Почему коррупция стала формой общественного договора?

Вышедший накануне Дня согласия и примирения доклад Общественной палаты «Об эффективности антикоррупционных мероприятий и участии институтов гражданского общества в реализации антикоррупционной политики» не мог стать ни сенсацией, ни даже громкой новостью. С таким же успехом ОП могла выпустить доклад о бессмысленности празднования 4 ноября в связи с крайней туманностью даты и ее интерпретаций. Тайна сия невелика есть. Тем не менее попытка возвращения темы коррупции на уровень активного общественного и, что крайне важно, содержательного обсуждения вполне полезна.

Любопытно, что поиск в словарях дает два взаимодополняющих определения этого понятия. Классическое, например, у Ожегова и в БСЭ: «Преступление, заключающееся в прямом использовании должностным лицом прав, предоставленных ему по должности, в целях личного обогащения». Но вот в словаре Ефремовой дается иное толкование: «Подкуп, соблазнение, развращение взятками (должностных лиц)».

Для нашей  ситуации второе толкование не менее существенно, чем первое. В результате можно говорить о том, что российская коррупция представляет собой общественный договор между государством и обществом о максимально возможном обхождении действующих законов обеими сторонами по умолчанию.

Предложение не давать и не «отстегивать» не может рассматриваться в одностороннем порядке, поскольку эта мера как самостоятельная, увы, запоздала. Отказ платить доброму автоинспектору — это верный поступок, но странно было бы сводить гражданское сопротивление только к этому сектору. Бизнес, в отличие от орудий, безоткатным практически уже не бывает. Всем и всё здесь общеизвестно, и далее перечислять нет никакой нужды.

Можно долго спорить, от кого должна исходить инициатива по «денонсации» этого слишком далеко зашедшего соглашения. Но сильная сторона здесь — государство, и без его серьезной политической воли что-то поменять крайне сложно. Да и главные инструменты — антикоррупционное законодательство и независимые суды — могут быть включены только сверху. Как — это другая история, разумеется, совсем не простая. На любой сигнал сверху — вниз и, скажем так, вбок — последует ясный ответ: я в твой бизнес не лезу, не лезь и ты в мой. Да, когда мы говорим о государстве, разумеется, стоит иметь в виду не абстрактный институт, а группу управляющих элит во главе с в-марте-узнаем-с-кем. То есть начинать придется с неприкасаемых любимых корпораций — транспарентность, антимонопольный контроль, включая монопольные цены. Ну и далее везде.

Ну и, разумеется, стоит прекратить животворную практику поручения проведения антикоррупционной экспертизы профильным министерствам.

Равно как и определения ими же собственных регулирующих функций. Это такая задача, где есть волк, козел и капуста, но нет ни реки, ни лодки. Несколько экзотически было бы проверку законодательного обеспечения деятельности условной «прокуратуры» поручить условному «следственному комитету» и наоборот. Но рациональная доля все же здесь есть. И опыт отмены министерских возможностей по регулированию тоже есть.

Был прорывной закон о кооперации, и были законы, создавшие новую российскую экономику. Да, и они приводили ко многим красотам и чудесам (см. превосходящую  диалоги Гёте и Эккермана дискуссию между гг. Березовским и Абрамовичем). Но средний бизнес, социальные лифты и конкуренция (да, не без отклонений) — всё это работало. И не было такой степени коррумпированности чиновников и правоохранителей.

То есть первичны в решении этой проблемы все же воля и желание государства (его руководителей и элит). Что не отменяет, конечно, и встречных усилий общества по признанию действующего законодательства желательным к исполнению.

Есть еще проблема, в криминальном мире именуемая как «вход — рупь, выход — два». Говоря проще, о возможности выхода из коррупционных схем без того, чтобы над вышедшим постоянно висела угроза оплаты «прошлых грехов». То есть те граждане, которые готовы успокоиться на достигнутом, должны иметь возможность договориться с государством о приемлемом  варианте, условно говоря, «налоговой амнистии». Речь, разумеется, не идет о поступках, уголовно наказуемых за пределами статьи о взятках или других видов доходов, связанных с должностными возможностями. 

Посадивший невиновного по чьему-то заказу должен незамедлительно приступать к изучению карты «красных зон» в районе, например, Нижнего Тагила. Несмотря на отсутствие зон для коррумпированных судей, механизм поощрения неправосудных решений по подобным делам также был бы не лишним. Ну и так далее. Повторное — после амнистии — использование служебного положения для получения прямого или косвенного (Багамы за чужой счет, акции дружественной фирмы) дохода — уголовное наказание с конфискацией имущества.

Сама же форма амнистии может обсуждаться. Например, начиная с 50% коррупционно полученного дохода. Разумеется, в пользу государства.

Реально делать что-то все равно придется. Экономическая ситуация «хороша» не только в России, а серьезный экономический кризис на фоне коррупции как единственного способа экономических отношений обещает красоты неописуемые.