Гидроэлектростанции как проклятие

На модерации Отложенный Гидроэлектростанции как проклятие

Алексей Богословский




О достоинствах ГЭС мы наслышаны. Электроэнергия стоит дешево, вредные выбросы отсутствуют, обслуживающий персонал немногочисленнен. Короче, ГЭС – гордость любой страны, символ её экономической мощи и источник доходов, наподобие нефтяной трубы – чужая нефть течет, а тебе в карман деньги капают. Отдельные недостатки просто мелочь в сравнении с выгодами.Что ж, перечислим самые известные недостатки. Электростанции сжирают много земли. Производство электроэнергии требует большого зеркала воды. Дело в том, что падение или подъем уровня воды по высоте имеет ограничения – смена давления плохо отражается на работе турбин. Если водохранилище в узком ущелье и площадь зеркала невелика, то воды накопится мало. Соответственно, сезонные колебания воды негативно отразятся на работе станции. Скажем, в дождливый период электростанция сможет вырабатывать раза в два больше электроэнергии, а потом начнет работать еле-еле. Часть турбин придется остановить. Казалось, мелочь, а ведь надо где-то строить электростанцию, например, на угле, и она заведомо должна работать вполсилы, чтобы ГЭС работала на полную мощь и радовала дешевизной электроэнергии в отчетности. Преодолеть эту проблему можно только за счет увеличения площади зеркала воды, то есть за счет дополнительного затопления земель. Естественно, это долинные земли, то есть наиболее продуктивные. Ущерб подсчитывается элементарно. Например, Рыбинское водохранилище, мы не хотим сеять и пахать, мы выше, короче, пускаем ложе водохранилище под лесное хозяйство. Один гектар леса дает прирост в 20 кубов древесины в год. Умножаем на 50 баксов за куб, получаем тысячу баксов продукции в год с гектара или сто тысяч баксов с квадратного километра. У нас же площадь Рыбинского водохранилища явно зашкаливает несколько десятков тысяч квадратных километров. То есть мы теряем порядка миллиарда долларов в год древесины. Ну, не будем слишком строги. Возьмем рожь, она на мировом рынке стоит около двухсот баксов за центнер. При урожайности в 20 центнеров с гектара мы имеем продукция в 400 баксов с гектара или 40 000 баксов с квадратного километра. Итого недопроизводим жалкие 40 лимонов продукции с тысячи квадратных километров. Поэтому, прежде чем строить большие гидроэлектростанции, надо прямо себе сказать – мы не хотим выращивать зерно, у нас его навалом, мы не хотим заготавливать лес, производить молоко, мясо, птицу, не хотим иметь земли под дачи. У нас и так всего навалом.
Кстати, мой подсчет упущенной выгоды в чем-то ущербен. Да, есть потери в готовой продукции. Но её надо произвести. А производство связано с накладными расходами. Для начала потребуется рабочая сила, а ей придется за труд отстёгивать, она же есть хочет. Над рабочими будут бригадиры и менеджеры, а они хотят кушать в особо крупных размерах, плюс расходы на удобрения, горючку, жильё. Но всё равно, даже при самом скромном подсчете в бюджет и капиталисту тысячи квадратных километров пойдет свыше десяти миллионов долларов дохода. А, если у нас порядка 57 тысяч квадратных километров ухнули под Рыбинском, то упущенная выгода сразу подскочит до полу миллиарда долларов в год. Тогда у нас остается два аргумента, чтобы не загонять в цену электроэнергии упущенную выгоду. Аргумент первый – земли у нас навалом, всё равно не произведем. Аргумент второй – выгоду не те люди получат. Какая-то шваль общества - крестьяне и пролетарии, мелкий бизнес, мелкий чиновник, зато от электростанции будет кормиться элита общества, да и возиться не надо. Живи на Рублевке или в Париже, а тут оставь несколько надзирателей в лице высшего менеджмента. Вот при таком, «правильном» подсчете электростанции весьма выгодны.
Но, пойдем дальше. Убытки от ГЭС потерями сельского хозяйства и лесной промышленности не исчерпываются. Большой ущерб наносится рыбному хозяйству. ГЭС выгодно использовать в часы пик. Только два вида электростанций идеально приспособлены для покрытия пиковых нагрузок – ГЭС и газовые. С газом проблем нет – он накапливается под землёй в спецхранилищах и занимает мало места. Завел турбину, увеличил обороты, сбавил обороты или остановил турбину. Турбина заводится буквально минут за 7-10. Чуть медленнее происходит запуск дополнительных турбин на ГЭС. Но параметры хорошие. Всё бы ничего, но из-за этого происходит колебание уровня воды в водохранилище. Икре хватит перепада воды в 50 см. Икра начинает гибнуть. Турбины ГЭС убивают всех мальков, которые попадают в водоводы. А дальше начинается цепная реакция. Рыба ищет где глубже. Если у нас водохранилище убивает молодь, то в конечном счете количество рыбы в водохранилище сокращается. Взрослая рыба не вечна – она умирает от старости, вылавливается, да и просто есть друг друга. А воды много, кормовая база большая, любой рыбе в большой воде комфортно. То есть, в водохранилище начинает мигрировать рыба из притоков, которые ГЭС не затопила. Жила себе щука в мелкой речке и отлично метала икру. Увидела комфортные воды, приплыла вместе с окунями и таранькой и стала метать икру в водохранилище. Только там в речке икра выживала, а здесь выживать в нужном количестве перестала. Там мальки не убивались турбинами, а здесь стали уничтожаться. То есть, водохранилища убивают рыбу не только в самом водохранилище, но и во всех притоках. Приблизительно схожий эффект происходит при загрязнении рек сточными водами. Рыба убивается не только в местах выбросов ядовитых веществ, но и по всей экосистеме. Скажем, выбросы грязной воды в Москва реку убивают рыбу выше Москвы и ниже Москвы, негативное влияние захватывает всю экосистему. Недаром об этом эффекте общественность ничего не знает, иначе цифры реального ущерба природе слишком сильно возрастут. Конкретный пример – речка Пра. Раньше там и в старицах возле Пры рыба на пустой крючок ловилась. Там до сих пор нет никакого загрязнения и нет активного лова рыбы. Но в 70-е годы там количество рыбы упало во много раз, потому что стало плохо с рыбой в Оке. Рыба-то мигрирует потихоньку. Ну, сейчас к промышленности и энергетикам пришли браконьеры с электроудочками, но это особая статья. Так что каждая ГЭС здорово сокращает количество рыбы в воде, когда начинает работать эффективно. Оправдываться энергетики могут только одним способом – кивая на остальных промышленников, мол, если бы мы не убили, то остальные сделали бы это за нас. Короче, по рыбе Россия имеет недолов в миллионы тонн, то есть в миллиарды непроизведенной продукции.
Следующий недостаток ГЭС имеет прямую связь с российским климатом. Холодная зима требует отопления, а для отопления ГЭС невыгодны. Нужны дополнительные источники энергии. Например, весьма выгодны ТЭЦ. Тепло подается в дома и на предприятия по трубам с горячей водой. В общем энергобалансе страны доля тепла составляет свыше 30-40%, а доля электроэнергии порядка 20%. То есть там, где работает ТЭЦ на обогрев зданий дополнительная электроэнергия не слишком нужна. Зато там, где основным источником энергии является ГЭС, нужно строить дополнительные котельные. Фактически, расходы на топливо и стоимость котельных, которая возникает от перевода домов и предприятий на электроэнергию ГЭС, надо плюсовать к стоимости гидроэнергии. Когда построили Волжский каскад и перевели промышленные предприятия Поволжья на энергию ГЭС, сразу встал вопрос о необходимости дополнительных источников тепла. Даже в конце 60-х возник проект строительства атомных тепловых станций прямо в городах. К счастью, от идеи отказались и начали жечь уголь и нефть для обогрева, вместо того, чтобы получить от этого топлива дополнительную выгоду для получения тепла и энергии одновременно. Впрочем, и здесь были проблемы – зимой выработка электроэнергии через ГЭС снижается. Зимой меньше всего осадков, да и те выпадают в виде снега, то есть реки в России зимой сильно мелеют. Именно в это самое время ГЭС снижают выработку своей «дешевой» электроэнергии. То есть, использование ГЭС постоянно требует расходов в виде резервных мощностей производства электроэнергии и тепла на зимний период. Фактически, речь идет о дублировании мощностей и расходе топлива, которое иначе расходовалось бы более эффективно.
К мелким недостаткам отнесем убытки от затруднения поиска и добычи полезных ископаемых на дне водохранилища. Всё-таки техника развивается, раньше искали ископаемые на небольшой глубине от поверхности земли и бурили не так глубоко, теперь стали искать глубже, надо бы перепроверить территорию, а там всё под водой. Гибель археологических памятников. Затопление поселений и убытки для речной навигации. Часть убытков понятна – шлюзы затрудняют и удорожают навигацию. Но это мелочи. Главное – речникам нужна река на всем протяжении, а водохранилища замерзают медленнее и освобождаются ото льда позже. В итоге, весной по реке можно плыть, а по водохранилищу нельзя, зато поздней осенью и ранней зимой можно плыть по водохранилищу, но река уже встала. Например, в северных условиях речной завоз укорачивается на пару недель, а он во многих местах дешевле, чем завоз по зимникам. Ещё одна мелочёвка – железные дороги. Именно в долинах более ровный рельеф, поэтому пускать потом железную дорогу в обход водохранилища дороже. Где-то движение замедляется, а строительство удорожается из-за подъемов и спусков, а где-то нужны тоннели сквозь горы строить. Прокатитесь-ка по железной дороге через Карпаты от Львова до Мукачево. Там и так железка потребовала больших расходов из-за неровностей горных долин, а будь там водохранилища, дорога обошлась бы в десятки раз дороже.
А теперь рассмотрим проект Нижнетунгусской ГЭС. Проект интересен сразу несколькими моментами. Во первых, он предполагает строительство в северных условиях, где зимой насквозь промерзают ручьи и мелкие реки. Зимой там расход воды в несколько раз меньше, чем летом. То есть, придется летом просто сбрасывать часть воды, или производство электроэнергии будет совсем резко падать. Местные жители смогут каждую зиму наблюдать интересное явление. Вода, подступавшая летом к домам, зимой будет уходить от берега на сотни метров, а где-то и свыше километра, обнажая часть дна водохранилища и оставляя на нем глыбы льда. Иначе высокой эффективности производства электроэнергии добиться сложно. В ещё уцелевших реках, как и самом водохранилище резко упадет количество рыбы. На севере высота и эффект долины играют особую роль. Чуть выше поднимись, картошка уже в таких местах не растет, да и почвы не столь плодородны. Дело в том, что гумус скапливается внизу. Органические вещества сквозь почву потихоньку сносятся вниз и останавливаются на ровных участках долины. Например, на Украине, в районах, где толщина чернозема составляет максимум 20-30 см, толщина чернозема в логах и некоторых оврагах местами достигает метра и больше. Ну, Украина особая статья, там не нужно метра чернозема для хорошего урожая, а на скудных северных почвах, где черноземом не пахнет, эффект совсем потрясающий – чуть поднялся, так уже нет ни тепла, ни хорошей почвы. Причем, если в долинах удобрения будут вымываться медленно, то наверху быстро. В итоге местное население останется без картошки. Потрясающий эффект ждет лесозаготовителей. Прирост биомассы в долине Нижней Тунгуски в разы больше, чем на подъемах. В долине тайга, а вокруг лесотундра. И потом, в долине деревья крупные, а вокруг мелкие. Совсем неприятный сюрприз поджидает зверей. Зимой, когда холодно, зверям нужны места с хорошей кормовой базой. Даже белке важно, сколько метров надо пробежать по земле от дерева к дереву. Летом животные частично мигрируют в лесотундру, но остаётся зимовать там намного меньше зверей, звери предпочитают зимовать в долине. Короче, получится так, что изъяли у зверей одну десятую территории, а эффект будет как от изъятия половины. Эвенк, конечно, хороший охотник, но только тогда, когда есть на что охотится. И, конечно, возникнет проблема отопления. Впрочем, тут ещё есть интересный эффект. Тянуть от ГЭС низковольтные провода для мелких потребителей невыгодно. Дешевле окажется завозить в эти места солярку для динамо машин. Сама же электроэнергия помчится по проводам мимо пресловутой Эвенкии прямо к крупным потребителям, то есть минуя основные места проживания населения.
А теперь главное, плачь читатель. Куда помчится электроэнергия, если промышленность края не развивается и развиваться не будет. От Нижней Тунгуски до Красноярска мы имеем больше 1200 км. Хорошее расстояние, гарантирующее весьма значительную потери электроэнергии при транспортировке. Конечно, уже до этого буду потери, если ГЭС не будет сокращать производство электроэнергии в зимний период. Это потери воды, которую будут пропускать летом без пользы для энергетики, но с ущербом от гигантского затопления для жителей Эвенкии. Конечно, в отчетности этих убытков не будет, но они же есть. Если бы жители Красноярска нуждались в этой энергии из-за промышленного роста и роста численности населения, то там пришлось бы срочно строить дополнительные ТЭС и готовиться к закупкам угля в Кемерово и Ачинске. Кстати, эти угольные бассейны совсем рядом с Красноярском. За счет нерационального использования мощностей по производству электроэнергии из каменного угля как раз блистала бы отчетностью дешевизна (за вычетом потерь минимум 15 процентов электроэнергии в линиях передачи) славная Нижнетунгусская ГЭС. Но, увы, Красноярску не нужна даже энергия Богучанской ГЭС. Как только починят Саяно-Шушенскую, нужда в её электроэнергии отпадет. Так, куда её собираются гнать, если на запад от Красноярска начинается Кузнецкий бассейн, где производство энергии из угля весьма дешево в силу близости к потребителям? На восток? Там Иркутская область имеет свои ГЭС. Им бы газ и уголь для тепла получить. Там тоже промышленный рост не ожидается. Население в Красноярском крае благодаря Хлопонину сокращается. В Иркутске тоже сокращается. Логику работы ТЭЦ я уже объяснил. Будет газ, будет тепло и электроэнергия. Иркутская область весьма богата газом. И потом, плечо переброски электроэнергии станет как от Экибастуза до Урала.
Вот тут позвольте вспомнить весьма интересную дискуссию при освоении Экибастуза именно для энергетики Урала. Что выгоднее? Перебрасывать уголь вагонами или перебрасывать электроэнергию по проводам. Оказалось, разница невелика – настолько значительны потери электроэнергии в сети. То есть, дешевизна энергии Нижнетунгусской ГЭС есть только следствие манипуляций с цифрами в отчетности. То есть, ставим 10 копеек за киловатт и объявляем, что раз мы не поставили 50 копеек за киловатт, то при переброски потеряли треть, то есть 3 копейки с небольшим, а не 17 копеек. На самом деле, мы теряем реальные киловатты. Поэтому, если уголь в Кемерово выгоднее для производства электроэнергии, то он выгоднее для производства электроэнергии везде к западу от общей территории. Стоимость линий электропередач не падает от того, что по ним течет более дешевая энергия.
Нас успокаивают – не волнуйтесь, ребята, мы энергию в энергоизбыточные районы поставлять не будем. Мы прямо её направим туда, где её мало. Мы будем экспортировать энергию в Китай. Вот от этого совсем странно. До Китая, точнее до мест, где она нужна, до трёх тысяч километров маршрут. Больше половины электроэнергии будет теряться по пути. Высоковольтные линии пройдут по лесотундре, через реки, горы Бурятии, монгольские степи и дойдут до потребителя. Всё будет так прекрасно, что лет через 30-50 мы полностью окупим государственные расходы, точнее спишем за слабой окупаемостью, а себе оставим одну прибыль от международного сотрудничества. Это такая бессмыслица, что даже не хочется выяснить убытки для сельского и лесного хозяйства из-за отведения земель под линии электропередач. А зря! Ширина линии составит более ста метров. Десять гектаров на километр или 30 000 гектаров на 3 тысячи километров. А стоимость этой гигантской линии? Ведь придется специально закладывать особые, пониженные нормы фондоотдачи, чтобы цена киловатта в разы не выросла. И потом, давайте рассчитаем.
Есть такое понятие, как прогресс. Если мы омертвляем фонды, то мы замедляем не просто скорость фондоотдачи, мы замедляем прогресс страны в целом. Пресловутая Саяно-Шушенская начала строиться в 80-е, если не раньше. Реально, она даже сейчас толком не окупилась, а когда она окупится после катастрофы, вообще не понятно. То есть, низкая цена алюминия по сути является игрой в финансовую отчетность и перекладыванием убытков на остальных участников рынка. Прежде всего, это перекладывание расходов бюджета и потребителя, которые могли пойти в другие отрасли промышленности. ГЭС была окуплена за счет непостроенных иных промышленных объектов – автозаводов, рыболовецких судов, машиностроительных предприятий. Строили ГЭС во имя идеи алюминиевой независимости – чтобы не закупать бокситы и готовый алюминий за границей. А сейчас для чего строят? Во имя удобства получения прибыли группой потенциальных владельцев. Попросту говоря, во имя простоты изъятия средств у всего общества и создания ленивого бизнеса для избранных. Вся страна будет работать на двух-трех потенциальных владельцев ГЭС и ради простоты схемы отката в пользу узкой группы московских чиновников при строительстве.
А на подходе пресловутые альтернативные энергии и рост эффективности энергетики Китая. Где основания полагать, что реальная цена электроэнергии в Китае будет расти и будет расти их зависимость от внешних источников электроэнергии? Оснований нет. Зато я могу сказать по Бурейской ГЭС, что китайцы отказывались покупать электроэнергию, когда наши энергетики предложили невыгодный им график подачи энергии. Пришлось в кое чем уступить. Наконец, где гарантия, что экономический бум в Китае будет длиться вечно, и Китай не справится с нынешним дефицитом электроэнергии? Наоборот, Китай лет через 15 точно начнет полностью обеспечивать себя энергией и получит возможность пресечь любые попытки диктовать ему условия. То есть, придется ему поставлять энергию по заведомо низким ценам. Оставим в стороне вопросы морали – насколько морально в стране, страдающей безработицей, вкладывать деньги не в создание новых рабочих мест, а в проекты, которые сокращают финансовую базу для создания рабочих мест. Кстати, строительство Богучанской ГЭС в этом смысле тоже аморально.
Теперь шутки в сторону. Проект заведомо невыгодный. Выгодным он может стать только при одном условии – приближении к источнику энергии потребителей. Поскольку вся политика нашего руководства ведет только к одному – сокращению местного населения в Сибири, то есть единственный способ приближения потребителя к источнику энергии это, как вы догадываетесь, массовое заселение Сибири китайцами. Других народов, кроме русского, способных хорошо трудиться в этих условиях, просто нет. Те же американцы осваивали бы Сибирь вахтовым методом, небольшими коллективами, а потребление энергии было бы относительно небольшим. Мы же сами понимаем, что уступка народной земли – один разговор, а уступка прав собственности – совсем иной. Именно на это намекает также строительство моста во Владивостоке на остров Русский. Население края сокращается, цены на земли во Владивостоке и вокруг взвинчены искусственно. Само население города не растет. Зато готовится сверхдорогое строительство, способное увеличить площадь города аж на треть. Для кого это строится? Ответ понятен. Для способных эту землю заселить и бабки заплатить. Так, для кого строятся Нижнетунгусская и Богучанская ГЭС, если, после ремонта Саяно-Шушенской ГЭС они будут не нужны местным потребителям? По-моему всё ясно.
Теперь мы посмотрим на соглашение от 23 сентября 2009 года, подписанное Медведевым в Нью-Йорке с китайцами. 205 объектов планируется построить. Бросается в глаза главное – изобилие цементных заводов. То есть, речь идет прежде всего не об эксплуатации месторождений, хотя они присутствуют. Для создания предприятий у нас на Дальнем Востоке существует масса пустых цехов. Строительство карьеров не требует такого количества цемента. Речь идет о создании базы для большого жилищного строительства, причем не только сельского, но и городского. Значит, уже существующие пустые цеха – просто мелкая закуска для бизнеса перед строительным бумом. Ещё раз подчеркиваю, соглашение Медведева предполагает начало строительного бума на Дальнем Востоке. Неужели строительный бум начинается для вахтового освоения Дальнего Востока китайцами? Бросьте шутить. Пока речь идет о строительном буме к востоку от Байкала, то есть вне зоны, наиболее благоприятной для использования энергии Богучанской и Нижнетунгусской ГЭС. Но это – только начало. Население Сибири будет сокращаться. Такие там созданы условия. То есть, передача Сибири и Дальнего Востока де факто – желанный процесс для ряд представителей крупного бизнеса и правительства. Кризис в стране и, особенно в Сибири и на Дальнем Востоке, носит сознательный, искусственный характер.
Когда лет через двадцать китайцам надоест отстегивать бабло иностранцам, и они просто национализируют ряд частных предприятий в Сибири, остатки многонационального населения РФ, скопившиеся где-то в районе Российско-Финской границы под Новгородом или Ярославлем, встретят решение китайского правительства громкими аплодисментами (шучу, граждан РФ для слишком громких аплодисментов может не хватить).