Капитализм: сытые голодных не разумеют

Вчера в программе Владимира Соловьёва печально известный Михаил Веллер на глазах у миллионов зрителей обозвал Олега Митволя идиотом. Ситуация неоднозначная. Слегка растерявшийся Митволь не стал отвечать на провокацию. Но всё равно аналогия с комедией «Ширли-мырли» возникает: надо же, генералитет мордобоем занимается! Однако в этой программе запомнилось другое. Заявление Митволя о том, что на Украине народ голодает. Соловьёв нашёлся моментально. Парировал: а в России после отдачи зарплаты или пенсии на ЖКХ не голодают люди?

Власть уверенно утверждает, что нет.

Однако сытый голодного не разумеет.

Я уже писал о том, что спустя двадцать лет после роковой попытки загнанных в угол партократов, поименованных в новейшей истории России путчистами, сохранить Советский Союз и социализм, большинство политологов скользят по верхам, анализируя те события и их далеко идущие социально-экономические последствия. Что ж, нынешние лощёные политологи отрабатывают свой хлеб, и это зачастую видно невооружённым глазом. Кстати, отставленный с должности префекта Митволь тоже явно потерял былую уверенность. Впрочем, речь не о нём. Попробуем в который раз сами разобраться в том, что потеряли мы и наши дети двадцать лет назад. И что нашли!

Жизнь без социальной справедливости

В стране, которая в течение без малого двух десятилетий БЕЗУСПЕШНО пытается встроиться в «мировую экономику», «глобальную экономику» - всё под контролем США! – за время последнего финансово-экономического кризиса в очередной раз резко возросло количество миллиардеров.

Почему – в очередной раз? А вспомните дефолт 1998 года. Миллионы людей разорились, десятки миллионов ещё более погрузились в беспросветную нужду.

И одновременно появилось немало богатых и сверхбогатых.

Боль и слёзы одних привели к бесстыдному обогащению других.

Вот вам и упыри, питающиеся кровью сограждан, и подонки «в шоколаде».

А чего же ещё нам с вами светило в стране, где социализм с его безусловными прорывами и достижениями продажно-раболепное телевидение «катастройщиков» и «дерьмократов» годами обзывало, карикатуризировало и высмеивало?

Только для избранных!

Вспомним пресловутое ельцинское время, когда государство стало откровенно антинародным. Бандитизм, экономический и политический, уголовщина в чистом виде, заказные убийства, вытягивание ссудозаёмными компаниями из народа последних сбережений при помощи продажных СМИ – всё это расцвело пышным цветом. Чтобы ответить на прямо поставленный и чётко сформулированный вопрос о том, почему наш умный и дальновидный народ впустил к себе упырей со всего мира и расплодил собственных подонков, надо вспомнить, как в пресловутые горбачёвские годы у нас рекламировали «достижения» Запада. К примеру, показывают репортаж из какой-нибудь продвинутой медицинской клиники. Наши телезрители начинают завидовать: мол, у нас и близко такого нет! Но никто не говорит людям о том, КАКОМУ ПРОЦЕНТУ НАСЕЛЕНИЯ ДАННОЙ СТРАНЫ ДОСТУПНО МЕДИЦИНСКОЕ ОБСЛУЖИВАНИЕ В ТАКОЙ КЛИНИКЕ. Создаётся ложное впечатление, что на Западе такие клиники доступны. Тем более что мы-то с вами привыкли ко вседоступности и вездедоступности своего социалистического медицинского обслуживания. И мы в ту пору даже представить себе не могли, что в богатейшей стране мира США 35 миллионам граждан не по карману ВООБЩЕ НИКАКОЕ МЕДИЦИНСКОЕ ОБСЛУЖИВАНИЕ.

Жизнь без исторической памяти

Начинались многие наши нынешние проблемы с похода против «уравниловки» и утраты исторической памяти. По мнению автора политических бестселлеров о Советской цивилизации Сергея Георгиевича Кара-Мурзы, в кухонных дебатах 70-х годов было создано совершенно ложное представление, будто уравнительный принцип распределения жизненных благ – уникальное явление, порождённое тупым волюнтаризмом советской системы. Во время перестройки это мнение было усилено с помощью кампании по промыванию мозгов. На самом деле советская система в этом смысле не слишком сильно отличается от других, различия существуют, скорее, в антропологическом обосновании «уравниловки», в выведении её из естественных или приобретённых прав.

Дж. Кейнс, работавший в СССР, в статье «Беглый взгляд на Россию» (1925) писал: «Я не считаю, что Русский Коммунизм изменяет или стремится изменить природу человека, что он делает евреев менее жадными, а русских менее экстравагантными, чем они были… Но в будущей России, видимо, карьера «делающего деньги» человека просто невозможна как доступная в силу своей открытости для респектабельного человека сфера деятельности, как и карьера вора-взломщика либо стремление научиться подлогам и хищениям. Каждый должен работать на общество – гласит новое кредо, - и, если он действительно выполняет свой долг, общество его всегда поддержит. Подобная система не ставит целью понижать доходы, уравнивая их, - по крайней мере, на нынешней стадии. Толковый и удачливый человек в Советской России имеет более высокие доходы и живёт благополучнее, нежели все другие люди».

Кейнс писал это в 1925 г., а ведь тот, первый этап советского проекта был, конечно, гораздо более уравнительным, нежели 70-е годы. Тогда, например, действовал так называемый «партмаксимум» - обязанность члена партии сдавать государству доходы, превышающие определённый максимум.

Древнейший принцип человечества

Уравнительное распределение благ – древнейший принцип человеческого общежития. В обществах, основанных по принципу семьи, каждый имеет равное право на пищу. В самом чистом виде это отражено в первобытных обществах. В 1966 г. в США вышел большой труд антрополога Сервайса. «Охотники» - об изучении оставшихся на Земле «примитивных», живущих общинами племён и народов, об обществах охотников и собирателей из самых разных частей света. Особое место в нём занимает тема распределения пищи. Как-то учёный получил от эскимоса кусок мяса и поблагодарил его. Охотник огорчился, а старик-эскимос объяснил: «Нельзя благодарить за мясо. Каждый имеет право получить кусок».

Сервайс пишет, что в общинах нельзя и даже неприлично благодарить за пищу – этим ты как бы допускаешь саму возможность не поделиться куском, что нелепо и противно. Этнографы подчёркивают, что в общине право на пищу – это абсолютное (естественное) право. Поэтому голод в ней возможен лишь как следствие природной или социальной катастрофы – засуха, война.

Голод стал нормой

Именно в богатом капиталистическом обществе возник голод части населения как норма, а не бедствие. Здесь голодают отвергнутые рынком, а остальные не только не обязаны, но даже не должны им помогать, чтобы другим неповадно было расслабляться. И Мальтус, и Дарвин резко выступали против благотворительности и бесплатной медицины, которые нарушают действие естественного отбора, ликвидирующего «человеческий брак». Дарвин даже сожалел о том, что медицина (например, прививки) сохраняет жизнь плохо приспособленным людям – а таковыми считались как раз те, кто голодает. Это и есть экономический либерализм.

Зато Э. Фромм приводит выдержки из труда И. Сервайса о другой стороне «уравниловки» - распределении средств труда: «Ни в какой из примитивных групп никому не запрещается использовать природные ресурсы, и ни один индивидуум не является их владельцем…Природные ресурсы, которыми живут группы, являются коллективной или общинной собственностью… Внутри группы все семьи имеют равные права на получение этих ресурсов.

Кроме того, родственникам из соседних групп разрешается свободно охотится или заниматься собирательством, по крайней мере, если они об этом просят.

Наиболее частый случай видимого ограничения права на ресурсы касается деревьев, дающих фрукты, орехи и т.д. Иногда определенные деревья или группы деревьев приписываются каждой семье из группы. Но это скорее разделение труда, чем собственность, так как это делается с целью предотвратить бесполезную потерю времени и сил при работе нескольких семей в одном месте. В любом случае, собрала ли данная семья много фруктов или мало, действуют нормы распределения, и никто не испытывает голода».

Закон сохранения империи

Но не только в «примитивных» общинах, а и вообще во всех традиционных обществах, не пошедших по пути «рынка», голод был исключен как социальное явление благодаря уравнительному распределению. Смешно думать, что «уравниловка» - порождение последних 75 лет или даже Российской империи. Напротив, эта империя потому и собралась в Евразии, что здесь сформировались народы со сходным мироощущением. Вспомним итальянского купца Марко Поло, который почти всю жизнь прожил и пропутешествовал в созданной при Чингисхане империи (в том числе и в России). Что же поразило его, «европейца-рыночника»? Почитаем сегодня эти свидетельства середины XIII века.

«Делал государь вот что: случалось ему ехать по дороге и заметить домишко между двух высоких и красивых домов: тотчас же спрашивал он, почему домишко такой невзрачный: отвечали ему, что маленький домик бедного человека и не может он построить иного дома; приказывал тут же государь, чтобы перестроили домишко таким же красивым и высоким, как и те два, что рядом с ним».

Это о жилье. А вот о питании:

«Когда великий государь знает, что хлеба много и он дешёв, то приказывает накупить многое множество и ссыпать в большую житницу; чтобы хлеб не испортился года три-четыре, приказывает его хорошенько беречь. Собирает он всякий хлеб: и пшеницу, и ячмень, и просо, и рис, и чёрное просо, и всякий другой хлеб; всё это собирает во множестве. Случится недостача хлеба, и поднимается он в цене, тогда великий государь выпускает свой хлеб вот так: если мера пшеницы продаётся за бизант, за ту же цену он даёт четыре. Хлеба выпускает столько, что всем хватает, всякому он даётся и у всякого его вдоволь. Так-то великий государь заботится, чтобы народ его дорого за хлеб не платил; и делается это всюду, где он царствует».

Почему мы сдали советский строй

Особым «срезом» идеологической кампании против уравнительства было переведение проблемы в плоскость сравнения зарплаты работников. Это самый демагогический и примитивный приём, но безотказный – потому что обладает наглядностью и аппелирует к тёмному и сладкому комплексу «обиженного». Всем приятно считать себя слегка недооценённым. Все мы грешны – и соблазнители этим пользуются. Когда человеку говорят: «Смотри-ка! Ты, такой мастер, получаешь столько же, как вон тот балбес», - он забывает, что эта его предположительная «потеря» ничто по сравнению с тем, что он получает на уравнительной основе в виде жилья, образования, медицинского обслуживания, низких цен и т.д. Получает столько же, как некий мастер гораздо более высокого ранга, чем он сам. Факт остаётся фактом – подозрения в том, что соседу переплачивают и тем самым что-то отнимают у тебя, с 60-х годов стали волновать часть советских людей.

Одно время, с конца 1961 года, пишет Сергей Кара-Мурза, моим соседом по коммуналке был шофёр-дальнерейсовик. Сильный и дремучий, прямо зверь. После рейса бивал жену, и она скрывалась в нашей комнате. Этот человек отличался тем, что подолгу задумывался над отвлечёнными проблемами. Одной из них и была мера труда. Он приходил ко мне и начинал пытать: почему я, окончив МГУ, работая с утра до ночи в лаборатории, получал 105 руб. в месяц, а он, тупой неуч и пьяница, почти 400 руб.

«Здесь что-то не так. Будет беда», - говорил он. Я не соглашался, указывая, что шоферов не хватает, а в МГУ конкурс 18 человек на место. И мы с ним пытались этот клубок распутать, перечисляли все тяготы и награды его и моей работы, искали денежную меру. Оказалось, дело это очень сложное. Он рассуждал не так, как народ, - и потому заставил и меня думать. Потом я читал, что мог, по этому вопросу и выведывал на Западе.

В чем же, на мой взгляд, ошибки рабочего, который «сдал» советский строй, потому что ему, токарю-виртуозу, недоплачивают, а соседу-неумехе переплачивают? Ошибок несколько.

1. Сделаем мысленный эксперимент: представим, что какой-то ангел (или демон) точно, до копейки, обозначил цену труда каждого человека, и через кассу каждому в день получки был вынесен приговор – «кто сколько стоит». Стали бы люди, включая «токаря-виртуоза», счастливее? Почти наверняка – нет. Не стали бы. Начали бы распадаться не только коллективы, дружеские компании, но и семьи. Наша «цена» должна быть тайной, мы всегда должны считать себя немножко недооценёнными и великодушными. У нас эту тайну создавала «уравниловка».

На Западе другой метод – зарплату там платят строго конфиденциально. Никаких ведомостей товарищи не видят, а спросить «сколько ты получаешь?» - верх неприличия. Я, по глупости, спрашивал, и даже близкие друзья мне отвечали уклончиво и очень раздражённо.

За вспыхнувшей в 60-е годы ненавистью к уравниловке скрывалась не жажда благосостояния (оно как раз в СССР – до прихода во власть Горбачёва - неуклонно повышалось), а именно соблазн самоутвердиться через деньги в своём ближайшем окружении. Это желание вообще иллюзорно, а для трудящихся – разрушительно. Здесь – ошибка. Меньшее зло хотели поменять на большее, а получили кошмар.

Наконец, главная, на мой взгляд, ошибка относительно капитализма. Я и сам её осознал, когда в 1989 г. приехал работать в Испанию. Утром  по радио случайно услышал выступление католического священника, и он сказал: «В рыночной экономике наверх поднимается не тот, кто умнее или кто лучше работает, а тот, кто способен топтать товарищей, - только по их телам можно подняться наверх». Сказал, как отчеканил, а мы все мусолим вокруг да около.

Даже если бы Россию не стали уничтожать, даже если бы наши заводы удалось превратить в частные фирмы без остановки производства, токарь-виртуоз никогда бы не поднялся наверх. Да, он получил бы свою чечевичную похлёбку и даже подержанный «Опель», но наверх бы все равно поднялся паскуда, будь он хоть трижды дебил и неумеха. То, что мы видим сегодня,  - не просто норма, это лучший вариант. Наверх поднялись паскуды ещё совестливые, ещё советской закваски.

…Сколько времени ещё должно пройти, пока мы с вами окончательно убедимся в том, что двадцать лет назад совершили стратегическую ошибку?

Сытые голодных не разумеют

Советская уравниловка корнями уходила в общинный крестьянский коммунизм. Поэтому атаку на этот принцип в СССР начали в тот момент, когда произошла смена поколений, так что люди молодого и среднего возраста просто не представляли себе, что такое голод и недоедание. Мао Цзэдун как-то сказал в беседе с Андре Мальро: «Когда существует голод, то стремление к равенству приобретает силу религиозного чувства». Те, кто хотя бы военное детство провёл, как обычный советский ребёнок, не клюнули бы на призыв отказаться от равенства.