Русский парижанин - граф Шереметев

В Париж мы летели из Шереметьевского аэропорта, построенного на землях, которые принадлежали его предкам. И было почему-то не по себе. Как будто это я лично национализировала их в 1917-м, а вот сегодня в Париже присутствую на приёме в честь его 80-летия.

– А вы знаете, у меня с «Литературной газетой» есть нечто общее, – граф Пётр Петрович Шереметев начинает нашу беседу первым. – Точнее, некто общий – это основатель вашей газеты Пушкин. Когда-то Александр Сергеевич писал стихи и для моей семьи. А я до сих пор, несмотря на мой возраст, иногда пою их.

В юности он хотел стать актёром или оперным певцом. Любовь к музыке и театру у всех Шереметевых в крови. Должно быть, она исходит от прапрапрапрабабушки Петра Петровича  – крепостной актрисы и певицы, а потом и жены графа Николая Шереметева Прасковьи Ивановны Ковалёвой-Жемчуговой.

– Наверное, это очень ответственно – быть представителем великих родов?

– Так случилось, что и по материнской, и по отцовской линиям я – человек с большим прошлым. С Романовыми мы в родстве со второй половины XIV века. У сподвижника Дмитрия Донского по имени Фёдор Кошка было пятеро сыновей. От одного из них, Александра, пошёл род Шереметевых, от другого, Николая, – Романовых. Борис Петрович Шереметев стал первым графом в России. Этот титул был пожалован ему Петром Великим за особые заслуги перед Отечеством, победу в Полтавском сражении над Карлом XII и безупречную службу. А со стороны матери я – Рюрикович. И потомок Владимира Мономаха, Александра Невского, Ярослава Мудрого и так далее, включая фельдмаршалов Суворова и Кутузова.

Это мой долг – быть продолжателем дел, начатых моими предками, продвигать их идеи: духовность, нравственность, культуру, образование, благотворительность. Путём открытия консерваторий, художественных галерей, университетов, девичьих институтов, кадетских корпусов.

– Вы родились в Марокко. Как оказались во Франции?

– Я впервые приехал в Париж только в 22 года, когда поступил в Высшую архитектурную школу Франции. В Марокко, несмотря на материальные трудности, из-за которых мой отец должен был очень много работать, мы были счастливыми людьми.

Но Париж был способом получить высокое образование. Поэтому, несмотря ни на что, те, кому удавалось оказаться здесь, радовались. Ведь этот шанс выпадал далеко не всем. Вот пример: нас было двое детей. Я смог получить образование, а моя сестра – нет. Потому что у отца не было достаточно средств, чтобы послать учиться и её.

Парижская русская консерватория, ректором которой является Пётр Шереметев и в которой он даёт мне интервью, была основана Фёдором Шаляпиным, Александром Глазуновым, Александром Гречаниновым и Сергеем Рахманиновым ещё в 1923-м. Был момент, когда её чуть было не закрыли – не хватало средств даже на оплату аренды земли. За помощью обратились к Петру Петровичу. А когда он нашёл выход, предложили и возглавить. Теперь же мэрия Парижа регулярно субсидирует это учебное заведение, демонстрируя тем самым свою приверженность к русской музыкальной культуре.

– Расскажите: как живёт сегодняшний граф?

– Мы уже давно не живём как графы. Во Франции всем непросто и не все богатые. Мы – не богатые. И работаем как волы, чтобы обеспечивать свою семью, воспитывать детей и быть полезными другим людям. Вот и всё.

Я расскажу вам случай из моей жизни. Однажды ко мне обратился некий чиновник российской администрации довольно важного уровня. «Пётр Петрович, – сказал он. – Вы ведь живёте за счёт своего имущества, которое вывезли из России ваши предки. Вы – настоящий олигарх». На что я ответил: «Во-первых, мы ничего не вывезли из России, когда нас выгнали из нашей страны. А во-вторых, я объясню вам наше главное отличие. Попросите любого сегодняшнего олигарха вернуть в Россию те средства, которые он из неё вывез. Это невозможно себе даже представить. Мы же, русские, живущие за рубежом, ещё до революции были вынуждены продать всё своё имущество, которое находилось в Европе, чтобы участвовать в поддержке нашей Родины и нашей армии, сражающейся на полях Первой мировой войны. Вот разница между олигархом и аристократом».

В России сейчас всё основывается только на доходе и прибыли. Никто ничего не делает для людей, для поддержки образования, социальных программ. По крайней мере я не вижу таких людей.

Напротив. Я вижу людей, которые покупают себе футбольные клубы или строят яхты. К примеру, господин Абрамович, если его можно называть господином, построил себе пять яхт. Почему пять, а не только одну? Те средства, которые он потратил на четыре, лишние. Они могли бы пойти на поддержку какой-то школы или лицея.

– После революции, как известно, многие дамы из дворянских семей были вынуждены зарабатывать себе на жизнь.

– Да, моя бабушка – графиня Голенищева-Кутузова – служила швеёй в обществе «Шанель». И это было достаточно сурово: будучи фрейлиной императрицы Марии Фёдоровны, начать зарабатывать на свою жизнь в таких условиях.

– Когда вы смогли впервые вернуться в Россию, какой вы её нашли?

– Я познакомился с Москвой в 1979 году. С тех пор она изменилась. К лучшему – с одной стороны. И к худшему – с другой. Лужков сделал из этого города настоящий Манхэттен. Даже чересчур. Город стал каким-то… по-французски это superficiel, то есть очень отдалённым от красоты, от спокойствия, неудобным по способам передвижения. Я имею возможность наблюдать это, потому что из-за работы уже много лет приезжаю в Москву очень часто, буквально еженедельно.

– Чем вас привлекает работа в России?

– В архитектурном ремесле чаще вы являетесь частью какого-то объединения или фирмы. Но мне удавалось быть независимым. Когда же во Франции появились социалисты, самостоятельно работать стало совершенно невозможно. Всё стало зависеть от друзей, от связей, от политической поддержки. Поэтому я решил отойти от мира связей во Франции, чтобы работать в России и зависеть только от тех инвестиций, в которых я участвую как председатель крупного французского общества строительства и инвестиций.

– Председатель Президиума Международного совета российских соотечественников – это самая значительная ваша должность?

– Не только. Ещё и самая ответственная. Ведь эта организация объединяет всех, кто считает себя российским соотечественником. А это 40 миллионов человек, которые рассчитывают на мою помощь в защите их прав.

Вообще-то эту помощь им оказывает и МИД. Пять лет назад он тоже стал защищать права российских соотечественников во всех странах мира. И получать в отличие от нас на это субсидии от государства.

– Международный клуб Петра Шереметева в Москве ещё не открыт, но уже овеян легендами. Все в нетерпении – когда же?

– Проблема с помещением. Я имею виды на один из наших семейных дворцов, он сейчас не используется в тех объёмах, в которых это здание могло бы быть полезно. Сейчас оно разрушается. Но государство почему-то не решается дать мне возможность провести там тотальный ремонт, создать учреждение и использовать это здание по назначению.

И ведь я не прошу даже возвращать мне его в собственность. Я прошу дать мне возможность взять его в безвозмездную аренду и спасти в архитектурном смысле от гибели.

– Какие ещё мечты вам не пришлось пока осуществить? Может, кинематограф? Вам довелось работать с Роми Шнайдер и Ивом Монтаном в фильме Коста Гавраса «Свет женщины».

– Это одно из самых прекрасных воспоминаний. По сюжету героиня Роми устраивает вечер в своём доме и приглашает оркестр с певцом. Вот этим солистом был я.

С тех пор меня не раз приглашали в разные картины. Правда, всегда на вторые роли. Но вот наступил этот момент – мне предложили одну из главных, можно даже сказать, главную роль в исторической картине. Уже подписан контракт. Ждём окончательной оплаты, это всё-таки 25–30 миллионов долларов. Но когда это произойдёт, это будет торжественный момент. Потому что фильм затрагивает историю России и историю моей семьи как её отражение.

– Последний вопрос – ваши цели?

– Продолжать быть полезным нашим соотечественникам, живущим в России и за рубежом.

Вечер подходил к концу, гости начали расходиться. Только сейчас я обратила внимание, насколько сдержанно, даже, пожалуй, скромно они одеты. Ни мехов, ни бриллиантов, ни иной кричащей роскоши, так свойственной большинству московских «великосветских» вечеринок.

Наблюдать за тем, как держатся гости, было настоящим эстетическим удовольствием, фантастическим путешествием во времени и пространстве. Такой была вчерашняя Россия. Станем ли мы такими же вновь?