Самое страшное в кризисе - разобщенность и одиночество

Известный спор о том, что лучше: парк с фонтаном или белая рубашка, общественный транспорт или частные автомобили, блага общественные, позволяющие не умереть в бедности, или индивидуальные, позволяющие просто бедными не быть, побуждает внести свою лепту.Во что стоит вкладываться в условиях ограниченного кризисом поля манёвра, чтобы этот самый кризис пережить?

Вопрос надо ставить несколько иначе.

Блага должны быть не столько частными или общественными, сколько - социализирующими (у Крылова эта мысль проскакивает, но он, к сожалению, не доводит её до конца).

Пожалуй, это ключевое слово. И здесь всё яд, и всё - лекарство, вопрос в дозе. И фонтан, и белая рубашка могут одинаково как способствовать социализации и росту над собой, так и наоборот.

Упор надо делать не на «частные» или «общественный блага», а на нечто среднее, так сказать, на некие общинные блага, блага "полисного типа". Например, в свое время ставка на тотальное владение автомобилем и практически полное уничтожение общественного транспорта в Америке (не без деятельного участия General Motors, между прочим), ставка не на городские кварталы, а на безликие пригороды привела только к разобщенности людей и исключению их из общественной жизни. Впрочем, нашему, отечественному жителю куда известней печальный пример « все вокруг ничейное», благодаря которому самый красивый фонтан и детская площадка за пару недель превращаются ни во что.

Известный теоретик градостроительства и вдохновитель "Нового урбанизма" Джейн Джекобс посвятила свою жизнь исследованию того, как связано устройство общества, жизнь семьи, связанность соседей с устройством города. Пересказывать ее выпущенную в 2006 на русском «Закат Америки. Впереди Средневековье» - дело неблагодарное, просто настоятельно рекомендую прочесть при возможности.

Позволю себе только рассказать один из эпизод книги о роли средовых паттернов для выживания стариков в случае экстраординарной жары в американском мегаполисе, который, пожалуй, иллюстрирует проблему во всей ее полноте.

Комиссия, исследовавшая причины гибели людей от жары, пришла к тем обычным выводам, к которым обычно приходит любой сторонник либерально-рационального дискурса - старики, безусловно, сами виноваты, сидели дома, не звали на помощь, не открывали бригадам спасения и в результате не прошли естественный отбор. В этом смысле ее отчет не содержал ничего нового.

Однако, молодой социолог Эрик Кляйенберг из Чикаго обратил внимание на тот интересный факт, что некоторые районы города дали существенное превышение количества смертей по сравнению с другими и решил заняться этим поподробнее.

«...Он выбрал для сравнения два района с почти идентичными условиями микроклимата и со сходной пропорцией стариков. Между двумя районами - Северным и Южным Лондейлом - было огромное различие: в первом было зарегистрировано 40 смертельных случаев на 100000 человек, тогда как во втором - только 4, в десять раз меньше. Кляйненберг решил, что в природе такого перепада стоит разобраться.

В Северном Лондейле, где смертность была особенно высока, старики отучились передвигаться по своему району. Собственно говоря, у них не было для этого причин. Это своего рода пустыня в коммерческом и социальном смыслах - почти лишенная магазинов и общественных мест. Старики фактически не знали владельцев магазинов, которые могли бы приютить их в прохладном помещении. К тому же они боялись выходить из дома, опасаясь, что квартиры ограбят в их отсутствие. По той же причине они боялись незнакомцев, звонивших в дверь, чтобы удостовериться в том, нужна ли им помощь.

В период кризиса они вели себя так, как привыкли себя вести в месте, где нет и следа хорошо функционирующего сообщества.

В Южном Лондейле, где уцелело несопоставимо больше потенциальных жертв, все диаметрально противоположно. Пожилые люди часто выбираются наружу. На живых, полных людей улицах для них достаточно привлекательных мест. Они знают магазины и их продавцов, так что не испытывали смущения, прося зайти внутрь поостыть и попить воды. Они не опасались оставлять квартиры и не боялись тех, кто заглядывал их проведать, тем более что многих волонтеров они уже знали в лицо или были с ними лично знакомы. Они в условиях кризиса тоже вели себя так же, как обычно, но только в условиях живого, полноценно функционирующего сообщества».

Общественные блага должны быть такими, чтобы люди при всем при том воспринимали их как индивидуальные, то есть соотносили себя с ними. Абстрактный «ничейный» фонтан в мегаполисе или детская площадка, действительно, довольно скоро превратятся в проходной двор и место обитания окружного гопоты, бомжей, алкашей и любителей лезгинки.

Но если ту же среду смоделировать суть иначе - например та же самая спортивная площадка, но расположенная не на проходе, а прикрытая со всех сторон, с которой себя соотносят люди конкретного вот этого двора или вот этого дома. Какое-то место, которое, будучи общественным, тем не менее воспринимается как «свое», тем не менее, соотнесенное вот с этим конкретным человеком как жителем данного квартала, например. Банальная установка кодового замка на подъезд в этом смысле творит чудеса - на подоконниках тут же появляются цветы, а жители начинают воспринимать подъезд не как часть чужой среды, а как своё. Пожалуй, именно в мегаполисе, с его постоянным переизбытком людей и нехваткой места такие проекты востребованней всего.

И не в кризис, просто в кризис особенно, людям нужны прежде всего какие-то те маячки, маркеры, вокруг которых можно сплотиться, ощутить себя не одиночкой в большом городе, а частью единого социального пространства, единой социальной сети, которая если что вытянет и поддержит. Это не человек выживает в кризис - это выживает общество и человек вместе с ним, внутри общества.

Сравните, например безликий гипермаркет с 50-ю кассами и несколькими тысячами наименований товаров и маленький квартальный магазин, где покупатели знают всех продавцов: вы спрашиваете у них как дела, а они поздравляют ваших детей с новым годом и если что отпустят молока в долг до следующей недели.

Ну а как же быть с унижающей бедностью? Здесь все то же самое.

Страшна не бедность как таковая - благосостояние понятие более чем относительное, а объективно голодная смерть все-таки мало кому грозит - страшна исключённость из жизни общества, выбрасывание на обочину. Страшна аномия, при которой люди пропадают поодиночке, при которой иллюзия включенности в общество и своего места в нем тает как утренний туман как только уровень дохода падает ниже Икея-Ашан-Форд Фокус в кредит- Турция летом, потому что кроме этого нет больше ничего - соседи друг друга не знают, детям нет дела до родителей, родителям до детей, бабушки предпочитают работать и видеть внуков на фотографиях, а родственники - это вообще экзотический зоопарк с непонятными церемониями.

Кризис просто снимает верхнюю пену благополучия и обнажает эту проблему во всей красе. А реальность оказывается такова, что преодоление этой проблемы становится вопросом жизни и смерти.