. Также суд объявил, что не смог проанализировать все материалы дела, так как не получил важные документы из Москвы, на основании чего заключил, что Россия не отнеслась к семьям погибших с состраданием и сочувствием.

Каждая из сторон восприняла решение Европейского суда, исходя из своих интересов. В России оно вызвало в основном отклики официальных лиц, занимавшихся этим делом. Так, глава аппарата полномочного представителя президента России при ЕСПЧ Андрей Федоров заявил: «В пользу России вынесено решение по главному пункту: вопрос о возобновлении расследования катынского дела находится вне рамок компетенции ЕСПЧ». По его словам, «события, которые произошли в 1940 году, не подпадают под юрисдикцию Европейского суда по сроку давности соответствующих событий». Удовлетворение этого требованию, по мнению Федорова, стало бы «точкой давления на Россию». Полпред главы государства при ЕСПЧ также подчеркнул, что Москва имела все основания для засекречивания постановления о прекращении расследования катынского дела, которое последовало в 2004 г. «за смертью обвиняемых».

В Польше, для которой расстрел в Катыни является одним из самых болезненно воспринимаемых событий, решение суда вызвало противоречивые комментарии. Например, Тадеуш Мазовецкий, бывший премьер-министр, заявил: «Я оцениваю приговор положительно. Впервые по катынскому делу высказался международный орган, к тому же в пользу польских граждан». Но Роман Кузняр, советник президента Польши по международным вопросам, выразил разочарование решением суда. «Я ожидал, – заявил Кузняр, – что он даст оценку российскому расследованию, однако он от этого уклонился, а в качестве одного из оснований назвал то, что Россия не предоставила следственных материалов». А вот адвокат Иренеуш Каминьский, который представляет в ЕСПЧ интересы поляков, обратил внимание на то, что «Россия в определенном смысле выиграла от того, что не сотрудничала с Судом, и это поразительно. ЕСПЧ постановил, что рассмотрение основного обвинения – нарушение права на охрану жизни, проистекающее из недобросовестного расследования катынского преступления – выходит за рамки его компетенций».

«Примирение, которое существует с Германией и которое мы хотели бы иметь с Россией, – заявил 14 мая 2012 г. министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский, – должно быть основано на исторической правде. В этом отношении есть прогресс, и Дума осудила как сталинские преступления события в Катыни, где агенты секретной службы НКВД уничтожили 22 000 поляков. Но есть и проблемы: члены семей пострадавших не могут добиться в российской правовой системе справедливости». Проблема состоит в том, что каждая из сторон понимает «историческую правду» по-своему и делает из нее выводы, какие для нее более желательны. Невозможно не заметить, что в Польше происходит переосмысление Второй мировой войны и переоценка ее итогов. Например, Войчех Рошковский, сотрудник Института политических исследований Польской академии наук, выражает свое отношение к роли своей страны в этой войне таким образом: «Отнесение Польши к числу победителей означает признание, что мы были в антигитлеровской коалиции, а победа СССР дала нам какие-то плюсы.

Я не говорю, что она ничего нам не дала, так как она принесла освобождение от Гитлера. Но одновременно она принесла нам порабощение. Так что я бы назвал это “поражение в рядах победителей”». А некоторые польские политические и общественные деятели даже проводят прямую связь между расстрелом польских офицеров в Катыни в 1940 г. и гибелью президента Леха Качиньского и многих высокопоставленных поляков в результате падения самолета 10 апреля 2010 г. в лесу под Смоленском.

В России же многие высказывают опасение, что польские претензии по «катынскому делу» предъявляются в рамках тщательно спланированной на Западе кампании: возложить равную вину за развязывание Второй мировой и на Гитлера, и на Сталина. Например, генерал Леонид Ивашов утверждает, что истинная цель «катынского процесса» – «дискредитировать Россию, ослабить ее влияние в Европе, ослабить ее мощь вообще». По его мнению, Россия понесла от признания своей ответственности за Катынь большой ущерб. «Этим признанием мы понизили свой геополитический статус, – считает генерал, – понизили уважение к нашей стране, нашей истории во всем мире. Это первое. Второе – мы создали прецедент для предъявления подобных обвинений и требований для других стран. Вот уже и прибалты говорят, что мы должны им за оккупацию. А завтра, если заплатить полякам, полмира предъявят претензии». Возможно, именно из-за таких опасений в архивах и «не находятся» многие важные документы, способные пролить свет на трагические события прошлого, и не передаются материалы следствия, на которых стоит предусмотрительно поставленный гриф секретности. А в качестве ответных претензий предъявляется обвинение Польше в ответственности за гибель в 1919-1922 гг. в польских концлагерях десятков тысяч пленных красноармейцев.

Следует заметить, что различное отношение России и Польши к своему прошлому (причем, не только в отношении друг к другу) и обострение исторических споров в России и Польше имеют во многом общую причину. В обеих странах остаются актуальными проблемы формирования национальной идентичности, а при обсуждении подобных вопросов история часто используется в качестве «царицы доказательств» при обосновании любой позиции, становясь «политикой, опрокинутой в прошлое». Так, в интеллектуальной элите Польши набирает силу идеологическое течение за новый подход к истории, суть которого польский историк Роберт Траба передает словами: «Мы охотно вспоминаем минуты славы и побед, но предпочитаем не думать о событиях постыдных или представляющих нас в невыгодном свете». Но и в России, по словам историка Никиты Петрова, «никто не хочет признавать того, что у нас была страна, творившая такие чудовищные злодеяния. Отсюда и попытки найти другие примеры. Чаще всего в современной литературе мы встречаем утверждение, что в те времена в Европе были и другие репрессивные режимы, все занимались репрессиями, почему только мы одни?». При таком выборочном отношении к своему прошлому, нежелании объективно разобраться в нем, в стремлении ухватиться за любые завиральные теории, снимающие всякую вину с нас и перелагающие ее на силы извне, Польша и Россия обречены еще долго искать друг у друга «скелеты в своем шкафу».