Михаил Соломатин: левые – налево

Почему в России, которую еще недавно называли страной победившего социализма, нет нормальной социалистической партии? Почему мы и в этом отстали от всей Европы?

24 апреля состоялся учредительный съезд социал-демократического союза «Левый альянс». Движение, инициаторами создания которого стали депутаты-эсеры отец и сын Гудковы, Илья Пономарев и член Общественной палаты РФ Елена Лукьянова, направлено на объединение широкого спектра левых сил. По словам Гудкова-старшего, на базе «Левого альянса» может быть создана новая партия. Я не хочу гадать, что из этого получится (скорее всего, то же, что получается со всей продукцией отечественного партстроительства), но сама идея объединения левых сил очень нетривиальна для страны, в которой совсем недавно построили было «развитой социализм», а на выборах и по сей день каждый кандидат (вплоть до правых) делает ставку на социальные обещания и посулы.

Многие говорят, что вся политическая повестка современной России – левая. Однако левые левым – рознь. Россия – ни в коем случае не социалистическое государство, хотя перед выборами власти ведут себя так, будто коммунизм если еще не построен, то уж точно на подходе. Главный претендент на звание левой партии – КПРФ – объединяет не столько левых, сколько людей, испытывающих ностальгию по советскому прошлому. Шутка ли: едва ли не самой актуальной темой «левой повестки» России становится отношение к Сталину и вопрос о перезахоронении Ленина. В какой-то мере можно назвать российский электорат социалистическим, но и в таком определении таится неточность, которая искажает картину едва ли не полностью.

На одной из телепередач, посвященных подготовке к президентским выборам, ведущий Владимир Соловьев поинтересовался у Геннадия Зюганова, отчего бы ему не прервать преемственность с КПСС и не сформировать нормальную социалистическую партию. Главный коммунист страны не смог дать внятного ответа, однако очевидно, что такая трансформация для КПРФ решительно невозможна. Не смогут парламентские коммунисты отказаться от возможности продавать старушкам старый советский бренд, расхаживая «от двери к двери» эдакими коммивояжерами.

Из-за отсутствия мощной социалистической партии Россия, прямо скажем, несколько странно смотрится на фоне Европы. На днях в одной из самых влиятельных стран Евросоюза Франции кандидат от Социалистической партии выиграл первый тур президентских выборов, а, например, Норвежская рабочая партия с 1927 года почти без перерывов побеждает на выборах в парламент. В Социалистический интернационал входит 156 партий из 126 стран, при этом 116 партий являются полноправными членами, у 26 организаций статус консультативных членов и 14 партий являются наблюдателями. Россию же представляет в Социнтерне «Справедливая Россия», причем в качестве наблюдателя, то есть даже без права совещательного голоса.

На самом деле левой политики в России вовсе нет. Нет, впрочем, и правой – но это вопрос отдельный. Почему же в России, вышедшей (да и не вышедшей еще) из СССР, нет левых партий в европейском понимании? Да потому, что им неоткуда взяться. У нас сложилось неверное представление, будто левые только требуют (по праву или нет – сейчас не имеет значения). На самом деле, это не так. В Европе левый активно борется за свои права, в России – ждет, когда их ему принесут. Конечно, было бы неправильным утверждать, что европейским левым вовсе чужда позиция «государство обязано мне уже тем, что я соизволил родиться», но даже сама эта позиция проявляет себя по-разному.

В Европе она наследует марксизму и троцкизму, вплетается в философский контекст и культивируется, преподается в университетах, например. В России левая идея не культивируется, а вылеживается на диване. Она существует не в культурном контексте, а в историческом, поэтому ориентирована не на строительство нового, а на сожаление об утраченном старом. Вопрос «зачем исчезло?», заданный еще в 78-м году Юрием Кублановским, предельно сжато выражает суть нашего отношения к действительности, сложившегося не в какие-то незапамятные времена и не просто в советский период, а конкретно в брежневское время, которое и стало для России «осевым». Именно тогда сформировался советский человек – по образу Обломова.

Однако последние события позволяют надеяться, что партийное строительство в России наконец наладится. Протесты декабря 2011 года только формально были направлены против текущей власти, по сути же своей (хотя бы это и не осознавали сами участники) они стали бунтом против всей сложившейся в России политической конструкции. Очертания привычного и единственного для нас, искусственного политического ландшафта вдруг потеряли свою четкость, и сквозь них проступила реальная картина политической жизни. То, что эта несистемная оппозиция не могла толком сформулировать суть своих претензий, мучительно искала новый политический язык и фальшивила в каждом втором слове, – все это нормально и даже характерно для ситуаций, когда люди обнаруживают невозможность защитить свои интересы с помощью имеющегося «в продаже» политического инструментария.

Так, в 18-м слова «караул устал» были не хамством революционного матроса, а простой констатацией наблюдаемого к тому моменту несоответствия формы содержанию. Нельзя сказать, что Госдума шестого созыва оказалась совсем уж в ситуации Учредительного собрания, но некоторые важные сближения между ними есть. С одной стороны, сейчас уже стало окончательно ясно, что «белоленточников» много меньше, чем виделось в декабре, более того, начавшаяся в феврале активизация сторонников действующей власти рождает подозрения, что в случае перевыборов «Единая Россия» могла бы даже улучшить свой результат. С другой стороны, явным стало несоответствие всего наличествующего парламентского расклада политическим интенциям общества. Дело не в том, что «Единой России» должно быть поменьше, а, допустим, ЛДПР – побольше. Нет, вся наша партийно-парламентская модель нуждается в замене. Она возникла не для защиты интересов каких-то слоев населения, а для проедания советского политического наследия. В самом деле: в декабре улицы запестрели флагами, обнаружилось сорок сороков партий, среди которых много незваных и мало избранных. Уличный расклад политических сил, совершенно не соответствуя парламентскому, совпадал при этом с европейской моделью. Эта интересная и важная особенность прошла, кажется, незамеченной. В России есть свои правые, которых принято называть националистами, есть и свои левые – тот же «Левый фронт».

Иными словами, в России есть своя «Европа». Маленькая и слабенькая Европа, но она есть. Сейчас эти ростки придавлены политическим наследием советского времени, но та политическая картина, которую удалось увидеть, приподняв эту тяжелую парламентскую плиту, не оставляет сомнений: под ней все растет нормально и правильно. Правые – направо, левые – налево. Через какое-то время плита треснет, и новая поросль вырвется наверх.