Первый неспокойный сон Владимира Владимировича

Все началось с того, что однажды Владимир Владимирович в первый раз в жизни подумал о зыбкости политического бытия и вообще относительности человеческого счастья. Эти мысли ему пришли в голову как раз после вечернего доклада о результатах выборов в Госдуму, на которых его партия едва набрала пятьдесят процентов голосов – две трети от того что ожидалось.

Владимир Владимирович запомнил этот неприятный зуд за грудиной и неотступную мысль, что ПЕдРосы теряют свои позиции и вряд ли смогут без подтасовок победить в первом туре президентских выборов. Мысль о том, что кресло, на которое он с таким вожделением хотел плюхнуться вновь, достанется кому-то другому, была невыносима.

Сидя в своем рабочем кабинете, идейный вождь некогда самой популярной в России партии чувствовал себя неуютно, ёрзал, скрипел толстой кожаной обивкой мебели, и незаметно для себя забылся неспокойным нервическим сном, в котором тревоги с новой силой стали терзать его.

«Ну как же так?» – вопрошал себя самого наш герой и мастер буквально всех видов спорта, а также летчик, он же подводник, он же секс символ 90-х и начала 2000-х. И тут же сам отвечал: «А вот возьму, да и не буду вылазить из телевизора, буду каждый день нести всякую чушь на радио, заполоню собою весь интернет, чтобы у электората не было другого выбора. Ну и черт с ним, что критиковали соседа, когда тот провел свою президентскую кампанию. Ну да, критиковали, а ведь это тогда нам выгодно было. Демократия, демократия, какой придурок вообще придумал это слово? Хотя постой, мы ведь, как и наши американские партнеры, используем это волшебное понятие только тогда, когда нам это выгодно. А сегодня, когда подо мной уже земля горит, плевать на все, главное, чтобы в кресло снова прыгнуть».

«Кстати о соседе», – как бы продолжал свои размышления во сне бывший сотрудник ФСБ. – «Я же там что-то про общие бабки говорил. Ах да, единая валюта, Евразийское экономическое пространство, Евразийский союз… Да хрен с ним, главное, чтоб народу прокатило, чтобы думали, что мы, мол, интеграторы. Всем рты заткнем. Я сказал, что будет единая валюта, значит так и будет. Я сказал, что есть план действий, значит он есть. И ни с кем я согласовывать эти вопросы не собираюсь. Мне тут все говорят, мол, народ, народ! Да что мне этот народ. Он ведь нужен только раз в пять лет, чтобы голос за меня подал и все. Что с ними советоваться? Какого хрена они сейчас повылазили на улицы? Чего хотят? Выборы вам не нравятся? Вон в царской России выборов вообще не было и власть по наследству передавалась. А в Союзе? Есть один кандидат и голосуй или «за», или «против». И все выборы. А сегодня развели тут. Мы же о народе печемся. Зарплаты военным подняли, полиции тоже. Эти поперед меня в Кремль не полезут. А еще может и защититься помогут, если как в 93-м будет. Ах, Борис Николаич, Борис Николаич. В какие времена живем. Помню как от Вашего «Ну чта-а, панимаишь…» вся эта шушара как крысы по норам. А сейчас? Угомонили вы тогда этих ГКЧПшников, и затихло все в России. А сегодня снова головы-то поднимают. Борис Николаич, Борис Николаич…».

Привиделась во сне Владимиру Владимировичу фотография, где он красуется рядом с Борисом Николаевичем и некоторыми другими приближенными «придворными» господами. «Твою ж мать!» – В сердцах ругнулся Альфа-самец. – «Я ж почти всех их против себя настроил. Так все перетасовал, что аж самому страшно. Этого чуть было не посадил. А ведь у него денег – половину России купить можно. Хотя нет, продажный он. А этот все с какими-то экономическими реформами лез, а может, стоило к нему прислушаться? С другой стороны рыжий он какой-то, хитрый. Этот, кучерявый, задолбал уже со своей демократией. Вытащил еще жабу очкастую (ну ту, у которой морда как кирпич, а еще про нее говорят, что с мужиками ни разу, хотя и не мудрено, кто ж на такое счастье то позарится) и ездил по всей России, смуту против нас все подымал. Надо бы и его прижучить, да хрен с ним. Не верит ему никто уже».

Грезился спящему премьеру также список прошедших в Госдуму партий, и будто это уже не список, а товарный состав с зарешеченными окнами. В каждом окошке – мрачные лица партийных лидеров. А Владимир Владимирович кричал им, точно оправдывался: «КПРФ, КПРФ. Да кто вам, комунякам поверит, после того, как вы такую страну просрали. Один картавил, другой кучу народа завалил, причем без разбору, третий ботинком по трибуне стучал, доказывал, что советская обувь – самая прочная в мире, четвертый все целоваться лез, то к немцу, то еще к каким-то друзьям. Так любил всасываться в мужиков, что в итоге всю страну «прососал». И последний был Мишка, по кличке «Горбатый», тот у которого на лбу татуировка американского континента была.

Хорошо вас всех тогда Борис Николаич поимел. Силу сегодня набираете? Ну набирайте, посмотрим еще кто кого. У меня интеграционные идеи не хуже вашего Советского Союза.

«ЛДПР. Владимир Вольфович. Ты вообще не опасен. Любишь попи…еть, а так, за пару зеленых котлет и маму родную продашь. Вон, как в Белоруссии, ездил, агитировал за коллегу моего, а как его интересы слегка прижали, все, сдулся. Спелся с этим, ну как его, город ведь такой в России есть. А, Суздальцев. Ну вот, спелся с Суздальцевым и этим журналистом продажным (хотя все они, суки, продажные) шизофреником Шереметом. Тьфу-ты, и давай со всех углов на белорусского коллегу. Фильмы какие-то наснимали. Спилберги ху..вы местного разлива. А я ведь, тоже, поди, повелся тогда на это. Я ж тоже и вентиль закручивал, и мясо их с молоком не пускал сюда. Зачем? Ладно, хрен с ним, сейчас нормально живем с соседом и дальше так будет. 
«Яблоко». Гришка. Ничтожество. Политический труп. Чего это ты полез сюда? Вонять будешь? Да я вас, как клопов, подавлю всех. Прохорова помните? Молодой такой, бизнесмен. Тоже какие-то идеи двигал. И тем, и этим все помочь собирался. Из своего кармана что-ли? Спекся он. Конечно не без нашего участия. Но это вам всем наука.

Кто кроме меня? Кто против меня? Ведь это я отделил мух от котлет при этом и мухи остались сыты, и котлеты целы. Это я целых два раза гонял горцев по горам и мочил их в сортире. Это я позволил американцам закончить то, что не закончили коммунисты в Афганистане. Это я не мешал тем же американцам и их главному придурку Бушу замочить Саддама. Правда, Каддафи жалко. Но ведь это уже не я не мешал придуркам-американцам и их не менее придурковатым союзникам мочить сторонников полковника и тут, и там. Кто мог бы быть президентом? Кто мог бы стать? Я. Ведь никто не хочет захвата Кремля».

Владимир Владимирович открыл глаза. Недавний сон еще не развеялся. Как было приятно еще вчера мечтать о том, что он будет делать уже после четвертого марта. Сейчас же один назойливый вопрос «а сможешь?» снова и снова возвращал его на землю. 
«Смогу, смогу!» – Повторял он про себя. – «Я ж так долго эту схему строил. Ну не может же все развалиться именно сейчас, когда я уже так близок к цели».
Владимир Владимирович опять вспомнил белорусского коллегу:
«У Григорича все получилось. Заручился поддержкой народа. Да, сегодня у него проблем, не позавидуешь. Но ведь народ-то его ему верит. А я? А мне? Верят ли люди также мне? Даже не знаю. Спрашивать у всяких там Росстатов и прочего подхолимного дерьма, которое ради денег даже Обаме в России рейтинги накрутит – себя не уважать. А пойти на улицу и самому спросить. Да ну его. Не мое это дело. Переизберусь, а потом поверят, а не поверят, так я им…».
Его мысль на мгновение замерла, когда взгляд упал на фотографию президента Дмитрия Анатольевича. Все эти пять лет премьерства враз пронеслись перед глазами.

«Шахматная партия. Да именно шахматная партия. Пришлось пожертвовать одним президентским сроком, чтобы вернуться в Кремль через пять лет. Шахматы. Кто из политиков любит шахматы? Да, ну конечно, этот недоношенный поляк Збигнев. Гроссмейтер херов. Тоже все в шахматы играет на геополитической доске. Ничего, погоди, старый мудак, я вернусь, и тогда посмотрим, из какого материала сделаны твои престарелые яйца. Доберусь я и до Маккейна, и до этой пожилой, повидавшей виды кобылы Клинтон.

Помнишь, Хиллари, Вольфович приглашал твою предшественницу Конди Райс в Таманскую дивизию? Он ведь обещал ей там молочные реки и кисельные берега. То же ждет здесь и тебя, Хиллари, потому как в американской армии, с вашими либерастическими законами, скоро мужики мужиками быть перестанут. 

Что, суки, захотели закрыться от нас частоколом из ПРО? Не выйдет, получите «Искандеры» в Калининграде и Белоруссии. Я уже все решил. Я вам, падлы, Каддафи не прощу. С Асадом такой номер не пройдет. И Ниджада я вам не отдам. Это Димку вы могли Айпэдом, да обедом в Макдональдсе соблазнить. Я же в Макдональдс сходил еще в начале девяностых. А ваши умные девайсы мне нахрен не сдались. Так что готовьтесь. Готовьтесь все, я уже иду. Ваш ВВП!».

Тут остатки сна окончательно улетучились. Владимир Владимирович встал, снял пиджак, затем расслабил узел галстука. Принял упор лежа, отжался сорок раз от пола. Привычное бодрое расположение духа вернулось премьеру. Он позвонил жене и вызвал машину. Огни сверкающего мегаполиса отразились в тонированных окнах «Мерседеса» и утонули в черном небе, под покрывалом которого тяжело ворочалась и кряхтела брюхатая новым президентом Россия.