Наше положение мало чем отличается от положения индейцев

На модерации Отложенный

Наше положение мало чем отличается от положения индейцев, запертых в резервации. Да, за последние годы в стране открылось несколько клубов, в которых мы можем отдыхать, и появилась пара журналов, в которых с нами говорят на нашем языке, но на этом наша свобода заканчивается, и горе тем, кто преступит пресловутое правило «донт аск – донт телл», неожиданно прижившееся на нашей мерзлой почве.

«В косной морали нашего Русского Советского Отечества свой умысел, - грустно констатировал небезызвестный Андрей Харитонов. – Она делает вид, что нас нет, а ее Уголовное уложение видит в нашем цветочном существовании нарушение Закона; потому что чем мы будем заметнее, тем ближе Конец Света».

Несмотря на то, что с момента высказывания прошел не один десяток лет, я не чувствую, что за это время в моей стране что-то изменилось. Да, пресловутая 121-я статья УК ушла в прошлое, но аромат свободы, который пронесся мимо нас в 90-е годы, оказался фальшивкой: мы по-прежнему несвободны и живем в своей стране на правах чужаков.

Когда я читаю про законные браки, возможность усыновлять детей и парады любви, которые уже давным-давно стали частью повседневности на Западе, меня разрывает на части: почему мне не позволяют делать то же самое в моей стране? В стране, где я родился и вырос. В стране, которую люблю не меньше (а, может быть, даже и больше), чем миллионы моих сограждан, которые не знают, что значит – жить притворяясь. В стране, где с экранов телевизоров представители главной религии говорят мне – несчастному одиночке – что Бог (мой Бог) – главный гомофоб и никогда не простит мне моей обреченной потребности в любви.

Почему я лгу о себе своим друзьям, близким, матери с 16 лет? Почему я не могу жить свободно? Если вдуматься, то ответ на эти вопросы окажется не таким уж и метафизическим. Будем честны – эта проблема лежит не в области экзистенции, а в области повседневности. И если в других странах она вполне преодолима благодаря парламентам и законодательству, то в России ее решение находится в стадии глубокой заморозки. Власть не хочет знать о таких, как я. Она делает вид, что нас нет. И эта власть не абстрактна, она вполне конкретна. Ее облик определяет человек, который неоднократно признавался в своем отношении к таким, как мы.

«Однополые браки, как известно, потомство не порождают» (http://www.gayrussia.eu/article282/putin.php), - представить себе более циничные слова сложно. Особенно, учитывая тот факт, что их позволяет себе тот, за кого я никогда не голосовал и не проголосую.

«Государство должно поддерживать процессы, связанные с деторождением, с материнством, с детством, заботиться о здоровье», - говорит он. Отлично! Что же мешает принять закон, разрешающий усыновление детдомовцев однополыми парами? Перепишите Семейный кодекс, и мы позаботимся о детях. Ведь до тех пор, пока наши права не будут закреплены законодательно, мы будем оставаться маргиналами.

Не меньший цинизм – его ответ Ларри Кингу на вопрос, разрешается ли российским геям служить в армии и открыто заявлять о своей ориентации. «У нас нет запрета», - комментирует он, прекрасно понимая, что значит для простого призывника – открыть свой секрет сослуживцам в российских реалиях. Не этим ли объясняется высокий процент «самоубийств» в нашей армии?

Долгое время нас убеждали, что виноватых не бывает. Что за любое обстоятельство несут ответственность все. Но это неправда. Такой человек есть. Именно он выступает против того, чтобы мы выходили на улицы наших городов под разноцветными флагами, оправдывая это спокойствием мнимого большинства. Именно при его власти мы окончательно привыкли к статусу «чужих среди своих».

К счастью, декабрьские события многое расставили по местам. Если еще несколько лет назад факт того, что такой человек оказался у власти, можно было списать на веру в то, что Путина выбирает толпа, то теперь мы видим обратное. Люди не хотят Путина. И открыто говорят это ему, выходя на улицы.

Я увидел много знакомых лиц на Болотной, и от этого мне было страшно и весело одновременно. Среди недовольных этой властью нас оказалось не так уж и мало. И хотя общая человеческая масса наверняка восприняла бы нас как инородный элемент, впервые за долгое время я испытал чувство солидарности. Не могу не процитировать классика: «моя революция».

Пойду ли я на митинг 4 февраля? Даже глупо спрашивать. Я сделаю это. Во-первых, чтобы изменить мою страну к лучшему. Во-вторых, чтобы не допустить нового президентства Путина. В-третьих, чтобы никто не смог решать за меня.

Самое главное – я больше не хочу притворяться. Я хочу быть самим собой. Как знать, возможно, я не единственный, кто принял это решение. Возможно, в этот раз нас окажется гораздо больше. Возможно, наши голоса уже не нужно будет встраивать в общий хор, и мы самостоятельно возьмем самую высокую ноту?

Нам не хватает лишь своего кандидата. Но что-то мне подсказывает, что он может появиться. Новые политики уже не смогут игнорировать наши интересы. И некоторые из них уже совершают первые шаги в этом направлении. Ведь если Михаил Прохоров назначил в качестве главы своего предвыборного штаба Антона Красовского – человека, находящегося в теме, и способного четко проартикулировать нашу позицию, то мы и правда стоим на пороге больших перемен. Антон – умничка. Чтобы понять это, достаточно посмотреть пару выпусков «НТВ-шников», в которых он принимал участие на правах главного редактора программы. Мне хочется верить, что его сотрудничество с Прохоровым приведет к успеху всех нас.

В конце концов, если движение ГЛБТ превратилось в мощную политическую силу на Западе, то чем мы хуже? И как знать, может быть, именно цветная революция поможет России?