К годовщине восстания Декабристов

Публикацию, специально для Русской Народной Линии (по изданию: Черняев Н.И. Из записной книжки русского монархиста // Мирный труд. -1904.- №1-9; 1905. -№1-4, 6-7) подготовил доктор исторических наук, профессор А. Д. Каплин. Подзаголовок («Император Николай I «честно и грозно держал знамя России») и примечания - составителя.

+ + +

Император Николай I Много клевет и лживых россказней было распущено об Импера­торе Николае I с легкой руки Герцена, особенно после Крымской кампании и заключения Парижского мира. Но чем дальше отодви­гается от нас эпоха Николая Павловича, чем спокойнее мы можем говорить о ней, тем яснее становится, что Император Николай I был замечательным и благородным историческим деятелем, одним из самых даровитых и крупных монархов России, которого с пол­ным основанием можно называть Незабвенным и Великим. Современники называли его Наполеоном мира и были правы, ибо в тече­ние многих лет мир Европы покоился на его политической твердо­сти и несокрушимой честности. И как Государь, и как человек Император Николай I был рыцарем без страха и упрека. Его даль­новидность и ум, его неустанная деятельность, его возвышенный характер, его верность убеждениям и долгу, его идеализм, его се­мейные добродетели, его любовь к просвещению и тонкий артисти­ческий вкус, его мужество, не раз возвышавшееся до героизма, его уважение к человеческому достоинству, его религиозность и отвра­щение ко всяким сделкам с совестью - все это не может не дей­ствовать обаятельно на потомство. Когда жизнь и деяния Императо­ра Николая I будут раскрыты во всех подробностях и освещены как следует талантливым и безпристрастным историком, его нравствен­ный облик поразит всех своим величием. Те из современников, которые имели возможность близко наблюдать Императора Нико­лая I, не могли не чтить его и не восхищаться им, что чувствуется, между прочим, и в «Записках» А. О. Смирновой.

Императора Николая I, предрешившего вопрос об освобожде­нии крестьян и называвшего крепостное право своим врагом, обви­няют обыкновенно за его так называемую систему. При этом, одна­ко, забывается, что Император Николай I не мог не считаться с существованием крепостного права, не мог не принимать мер про­тив ограждения России от революционной заразы. Императора Ни­колая I обвиняют еще и в том, будто он искусственно вызвал своей прямолинейностью Крымскую кампанию.

По мнению обвините­лей, Николаю Павловичу стоило только назвать Наполеона III бра­том - и Крымской кампании не было бы. Какое близорукое сужде­ние! Война 1853-1856 гг. была неминуемым следствием войн Напо­леона I и того положения, которым пользовалась Россия в семье европейских народов около сорока лет сряду. -Император Николай I, конечно, не был оппортунистом. Он честно и грозно держал знамя России, и в том была его историческая заслуга. Пора бы уже перестать ставить Императору Николаю I в вину осаду Севастополя. Севастопольские дни покрыли неувядае­мой славой русское оружие, и Россия всегда будет вспоминать о них с чувством глубокого нравственного удовлетворения. Севасто­польская эпопея дождется когда-нибудь достойного ее певца, кото­рый озарит ярким светом неувядаемую красоту русского мужества и патриотизма, подготовленную и выдвинутую так называемыми николаевскими временами, создавшими Нахимова и Корнилова.

Неудивительно, когда Николая I поносили такие люди, как Герцен. Герцен считал себя личным врагом Николая Павловича. Пе­чально, что автору «Былого и дум» иногда вторили и вторят такие писатели, которые, уж конечно, не желали быть его эхом. Взять хотя бы покойного А. Н. Апухтина. В его отрывке «Из неоконченной повести» одно из действующих лиц говорит:

- «До сих пор за самое полное выражение абсолютизма признава­лись слова Людовика XIV: «L'état c'est moi!»[1] Император Николай I выразился, на мой взгляд, сильнее; он сказал однажды: «Мой климат».

Само собою разумеется, что ничего подобного Император Ни­колай Павлович никогда не говорил и не мог сказать. Он был так умен, он был таким верующим христианином, его вера была ис­полнена такой искренности и теплоты, он был таким до мозга своих костей русским Царем и русским человеком, что ему и в голову не могла прийти мысль приравнивать себя к Богу. Климат страны мог бы назвать своим не представитель того, что герой Апух­тина называет крайним абсолютизмом, а самовозвеличения, кото­рое немыслимо в христианском мире. О словах, приписываемых у Апухтина Императору Николаю I, нельзя даже сказать: «Si non vero ben trovato»[2]. Русские Цари могут говорить: «мой народ», «моя Рос­сия», «моя армия», «мой флот», но о своем климате они не могут говорить так же точно, как и о своем солнце и о своей луне.