Путинская концепция России исчерпала себя

Несмотря на то, что Путин находится у власти уже десять лет, Россия все еще остается на периферии развитого мира, полагает директор польского Института международных дел Славомир Дембский (Sławomir Dębski).

Марчин Войчеховский: Совершил ли Путин за прошедшее десятилетие откат от демократии или уберег страну от распада?

Славомир Дембский: Путин пришел к власти под лозунгом усиления государства (т.н. вертикали власти) и модернизации России. Ему удалось сделать государство более сильным, он затормозил процесс дестабилизации, начавшийся после распада СССР. Консолидации страны способствовало подавление центробежных процессов, наиболее ярким примером которых явилась ситуация в Чечне. Однако ценой за это стал регресс в сфере демократии.

В этом и проблема оценки десятилетия путинского правления. С одной стороны, государство стало эффективнее, а с другой – торможение демократических процессов сделало невозможным его модернизацию, так как ее нельзя провести без либерализации системы, усиления демократии, без приватизации, привлечения инвесторов и в целом открытия России к миру. Таким образом, Путин не в полной мере достиг своих целей: он увеличил эффективность государственного аппарата, но не модернизировал страну.

- Что сейчас является основной проблемой России?

- Дефицит доверия, прежде всего, на Западе. Россия напугала инвесторов. Даже такие циничные игроки, как медиамагнат Руперт Мердок (Rupert Murdoch), считают, что заниматься бизнесом в российских условиях невозможно.

- В первый год своего президентства Путин выглядел либералом, у него были очень смелые планы реформ. В последующие три года от этих планов ничего не осталось.

- От реформ решили отказаться, так как фокусники-экономисты из окружения Путина убедили его в том, что благодаря высоким ценам на сырье, как бы само собой удастся провести и модернизацию.

Когда Путин пришел к власти, России испытывала проблемы с изысканием средств на исполнение основных общественных обязательств, это было вскоре после кризиса 1998 года. Благоприятная конъюнктура на рынке сырья, приток в бюджет легких денег стали причиной того, что Кремлю не хватило решимости на проведение радикальных реформ. Команда экономических реформаторов начала правления Путина – Михаил Касьянов, Герман Греф, Алесей Кудрин, Андрей Илларионов отошли в тень. Их тогдашние союзники из бизнес-кругов сидят теперь в тюрьме или сбежали за границу, а те, что остались в стране лишились иллюзий.

В 2000 году Герман Греф очень тепло высказывался о недавно усопшем Егоре Гайдаре, архитекторе российских экономических реформ 90-х годов. Греф считал, что после распада СССР Россию спасли два человека: Гайдар, заложив фундамент рыночный экономики, и Путин, предотвратив распад государства. Казалось, что Путин соединит эти два аспекта: усилит государство для того, чтобы оно могло эффективно внедрять радикальные реформы. Но вышло иначе.

- Как в свете кризиса 2008 года можно оценивать правление Путина?

- Кризис продемонстрировал, насколько иллюзорной оказалась идея Путина основывать модернизацию России на сырьевом буме. Пока почти ничто не говорит о том, что сам Путин извлек из этого выводы. Однако российская элита совершила определенную переоценку последнего десятилетия: начинает складываться мнение, что с точки зрения реформирования страны это время было потрачено впустую. Россия полостью зависит от цен сырья на крупнейших мировых биржах, об этом, впрочем, говорил в своем последнем послании и президент Дмитрий Медведев. Де факто Россия ничего не производит, она не является членом Всемирной торговой организации, ее экономика закрыта от мира.

Через десять лет после прихода Путина к власти, начали звучать голоса о том, что Россия должна поставить на модернизацию государства, промышленности, общества, политической системы, совершить основательную перестройку. Эти голоса исходят из круга президента Медведева. О модернизации начал говорить и Путин, однако он сужает ее до промышленности и инфраструктуры, будто бы не желая смириться с тем, что предложенная им модель исчерпала себя.

- В течение десяти лет Путин проводил очень разнообразную политику по отношению к Польше. Сначала наши отношения были неопределенными, даже, скорее, после вступления Польши в НАТО – прохладными. Потом после оранжевой революции на Украине они ухудшились еще больше. Почему с определенного момента Путин делает явные жесты в сторону Польши, каковым был, например, его визит в Гданьск 1 сентября?

- За это время Путин трижды посещал Польшу. Первый визит состоялся в 2001 году, второй имел, скорее, символический характер – он был приурочен к 60-ой годовщине освобождения Красной армией концентрационного лагеря Аушвиц, а третий произошел три месяца назад. Россия испытывала разные варианты политики в отношении Польши, она обладает более серьезным потенциалам, а, следовательно, несет большую ответственность за состояние взаимных отношений.

Были периоды, когда наши отношения сводились к абсолютному минимуму, например, после высылки из нашей страны российских шпионов, то же было и после оранжевой революции на Украине. Потом был такой момент, когда после ухода Александра Квасьневского (Aleksander Kwaśniewski) Россия стремилась улучшить отношения с Польшей, но это длилось недолго: было введено эмбарго на наше мясо, и отношения снова ухудшились.

После последних выборов в Польше Россия стремится найти очередной новый поворот в отношениях, заметив, что хотя мы являемся новым членом ЕС, мы способны достаточно эффективно затруднять Москве реализацию ее целей в Европе. Россия рассчитывала на то, что в первое время новые члены Евросоюза не будут иметь большого веса, как когда-то кандидаты в члены коммунистической партии получали полный объем полномочий только после прохождения кандидатского стажа. Это было ошибкой. Польша способна влиять на политику ЕС в отношении к России, и это стало причиной того, что Путин решил найти какой-то модус вивенди с Польшей.

- В чем он может заключаться?

- Существенные для нас вопросы символического характера, например, катыньское дело, не так важны для России. Москва открыта для переговоров по ним, готова совершать какие-нибудь жесты доброй воли при условии учета ее экономических интересов – выгодных условий продажи газа и согласия на увеличение присутствия российского бизнеса в нашей стране.

С точки зрения Москвы было бы лучше всего, если бы в результате улучшения польско-российских отношений Варшава стала менее активно указывать Европе на угрозы, которые могут исходить из России, а также снизила свою активность, например, на Украине, которую Москва считает сферой своих традиционных интересов.

Я опасаюсь, что такой исповедуемый частью российской правящей элиты подход к польско-российским отношениям может вскоре привести к взаимному разочарованию. Польским властям будет нелегко его принять вне зависимости от политического контекста, поскольку включенность Польши в популяризацию европейской модели развития в Восточной Европе является частью нашей европейской идентичности. Это не предмет для переговоров.