СССР: развал или распад?

На модерации Отложенный

Принцип действия любой системы – стремление к самораспаду. Гений управленца проявляется в том, чтобы всеми возможными способами отсрочить смерть системы, вовремя увидеть требования доминирующих ее участников. Можно забросить в топку все сочинения К. Маркса, но стержневой элемент его концепции, согласно которому все социально-политические события имеют экономический базис, неоспорим.

Советский Союз был системой, представлял собой общественно-экономическую формацию. Коммунистические ортодоксы выявляли те или иные политические события в стране и пытались насильно вложить их в уста покойных Маркса и Ленина. Сюда относятся мифы о «коммунизме с человеческим лицом», «развитом социализме», «буржуазных заговорах» и проч. Так раскладывался политический пасьянс из рук людей, которые знали источники официальной советской идеологии лишь в кратком изложении, как двоечник при написании сочинения по «Войне и миру» Л.Н. Толстого.

Основное заблуждение Маркса по поводу общественно-экономических формаций состояло не в структуре их сменяемости через революцию, а в том, что так называемая «пятая» (и последняя) фаза, «коммунистическая», наступает тут же после победы над капитализмом. Вся беда была в том, что капитализм так и не умер. Череда мировых политических и экономических кризисов, трагедий распавшихся империй (Османской, Австро-Венгерской, а потом и Российской) не противоречила логике развития капитализма, а напротив – шла в самом ее фарватере.

Капитализм без кризисов – все равно что человек без полового инстинкта. Советский режим, будучи пародией на утопическое общество «труда и потребностей», в глобально-историческом смысле представлял собой лишь некий барьер, отсрочку в развитии капитализма в России. Ростки рыночных отношений прошли через все перипетии и напоры «классовой борьбы» на протяжении 80-летней истории Советского Союза. В конце концов, в 1991 году они вырвались наружу и обеспечили себе юридическое и политическое закрепление.

Старинные, равномерные, консервативные политические устои царской России решительно запаздывали в развитии и некорректно ложились на экономику. Отсюда блеяния так называемых «народников» Герцена, Чернышевского, Михайловского и других по поводу того, что Россия может вступить в социализм минуя капитализм. Ленин правильно отмечал, что капитализм уже развивался вовсю. Промышленный переворот в российской деревне и городской промышленности был непреоборим. Специфика российского социально-экономического уклада, конечно, бросалась в глаза. Отсюда диспропорции по основным макроэкономическим показателям.

Тем не менее, шла ускоренная урбанизация. В 1905 году были дарованы значимые политические права и свободы, подтолкнувшие царский режим к необходимости реформирования политического строя. Капитализм, в гуще которого оказалась Россия в 1916 году, требовал либерализации общественно-политической жизни. Необходимы были новые законы. Нужно было развивать аренду, концессии, решить, наконец, «крестьянский вопрос» и не вставать на пути формирования рабочего класса, предоставив последнему требуемые права, свободы и гарантии их соблюдения. Подобно тому, как М.Горбачев будет буксовать в 1987-1991 гг. с принятием ответственных решений, Николай II также не смог реализовать непопулярные у правящей элиты радикальные меры. Оба поплатились. Один жизнью, другой карьерой. Тем не менее, вопрос здесь в другом.

Как было сказано в начале, любую систему ожидает неминуемый крах и последующее перерождение в нечто более совершенное. Это закон диалектики. Двигателем такого перерождения является расклад социально-экономических, производственных отношений в обществе, проявляющийся в экономических интересах правящей элиты. Элита борется за свои права. При вырождении профессиональных управленцев, бразды правления переходят к менее организованным социальным группам (рабы, плебеи, крестьяне, рабочие, криминалитет). Форма перерождения – реформы либо революция. В 1917 году произошел вооруженный мятеж, власть была захвачена радикально настроенной интеллигенцией.

Затем начался «кризис элит», проявившийся в репрессиях и раскулачивании. Тот социальный слой, во имя которого были изменены политические и экономические институты общества, к осуществлению власти так и не был подпущен. Пролетарски-крестьянское происхождение советских руководителей не является опровержением предыдущего тезиса, ибо дворянско-интеллигентские массы, духовенство либо устлали своими телами сырую землю, либо отправились в плавание на «философском пароходике», поэтому иначе как «пролетарским», «крестьянским» происхождение вождей быть не могло в принципе. Между тем, капитализм был выхолощен окончательно лишь к 1930-м годам. Усиленная коллективизация, индустриализация, репрессии, мировая война, ядерное противостояние и застой легитимировали положение социальных низов, идеи которых отстаивались с большевистских баррикад, на уровне бесправной серой массы.

Произошел парадокс: пролетарски-крестьянское по своей социальной структуре, советское государство делало все для того, чтобы права подавляющего большинства населения, крестьян, были урезаны. Коллективное хозяйство, некогда существовавшее в форме крестьянской общины, уравнивало лишь тех, кто остался в деревне, не переехал в город. Массы были насильно загнаны в деревню. Лишены гражданских прав. При первом же послаблении политического режима начался обратный процесс – усиленная, бешеная урбанизация, отток граждан в города. Индустриализация делала свое дело. Репрессии и война лишь отсрочили урбанизацию и формирование городских социальных слоев, начавшиеся еще в XIX столетии. Отсрочили формирование капитализма в советской России. В целом, деревня стала уделом ленивых, опустившихся элементов, лишенных социальной инициативы, живущих за государственный счет (патримониальные настроения) и не стремящихся к повышению своего социального статуса.

Государство не могло проводить иной аграрной политики. Плодотворный труд предполагает инициативу. Инициатива предполагает мотивацию. Мотивация подразумевает личную, индивидуальную, персональную выгоду. Частная собственность на землю, средства труда, их результаты и возможность их последующего натурального (денежного) обмена (продажи) не встраивалась в советскую концепцию.

Деревня разлагалась. Аграрная культура переродилась в городскую. Цвет аграрной элиты забрал ее с собой в могилу при раскулачивании либо в «хрущевки» при переселении («Сам себя считаю городским теперь я. – Здесь моя работа, здесь мои друзья. – Но все также ночью снится мне деревня. – Отпустить меня не хочет родина моя…»). Данный процесс наблюдается и сегодня во всей своей красе.

Тем не менее, именно эта городская социальная прослойка, общность, обладающая определенным социальным статусом, но по способу производства относящаяся к пролетариату, работникам всевозможных сфер услуг либо управленцам (интеллектуальное производство), и представляет собой социальную силу, формирующую производственные отношения, а в итоге – общественно-экономическую формацию, базис современного российского общества. Ее кристаллизация, прояснение, вычленение в конце 80-х годов и предопределило все последующие события. Под ширмой «пролетарского советского государства» уже давно скрывалось неокрепшее технократическое капиталистическое общество, все более и более вовлекаемое в транснациональные процессы глобализации, со своими технократическими запросами, с желанием получить качественные услуги «здесь и сейчас», уже посмотревшее «Девять с половиной недель», почитавшее произведения Солженицына, послушавшее крамольные песни И. Талькова, недовольное километровыми очередями и дефицитом 70% товаров первой необходимости.

Производительность труда неуклонно падала. Снабжение производства современными орудиями труда было затруднено из-за научно-технического отставания. К тому же, неконкурентоспособность наших товаров на мировых рынках делалась все более очевидной. Это подрывало потенциал ряда экспортных статей. По большому счету, продавали только нефть и нефтепродукты. Государство находилось в состоянии «гонки вооружений», основной статьей государственных расходов оставался нерентабельный ВПК плюс финансовая помощь странам ОВД.

Падение цен на нефть в середине 80-х годов также оборачивается для советской экономики серьезными проблемами. Зерновые культуры закупаются за рубежом в геометрической прогрессии. Наступает паралич сельского хозяйства: отсутствуют комбикорма и удобрения, деградирует животноводство (нечем кормить скотину); как следствие, ощущается острейшая нехватка мясо-молочной продукции и продукции птицеводства. Бредовая антиалкогольная кампания Лигачева приводит к тому, что с полок магазинов исчезает сахар, ибо объемы самогоноварения быстро достигли уровня производства алкоголя государством до проведения антиалкогольных мер, что уничтожило весь эффект от проведения кампании.

Дефицит подстегивает развитие «черного рынка», а зарождающаяся кооперация направляет деньги колхозов от реализованной продукции в свой, частный карман, мимо государственной казны, по рыночным, адекватным ценам. Все это взвинчивает спираль инфляции: десятки миллиардов рублей аккумулированы на банковских счетах граждан и «в кубышках». Деньги находятся без движения. На них нечего купить. Совокупный государственный долг СССР на 1 октября 1992 г. составлял порядка $124 млрд. Советский Союз утрачивает свою кредитоспособность. Ни один банк больше не желает давать кредиты СССР. Даже лояльный М.Горбачеву немецкий канцлер Г.Коль бессилен что-либо сделать, в том числе под залог советской собственности в на территории бывшей ГДР. Это – экономический базис распада Советского Союза. Базис «по Марксу».

Теперь приведем несколько политических событий, зафиксировавших крах советской общественно-экономической формации. 30 июля 1991 г. в Ново-Огареве М.Горбачев встречается с лидерами республик в составе СССР. Было принято решение о переходе на «одноканальную» систему налогообложения, при которой союзные власти оказываются полностью зависимыми от властей республик в ключевом вопросе – финансировании государственных расходов. Заработала модель финансирования «снизу-вверх». Как отмечает Е.Гайдар, «это было решение о роспуске империи, дающее надежду на ее трансформацию в мягкую конфедерацию». 23 июня 1991 г. там же, в Ново-Огарево произошло последнее перед ратификацией обсуждение проекта договора, учреждающего СНГ. Последовал «парад суверенитетов». СССР прекратил свое существование. 25 декабря 1991 г. М.Горбачев отрекся от власти. Такова политическая надстройка распада Советского Союза. Надстройка «по Марксу».

Когда лево-радикальные силы бравируют лозунгами, будто бы М.Горбачев «развалил Советский Союз», они забывают слова своего предтечи К.Маркса, что «бытие определяет сознание». Тезис актуальный. Думается, что правильный. На самом деле, М.Горбачев и команда престарелых управленцев, стоявших во главе СССР, могли лишь констатировать случившееся. Наделяя Горбачева и Ельцина демоническими силами, якобы два человека мановением волшебной палочки смогли «развалить» советскую империю, наши лево-радикальные любители лозунгов опрокидывают Маркса, Энгельса, Каутского, Ленина, Бухарина, Сталина вместе взятых.

Система разрушилась от непрофессионализма управленцев, которые не увидели за кулисами «пятилеток» бурно развивающиеся капиталистические отношения. Экономика требовала свободы и вовлечения в мировой рынок. Производительные силы мечтали о мотивации и нацеленности на результат, а также о качественных услугах и наличия продовольствия в магазинах. 19-21 августа 1991 г. армия отказалась стрелять в толпу. Это был государственный переворот. Морально и физически разложившаяся, советская власть уступила место формированию новой системы. Произошла смена элит. Производственные отношения наконец-то были отпущены из темницы «застоя», «разрядки» и псевдо «ускорения». Это способствовало формированию новой общественно-экономической формации.

Отсутствие политической воли у глашатаев перестройки не «развалаило» СССР. Они просто не смогли противостоять его естественному «распаду».