Откуда в нас привычка радоваться чужим бедам

На сайте Пермской епархии опубликован (как подсказал sholademi) издевательский стихотворный реквием по погибшим в клубе "Хромая лошадь" ("Закружилась в брейке «лошадь-хромоножка», Потолок пылает, всюду едкий дым. Наливай скорее, выпьем на дорожку, Что ж, не вышел праздник - люди, «Мы горим!». Восемь лет поили в этом заведенье, И сюда в «Хромую» мы охотно шли. Позабыли церковь с праздником Введенье, Братскую могилу в кабаке нашли. Не помог сегодня нам святой Никола, Было не досуг нам вспомнить про Христа, Шли мы на Голгофу, с водкой, кока-колой, Всласть повеселиться, словно нет поста" и т.д.).

Думаю, что РПЦ должна высказать свое отношение к этим возмутительным виршам. С одной стороны, Церковь сама должна решать - использовать ей чужую трагедию для доказательства превосходства своих ценностей или не использовать. Церковь все же изначально и по определению ставит себя именно на вершину нравственной пирамиды общества - с чего бы ей добровольно отказываться от роли руководящей и направляющей силы. С другой стороны, в начале третьего тысячелетия как-то неловко забывать о наличии у общества каких-то прав и интересов. Церковь крайне не любит, когда ей пытаются запретить навязывать свои суждение обществу, но что поделать, если в "штатном расписании" современного мира нет места для "руководящей и направляющей", а назойливые попытки руководить воспринимаются как насилие.

Глупо заставлять религиозные структуры выбирать между Богом и народом, но эта дилемма de facto уже давно признана действующими на Западе конфессиями. Сейчас нет смысла останавливаться на том, как эта проблема решается (на мой взгляд, чаще всего решается дурно) - но важно отметить, что в России она не решается вовсе.

Нельзя не отметить и того, что у государственных и окологосударственных структур в России вообще отсутствует стимул к поиску компромисса с обществом, поскольку они всегда были склонны максимально ограничивать свободу личности и не привыкли уступать в том, что считают своим. В этом смысле проблема компромисса власти, РПЦ и, пожалуй, мусульманских структур с обществом имеет для России особое значение. Смешно звучит "компромисс власти с обществом", но в России надо говорить именно о компромиссе, потому что под "диалогом" авторитарная власть традиционно понимает односторонние уступки со стороны общества.

Поиски такого компромисса вроде бы начались в последние советские и первые российские годы, но затем последовала обратная реакция, которая, усиливаясь, теперь грозит полностью столкнуть Россию с европейского пути развития.

Здесь нельзя не отметить одно кажущееся противоречие. В постиндустриальную эпоху обнаружилось, что Запад, провозгласив своей целью заботу о человеке, неожиданно усилил государственное давление на личность. Однако такое давление всегда (идет ли речь о печально известной своими крайностями защите детей от родителей, о неслыханных прежде запретах на демонстрацию своей религиозности или же о политкорректном "новоязе") ставит своей целью именно защиту личности. Можно сколь угодно долго иронизировать над тем, как либерализм в полном соответствии с законами диалектики дошел до частичных ограничений свободы, но было бы крайне безнравственным закрывать глаза на то, что в самой России проблема чужих прав и чужих свобод не ставится толком ни государством, ни обществом. Об этом тем более следует помнить тем, кто радуется чужим несчастьям. А публичная демонстрация такой радости, считавшаяся неприличной даже в те недалекие времена, когда представители власти стучались в двери граждан "с улыбкой скверной", теперь становится едва ли не обязательной частью новой идеологии. "Было недосуг нам вспомнить про Христа" от Пермской епархии стоит в одном ряду с "людей можно понять" от Екатерины Андреевой или с "заслуженной пулей" Зорану Джинджичу от теледиктора "России".

Привычка радоваться чужим бедам, как это ни странно прозвучит, стала косвенным следствием разрушения советской идеологии, на смену которой пришли не liberal values (это выражение быстро стало ругательным), а примитивный культ силы.

Если оружием советского человека официально считалась идеология, то российская власть на глазах изумленной Европы вытащила из бабушкиных сундуков замшелую александровскую максиму про армию и флот. Люди, пережившие противостояние двух великих держав, не знали слова "пиндос" - оно появилось после. Не были в такой чести, как сейчас, и атрибуты культа силы: Сталин, Дзержинский, оружие. Этот культ силы особенно опасен именно тем, что прежде он обуздывался с помощью силового же идеологического диктата, а теперь его просто нечем тормозить. Такая грустная диалектика.

Традиционные структуры (а в России к таковым следует отнести не только Церковь, но и государство, потому что оно опирается на силу - как грубую, так и опосредованную системой негласных общественных табу, а не на договор с обществом) должны уступить часть своих полномочий. Альтернативы компромиссу нет. Точнее, альтернатив - как грязи, но, какими бы разными ни были формы государственного лавирования, в конечном итоге все равно приходится или сжигать еретиков или менять свои представления о ереси.