"Госдума — это мыслящий укроп"

Россию уже ничто не спасет: глобальная экономика, дракон XXI века, распилит ее на несколько слабых сырьевых государств. Однако чудо еще может произойти. Так считает петербургский писатель-фантаст Андрей Столяров.

— Такое впечатление, что развитие у нас в стране происходило только в периоды единой и твердой руки, а все поиски баланса интересов заканчивались кровавой смутой. Может, Россия слишком сложный субъект для установления системы сдержек и противовесов?

— Каждая форма власти эффективна в своей ситуации. В период устойчивого развития, несомненно, эффективен парламентаризм, прививающий гражданам навыки гражданских прав и свобод. В период кризиса, напротив, более эффективна авторитарная власть, способная принимать решения быстро и без популистских шатаний. Посмотрите на Европейский Союз, который создал систему "горизонтальных согласований". Система несомненно парламентская, демократичная, но в результате нужные решения либо не принимаются вообще, либо принимаются с опозданием и оказываются не эффективными. Европа все глубже и глубже проваливается в экономическую трясину.

Боюсь, что нынешний кризис – это надолго, а значит, мы вступаем в эпоху авторитарных правлений. Если же обратиться к России, то нельзя утверждать, что развитие у нас происходило лишь при наличии "твердой руки". Просто другой формы правления Россия пока не знала. Замечу также, что авторитаризм – это не панацея. "Твердая рука" может привести страну и к застою, и к экономической катастрофе, и к военному поражению. Все зависит от личного дарования "самодержца". Если он достаточно прозорлив, чтобы создать команду не из покорных слуг, а из творческих и мыслящих специалистов, как это в свое время сделал Рузвельт, ему, как правило, удается продвинуть страну вперед, если нет – значит нет, и второй вариант встречается гораздо чаще.
 
— Нужен ли нам вообще парламент? Может, зря деньги тратим? В условиях современной России вы видите какую-то позитивную роль, которую может играть Государственная Дума?

— Наша Дума давно превратилась в парламентские декорации, за кулисами которых депутаты и лидеры фракций устраивают свои дела. От этого "штемпелевочного механизма" стране пользы нет. С другой стороны, если в России каким-то чудом возникнет квалифицированный и неподкупный парламент, он немедленно вступит в острый конфликт с нынешним (или будущим) "самодержцем": повиснет гирями у него на руках и ногах, начнет войну с губернаторами, зависящими не от народа, а от "царя", с кремлевскими олигархами, с чиновниками, топ-менеджерами, банкирами – возникнет безнадежный тупик, который мирными средствами будет не разрешить. В России и так понемногу складывается революционная ситуация: "верхи" еще что-то могут, но "низы" уже не хотят. А если возникнет еще и ступор в верхах – температура "российской весны" может оказаться не меньше, чем в Тунисе, Египте и Ливии.

— Если ориентироваться на медиаполе, то складывается впечатление, что в Думе нет заметных толковых политиков. Как вам кажется, им не дают "вырастать" на думской ниве или это плоды информационной политики — нам их просто не показывают? А может, это плоды отсутствия в Думе серьезной оппозиции?

— В России никогда не было публичной политики. Краткий период существования царских Дум в расчет можно не принимать. И одной из главных задач новой власти, возникшей после реформ 1990-х годов, как раз и было – создание реального конкурентного поля. Ведь конкуренции боится лишь политическая посредственность, которая опасается, что ее могут затмить, а политик талантливый конкурентов лелеет и пестует – с них всегда можно снять урожай новых перспективных идей. К сожалению, российская власть выбрала путь иной: залили все купоросом, оставив лишь три тощеньких грядки, где растут овощи, одобренные Кремлем: "мыслящий укроп", "мыслящий турнепс", "мыслящий сельдерей". Вот они и составляют нынешний российский парламент. Цивилизованная оппозиция на купоросе расти не может, зато сквозь мертвую почву уже сейчас бурно проклевываются сорняки. Их ведь никакой купорос не берет, тут корни уходят в питательную глубину. Скорее всего, нас ждет негативный отбор: новое поколение российских политиков будет не просто хуже, а значительно хуже, чем то, что мы имеем сейчас. А выкорчевывание сорняков – это опять-таки революция…

— Если говорить о Законодательном собрании Петербурга, вот вы, петербуржец, как-то на себе чувствуете, что у нас есть такой представительный орган?

— Заметность не есть обязательное достоинство власти. Напротив, та власть по-настоящему эффективна, которая вроде бы и не видна. Все совершается как бы само собой. Наличествует фоновое исполнение обязательств – никого не требуется к этому принуждать. А если власть постоянно находится в центре внимания, если у общества с ней идет непрерывная "бытовая война", если к исполнению социальных обязанностей власть требуется именно принуждать, значит это не власть, а властная тирания, порождающая лишь одно желание – избавиться от нее.

Конечно, петербургский парламент практически незаметен. Но это не потому, что он идеален, а потому, что у него отсутствует властный ресурс. Все решает администрация города, а Законодательное собрание Петербурга играет роль такого же "мыслящего укропа", как и Государственная Дума России. То есть создает аромат демократии – там, где демократия отсутствует как осязаемый факт.
Правда, есть, на мой взгляд, и принципиальная разница. Выиграть выборы в масштабах страны гражданскому обществу сейчас нереально: слишком мощная бюрократическая машина этому противостоит. Но вот выиграть выборы в локальных организованностях – в поселках, в районах, даже в таких мегаполисах как Санкт-Петербург – пробуждающемуся народу вполне по силам, и, возможно, со временем именно этот сценарий будет осуществлен. Не катаклизм революции, разваливающей все здание до основ, а быстрая гражданская эволюция, продвигающаяся с этажа на этаж, отстригающая у монстра бюрократического правления одну клешню за другой.

— Вы думаете, такое возможно?

— Чем отличается нормальное общество от российского? В нормальном обществе нажал социальную кнопку и получил соответствующий результат. Это и есть фоновое исполнение обязанностей. А если не получил, то нажал контрольную кнопку (то есть, обратился в гражданский суд) и связь "гражданин – чиновник" быстро восстановилась. У нас же социальная клавиатура практически не работает. Нажимай хоть какие кнопки – результат почти всегда нулевой. И потому начинает возникать другая механика "управления снизу": спонтанный публичный протест с зачатками стихийной самоорганизации. Заметьте, в локальных неполитических акциях участвует все больше людей, и все большее их количество обретает опыт прямой гражданской борьбы. А количество имеет тенденцию переходить в качество. В данном случае – к масштабным и длительным акциям, имеющим ясную цель. Происходит самосборка микроскопических "народных партий", которые в случае экстренной ситуации могут выставить множество закаленных "бойцов". Интересно, что здесь реализуется "принцип Аль-Каиды": единого центра нет, и потому власть не может его подавить. Зато есть набор "скрытых центров", начинающих действовать в случаях социальной необходимости.

— В вашем последнем романе "Мы, народ…", напечатанном в журнале "Нева", Россия преодолевает время "бюрократического гниения" благодаря появлению нового (или вернее – новой) мессии. Вы полагаете, что такой иррациональный путь более вероятен для нашей страны, чем постепенное налаживание материального и морального хозяйства?

— Нам вообще свойственно полагаться на чудо. Стремление выйти за пределы реального – архетипическая черта русского этноса. В обычной жизни она имеет явные негативные следствия: неустроенность быта, политическая апатия, нежелание жить по законам, "как все". Зато в моменты острого и глубокого кризиса, когда для выживания нации необходим стремительный онтологический взлет, то есть именно выход за пределы отжившей реальности, эта черта, как уже бывало в истории, может консолидировать мощный пассионарный порыв.

Если исходить из обыденной логики, Россию уже ничто не спасет: глобальная экономика, дракон XXI века, распилит ее на несколько слабых сырьевых государств. Но если исходить из логики трансцендентной, из логики, прорывающей устоявшийся мировоззренческий горизонт, то чудо государственного спасения, на мой взгляд, еще может произойти. Каким оно будет – это другой вопрос. И другой вопрос – какую цену нам за это придется платить.