Русские - слишком узкие

«Широк русский человек, я бы сузил!» - мечтал Митя Карамазов. А зачем?

Недавно я, сам того не желая, стал участником психологического эксперимента. Ну вроде как ложишься на кушетку психоаналитика, закрываешь глаза, и он тебе сыплет словами: «мокрое», «вперёд», «транспарентность», - а ты ему отвечаешь: «пиво», «за родину», «монофтонгизация дифтонгических сочетаний»... Чтобы он поставил диагноз: «Да-а, батенька, пора подлечиться»...

В общем, издавал я тут книжку под названием «Русские». Рассказы современных писателей о современной жизни. Надо было к ней обложку придумать. Такую, чтобы сочеталась с названием. И стал я людей просить: придумайте для «Русских» картинку! И люди стали придумывать...

Много интересных симптомов вскрылось.

Первое, что приходит людям на ум, - старушки. В ватниках и платках; изборождённые морщинами лица, скрюченные артритом руки. Плетни, заборы, покосившиеся избушки. Дярёвня.

Второе, что приходит на ум, - юмор. Шварценеггер в советской милицейской форме, бутылка и селёдочный хвост на газетке, бомж с бомжихой обнимаются - влюблены, кочевые киргизы на старинных фотографиях Прокудина-Горского и прочие приятные во всех отношеньях лулзы.

Третье, что приходит на ум (странно, что не первое, - недоработка!), это 282-я статья. Русские марши, зиги, Кремль в дыму файеров, десантники на броне, вязаные шапочки-маски и всё такое.

Это вот так видят люди.

Отдельной статьёй опроса шли профессиональные оформители книжек; они сразу же отсекают в уме всё слишком смешное и слишком грустное, и у них получается самый зевотный результат: ложки-матрёшки, купола-иконы, репродукции Нестерова и Кустодиева. В общем, их я отключил от эксперимента.

А из того, что не отключил, какие выводы можно сделать?

Во-первых, русские - это уходящая натура («старушки»). В современном городе все языки живут одинаково, без скидок на национальную идентичность. В городе вообще нет ничего аутентичного - всё синтезированное, а за всем аутентичным (творожком, сметанкой, фольклором, национальным духом) нужно в деревню ехать. С другой стороны, как может быть аутентичным (то бишь подлинным) неповседневное? То, чем мы не живём день за днём, к чему обращаемся лишь изредка, в свободное от насущных мыслей и забот время? Выходит, если «русское» для нас и ценность, то ценность музейная, экзотическая.

Во-вторых, «реакция юмора». Она обычно возникает в ответ на аффект, то есть на слом привычного течения жизни. Типа как поскользнулся, упал - и быстренько засмеялся (пока не засмеялись другие). Мы смеёмся над чем-то не таким, как обычно. Быть русским - необычно, отсюда и юмор. Быть русским - экзотика. А привычно быть «просто человеком», «самим собой». Бедным или богатым, здоровым или больным, умным или глупым, коренным или понаехавшим - тоже привычно. По этим признакам мы готовы объединяться и разъединяться, а по признаку национальной идентичности - нет. Так, может, такого признака у нас и не существует?..

В-третьих, форсированный протестный пафос, этакий апломб: «Русские - вон какие!» Прежде всего, это реакция на собственную неуверенность в том, что русские вообще существуют. Именно поэтому мы выбираем для обозначения русскости символы поярче, повыразительней, поагрессивнее, понастырнее, - чтобы перекричать собственные сомнения.

«Кавказ - сила!»Вот только мало кто из нас при этом ездил на броне, надевал маску или поджигал файеры. Получается, что русские в данном случае - не мы, а некоторые «они»; не на себя, а на других показываем пальцем, словно прячемся за их спины. Выходит, русские - это что-то из ряда вон. Значит, опять экзотика.

Может быть, понятие «русские» совершенно неактуально, раз не вызывает никаких актуальных ассоциаций? Сто лет коммунистически-демократического режима доделали своё дело? Так нет же. На название книжки люди реагируют очень живо, слово «русские» их явно возбуждает (кого-то вдохновляет, кого-то нервирует), «русские» - это удивительно вкусно, искристо и остро! Вот только непонятно, как это выглядит...

И тут я вдруг вспомнил, как художник Константин Сутягин спрашивал недавно, как мы представляем себе счастье. И мы точно так же не могли сказать ничего определённого, хотя откликались с живостью, ведь счастье - это важно... так, по крайней мере, считается.

Счастье - это что-то очень важное и очень расплывчатое. Про счастливых людей известно, что они «одинаковы» (Лев Толстой), а значит близки, похожи. В счастье можно не верить («В отношении счастья я атеист, я не верю в него», - писал Пушкин в частном письме), но оно всё равно существует (потом он изменил свою точку зрения: «Я думал, вольность и покой - замена счастью, Боже мой, как я ошибся, как наказан!.. Пред вами в муках замирать, бледнеть и гаснуть - вот блаженство»). В Бога Пушкин тоже сперва не верил, а потом поверил; Бог тоже что-то весьма важное, но до поры расплывчатое, как счастье или как русские.

Любопытно, что у нас существует общеизвестное определение счастья через родство: «Счастье - это когда тебя понимают». Ну, то есть когда ты не одинок, типа. Не сам по себе, а с другими, но - с правильными другими. Как тут не вспомнить ещё одно хрестоматийное (надеюсь) определение счастья, данное в финале рассказа «Чук и Гек»:

«Что такое счастье - это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовётся Советской страной». Вот они и сходятся два конца: непонятное счастье и непонятные русские. (Название страны, понятно, не принципиально, если уж страна существует дольше своих названий.) «Кто такие русские - это каждый тоже понимает по-своему. Но все вместе люди знают и понимают... ну или хотя бы догадываются... или хотят понять...» Окончание формулировки в тумане, потому что слишком уж не совпадает «честно жить и много трудиться» с тем, что льётся из телевизора и со стен с рекламой. В национальном вопросе у нас сейчас существует два дискурса, два тренда (на самом деле три, но «кремлёвский дискурс» мы опустим, как тех профессиональных художников): «националисты» и «имперцы». Они люто ненавидят друг друга, но если развести их по разным комнатам и спросить каждого по отдельности: «Признаёшь, сволочь, что надо честно жить, много трудиться и беречь родину?», - ответят, пузыря кровь губами: «П-признаю...» Вот вам и весь конфликт. По мне, так шлёпнуть обоих. Чтобы не было ни националистов, ни имперцев, а были одни русские

Ресторан Сходненская