Сутки за решеткой: личный опыт

В понедельник управляющий редактор Forbes.ru был задержан на Чистых прудах после митинга против фальсификаций. Он вышел на свободу через 22 часа и делится впечатлениями.

Не так часто вполне обычному гражданину доводится провести почти сутки под стражей. Тем более по «политическим» мотивам. Тем более в первый раз. Меня выпустили вчера вечером. Я описал все довольно подробно. По нынешним беспокойным временам многим может пригодиться.

Как меня взяли

Митинг против фальсификаций на выборах начался на Чистых прудах в семь вечера, я пришел к восьми. Акция заканчивалась, под ногами была грязь, перемешанная тысячами ног. Народ вокруг, люди в основном молодые и приличного вида, хором скандировали лозунги, мне больше всего понравился «Россия-Без-Путина». Ораторы выступили, но расходиться явно никто не хотел.

И тогда-то Илья Яшин со сцены рядом с Грибоедовым предложил всем «спокойно, организованно, соблюдая порядок» пройти маршем по Мясницкой до Лубянки. Толпа двинула к Мясницкой. Полицейские — как отдельные граждане, а не организация — вели себя мирно. Они просили не выходить на проезжую часть бульвара, люди все равно прыгали через ограду на трамвайные пути, спасаясь от жуткой грязи — и ничего им за это не было. И они скандировали: «Полиция с нами, полиция с нами!»

А в самом начале Мясницкой было оцепление. Это как слоеный пирог. Поставьте ряд очень крупных, под два метра полицейских, сцепившихся локтями. Следом еще один-два ряда, тоже сцепившихся. А сзади, как украшение на пироге, полицейские со свободными руками, которые толкают эти ряды вперед.

Пока я рассматривал, толпа понесла меня на оцепление. Если ты попал в гущу, уже очень сложно выбраться. Сложно даже пошевелиться. Только бы не упасть. Мы столкнулись, полицейские начали подаваться назад. Но тут обнаружился еще один элемент их построения, который заставил толпу поредеть: из-за цепи выскакивали «мобильные бригады» из 4-5 человек. Они хватали первого попавшегося (да, будущих «зачинщиков» выбирали абсолютно наугад, без предупреждения, без объяснения, это могут подтвердить сотни человек) и утаскивали за цепь в автозак (их там несколько стояло). Одного, который попытался вырваться, повалили сначала на капот, потом на землю, и двое как следует разъярившихся парней в полицейской форме — уже не люди, а винтики механизма — начали его бить. Мы, кто был рядом, оттащили зверей назад, остальные фотографировали.

Под неразборчивые звуки из мегафона (потом выяснится, что это были просьбы освободить проезжую часть и не мешать движению, которого уже часа два как не было) и крики толпы «По-зор! По-зор!» всех вытеснили на площадь. Я отошел за полицейский автобус, чтобы взглянуть со стороны, и тут сзади меня схватили и потащили. Я дернулся было, попытался развернуться (человек имеет право посмотреть, кто его схватил, нет?), но гармошка двери была совсем рядом, и меня втолкнули внутрь. Там уже сидели человек десять молодых людей нехамского вида и несколько полицейских.

Доставка в отделение

Задержанным (это мы сами догадались, кто мы такие) велели проходить на задние сиденья. Все по очереди спрашивали полицейских, кто они такие, зачем нас притащили, куда повезут. Те просто не отвечали. Ни на вопрос «чисто по-человечески», ни на формальный вопрос с номерами всяких статей ГК. Есть у продвинутых российских полицейских такая манера — не драться, не ругаться, а просто не реагировать. Как будто тебя с твоим вопросом просто нет. Но если пробуешь, под предлогом собственного отсутствия, пробраться к дверям, толкают назад довольно сильно. Они вбрасывали к нам новых задержанных, считали, сколько еще мест — и снова на охоту. Пришел начальник, спросил, есть ли журналисты, выпустил без вопросов НТВшника, а у меня попросил показать «журналистское задание». Нет такой бумажки — не выпустили. (А про журзадание НТВ он что, знал?)

Один из нас, Андрей Орел из Федерации автомобилистов России, как опытный «протестант» сразу набрал 02, попросил соединить с дежурным по городу и сообщил, что похищен неизвестными. «Это я фиксирую время задержания, — объяснил он мне, — через три часа снова позвоню и скажу, что меня не отпускают и по-прежнему не объясняют, почему взяли». А мы устали задавать вопросы и стали звонить и писать родным-знакомым. Как хороший водитель маршрутки, полицейские добились 100-процентной заполняемости и тронулись, сказав нам, что едем в ОВД «Красносельское» и это недалеко. За окном шумел митинг, в автобусе — 8 полицейских и 17 вполне дружелюбных граждан с непонятным статусом.

Кстати, пока едем, прикину, сколько было народу на митинге. Если залезть на ограду Чистопрудного бульвара, видна была толпа на всю ширину бульвара (40 метров, Яндекс-карты) почти до ближайшего переулка, т. е. метров на 80. Три человека на квадратный метр — это с трудом движущаяся толпа. А там люди стояли вплотную. То есть их было больше 10 000. Плюс те, кто стоял возле домов и около метро. Ну, большие фальсификации — большой митинг, логично.

Как нам придумали обвинение

Мы в ОВД, сидим в небольшой грязноватой комнате с партами. Как сельская школа, но железные задраенные ставни. Нас сильно не обижают, не бьют, однако в туалет не выпускают и, за что взяли, не говорят. Но уже пытаются.

Проблема в том, что задержали нас одни люди, а здесь — другие. И именно эти другие пишут рапорт от лица тех, кто задержал. Молодой бритый ОВДшник (в погонах и чинах не разбираюсь) долго и старательно что-то выводит. «Вы сюда доставлены за проведение несанкционированного митинга», — объясняет по ходу дела. Ну, мы его ввели в курс — митинг ведь был санкционированный. Через час входит другой, усатый и чином явно выше.

— Так. Понимаете ли вы, за что вас задержали?

— Нет, — отвечаем почти хором.

— Вы вышли на проезжую часть и препятствовали движению. Вопросы есть?

— Это 200 рублей штрафа, — потирает руки Андрей Орел.

Снова долго и трудно заполняют документы. Но тут появилась крашеная блондинка, представитель прокуратуры — говорят, их в этот день разослали по всем ОВД, чтобы помочь полицейским постфактум записать, что и зачем они делали. Все заполненные документы выброшены в корзину, и силами женщины (на Чистых прудах ее не было, сама сказала) выработан и распечатан единый для всех «Рапорт» с новым обвинением — невыполнение требований сотрудников полиции.

Интересно, так вообще можно делать? Узнаем, когда будут рассматривать нашу жалобу.

Факт тот, что статья 19.3 часть 1, которую нам шьют, подразумевает наказание вплоть до ареста на 15 суток (Яшину с Навальным столько и дали) и, как следствие, возможность задержания на 48 часов. То есть теперь двое суток нас могут не выпускать.

Остается вписать в 17 готовых бланков, где все уже сказано, фамилии и какие-то бессмысленные мелочи типа «одет по сезону». На это уходят, реально, часы. Нехорошо так говорить, но это какая-то жуткая тупость. Полицейские все путают, женщина велит им переписать заново, потом они никак не могут собрать полный комплект — по «Рапорту» и «Протоколу» на каждого из нас. На кого-то пишут лишнее, на кого-то ничего. Потом, хотя список нас всех у них уже есть, усатый приходит с вопросом:

— Есть среди вас Алексей Навальный?

— Нет, — говорю, — по слухам, его повезли в ОВД «Замоскворечье».

— А, спасибо.

Затем тот же вопрос про Яшина.

А теперь — заполнить еще два документа — «Протокол о нарушении» и «Объяснение». Там всюду пишешь примерно одно и то же, только в разном порядке и обязательно от руки, хотя за стеклом стоят компьютеры. «Я тоже напечатал бы быстрее, — говорит мой дознаватель, — но нельзя. Суд завернет».

В чем мы виноваты, женщина из прокуратуры уже решила, поэтому спрашивать полицейским особо не о чем. Всем скучно. Не согласен с протоколом — да ради бога, нет вопросов, заполняешь вот тут. И подпись. Не знаю, за это время мы, 17 задержанных, и трое заполняющих могли бы столько сделать. Построить чего-нибудь, двор убрать…

Изредка нам в меру корректно напоминают, чтобы не выходили из комнаты, но в туалет уже пускают. Кстати, три часа Андрея Орла истекли, и он названивает по 02 насчет своего похищения. Со стороны кажется, что его там просто посылают, но он уверяет, что все в порядке и потом можно писать обоснованную жалобу.

Когда нас выпустят, никто не говорит. Постепенно выясняется, что завтра утром повезут в суд. Мобильники у многих уже разрядились: идешь на митинг — как минимум заряди как следует телефон.

Поболтали немного. Оказалось, один из нас, Руслан, вовсе не участник митинга, а мимо шел с друзьями из кафе в кафе. Но остальные — да, выступают против фальсификации. И довольно последовательно — среди нас оказалось трое или четверо наблюдателей с выборов. И уже задерживавшихся на митингах было среди нас не один и не два человека. Постепенно все заснули — на полу, на столах. Как-то все не страшно. Еды много — родственники привезли. В полиции-милиции вообще так устроено, что без помощи родных не проживешь. Сами полицейские нас ни кормить, ни поить в ближайшие двое суток не собирались.

В клетке

Нас разбудили среди ночи — и переселили в обезьянник, «потому что в комнате надо убрать». Позже начальник ОВД мне объяснил, что просто в этот момент все бесконечные бумажки были заполнены, дознаватели пошли домой, а мы стали настоящими задержанными. С которыми уже можно обращаться, как в полиции привыкли.

14 квадратных метров, узкая лавка вдоль трех стен, могут улечься, скажем, семеро. А нас 17 человек. Ночью холодно, днем душно. Отобрали аккумуляторы от всех телефонов (кстати, советую иметь с собой два мобильника; нас, например, не обыскивали, и кое у кого связь сохранилась). Объяснили, что это очень либерально, потому что ремни и шнурки оставили. В туалет пускают, но как-то так, не особо. Может час пройти, прежде чем выполнят просьбу — да еще надо найти кому крикнуть. И правильную форму выбрать. «Можно в туалет?» — это не комильфо. Дежурный на это может пошутить: «Можно, почему нет? И спокойно уйти. Потому что говорить надо конкретно: «Пустите в туалет».

Полицейские сказали, что задержанных 300 человек, суды перегружены, поэтому, скорее всего, нас отвезут утром, на следующий день после задержания, в Басманный суд, назначат каждому время рассмотрения и отпустят домой.

Скорая и суды

Тяжелая ночь кончилась, мы болтаем, рассказываем анекдоты, Руслан делает зарядку, двое играют в футбол коробкой от бигмака, новая еда от родных приехала. Маленькие тюремные радости. Тут выясняется, что один из нас, Артур Морозов, уже довольно давно лежит не вставая и страшно бледный. «А давайте-ка вызовем скорую», — предлагает скорый на выдумку Андрей Орел. Кричали, кричали, без толку. Болеть в ОВД без родных (или, не знаю, адвоката) тоже нельзя, есть риск умереть. Скорую в результате вызвала моя жена, заставив дежурного подтвердить вызов. Морозова увезли в больницу под конвоем (к вечеру вернули в камеру).

Нам прочли смешное сообщение, что всех задержанных отпустили, кроме зачинщиков. То есть нас. Мы гордо прозвали себя «политическими», «Группой семнадцати» и просили никого к нам не подселять — там как раз привели с вокзала трансвестита, нескольких среднеазиатов и мужчину с женщиной, которая временами вскакивала вне себя и начинала лупить его ногами из-за каких-то пропавших денег (среднеазиатов потом подселили все-таки).

Друзья и родные стояли за второй решеткой, в двух метрах от первой. Иногда им напоминали, что стоять нельзя, но и не гнали: в милиции-полиции много таких полуформальных институтов. Они и рассказали, что по информации с воли суды во вторник рассматривают дела только нескольких «самых главных зачинщиков» и к другим едва ли приступят. А в нашем Басманном суде, например, в очереди на рассмотрение 40 дел, и только потом очередь наших. Понятно, что до вечера среды, когда истечет 48 часов, не рассмотрят (среднее время — час на человека). Но планирование не сильная сторона судов. Ведь держать нас все равно можно, поэтому они и оттягивают до последнего.

Воля

Я не досидел до конца. Когда узнал, что быть взаперти предстоит еще больше суток, почувствовал себя совсем плохо — нервы, клаустрофобия и т. д. Скорую на этот раз вызывать было еще труднее. Дежурный обозлился, и когда жена позвонила «03», отказался подтвердить вызов. Скорая сама приехала — тут все тоже полуформально и противоречиво: едут только по запросу от полиции, но полиция обязана впустить приехавшую скорую независимо от того, кто вызвал.

Короче говоря, они приехали, сказали, что забирают меня в больницу, и как раз в этот момент меня вызвал начальник ОВД, благодаря не знаю уж чьим хлопотам (он не признался) вдруг осознавший, что я журналист.

— Что вы делали на Чистых прудах?

— Участвовал в митинге против фальсификаций выборов и собирался о нем написать, у меня уже есть статья про фальсификации.

— А журналистское задание?

Совместными усилиями мы разобрались, что обычно такой бумажки просто нет, и сговорились на том, что я сам дал себе задание в устной форме.

Я подписал обязательство явиться в суд на рассмотрение своего дела по первому требованию («иначе будет принудительный привод»). Все, выпустили.

Сейчас, в полдень среды, мои друзья по камере по-прежнему сидят (одевайтесь тепло и удобно, когда идете на митинг, возьмите что-то почитать). Вчера к вечеру, еще при мне, мы объявили голодовку в знак протеста против многочисленных нарушений: скандировали «Го-ло-дов-ка!» и попросили убрать всю еду из камеры. За ночь еще дважды вызывали скорую. В обезьяннике действительно душно. А бывало, рассказала мне женщина-полицейский в комнатке возле обезьянника, что на этих 14 метрах сидели и 60 человек.

Но, повторю написанное мной в FB, не видал я людей, которые после такой отсидки решили бы завязать с митингами и прочими протестами. Скорее наоборот. Ты знаешь, что тебя ждет, так легче. К тому же у тебя наверняка будет больше поводов для недовольства. Мы все будем жаловаться и на неправильное задержание, и на многочасовой творческий поиск повода к задержанию людьми, которые в нем вообще не участвовали. На непредъявление обвинения в положенные сроки. Может, и на что-то еще, но это, пожалуй, главное.

Вот пока и все. 10 декабря, в субботу, на площади Революции будет новый согласованный властями митинг против выборных фальсификаций.