В лабиринте сталкивающихся мифов. О Сталине. Часть 2

Продолжение. Начало см. здесь.

МИФ О НЕГОТОВНОСТИ К ВОЙНЕ

Гипотезу «превентивной войны» полностью исключает старая версия о том, будто Сталин игнорировал предупреждения разведки и до самого 22 июня 1941 года верил в то, что нацистское руководство не начнет войну против СССР по крайней мере в 1941 году. А потому и не принял всех возможных мер для отражения германского вторжения. Даже оставив в стороне невозможную посылку, будто Сталин мог кому-то верить (тем более Гитлеру!), рассмотрим дело на фактах.

По свидетельству А.М. Коллонтай (тогда - посла СССР в Швеции), во время ее приезда в Москву в ноябре 1939 года Сталин сказал в кругу советских должностных лиц, явившихся к нему на прием в Кремль: «Время уговоров и переговоров кончилось. Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером».

18 ноября 1940 года на заседании Политбюро вскоре после возвращения наркома иностранных дел В.М. Молотова из Берлина, где он вел переговоры с Гитлером, Сталин высказал своим ближайшим соратникам буквально следующее: «Мы рассматривали берлинскую встречу как реальную возможность прощупать позицию германского правительства. Позиция Гитлера во время этих переговоров, в частности его упорное нежелание считаться с естественными интересами безопасности Советского Союза... - все это свидетельствует о том, что, несмотря на демагогические заявления по поводу неущемления «глобальных интересов» Советского Союза, на деле ведется подготовка к нападению на нашу страну... Могло ли случиться, что Гитлер решил на какое-то время отказаться от планов агрессии против СССР, провозглашенных в его «Майн Кампф»? Разумеется, нет! История еще не знала таких фигур, как Гитлер... Гитлер постоянно твердит о своем миролюбии, но главным принципом его политики является вероломство... Такую же участь готовит Гитлер и договору с нами... Мы все время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской агрессии».

13 мая 1941 года с одобрения Сталина была отдана директива Генштаба о выдвижении четырех армий второго стратегического эшелона в западные приграничные округа. На следующий день командующим западными приграничными округами было приказано разработать детальные планы обороны госграницы и противовоздушной обороны.

24 мая 1941 г. на совещании с высшими военными и государственными должностными лицами Сталин предупредил, что нападение Германии на СССР может последовать в самое ближайшее время.

27 мая был отдан приказ о срочном строительстве в западных военных округах полевых командных пунктов фронтов. 12 июня, по свидетельству Василевского, начались мероприятия по повышению боеготовности соединений приграничных округов. 18 июня, как следует из многочисленных директив командований военных округов и свидетельств участников событий, в приграничные округа поступил приказ о реализации мероприятий по приведению войск в боевую готовность. Причем все эти мероприятия должны были быть завершены к 21 июня. Поздно вечером 21 июня, когда подготовительные мероприятия, по идее, должны были быть выполнены, в войска пошла директива быть готовыми отразить ожидаемое в предстоящие сутки-двое нападение немцев.

Заметим, что все это были приготовления к обороне. Единственным документом, определявшим группировку и характер действий советских войск, в это время являлись «Соображения о стратегическом развертывании войск», подписанные 18 сентября 1940 года тогдашним начальником Генштаба Б.М. Шапошникова и утвержденный Сталиным. Этот план предусматривал активную оборону советских войск в приграничных округах в начале войны. Другого документа, отменяющего этот план и устанавливавшего иную группировку и иные задачи соединений Красной Армии в приграничных округах, на 22 июня 1941 года не имелось.

Почему расположение советских войск в этот роковой день оказалось совершенно не соответствующим плану? Почему часть войск была вытянута тонкой линией вдоль границы, а другая занимала разрозненные участки обороны вглубь советской территории? Почему командующие округами не выполнили толком приказы от 25 мая и 18 июня о разработке детальных планов обороны и приведении войск в боеготовность? Почему, наконец, в войска с запозданием поступила директива от 21 июня? Это вопросы, требующие детального изучения, и ответ на них выходит за ограниченные рамки статьи. Отметим также еще, что версия о «превентивном ударе» и версия о «неготовности войск» друг друга полностью исключают. Уж что-то одно. Однако, как мы видим, если предположить, что приказы Сталина выполнялись точно, войска должны были быть своевременно готовы, причем именно к оборонительной войне.

СТАЛИН И ДРЕВНЯЯ МУДРОСТЬ ЛАО ЦЗЫ

До сих пор можно встретить утверждения, что начальствующий состав Красной Армии был дезориентирован знаменитым заявлением ТАСС от 13 июня 1941 года, опровергавшим «слухи о предстоящем нападении Германии на СССР», и деморализован сталинским приказом «Не поддаваться на провокации!», который якобы определял поведение наших войск в первые часы после гитлеровского нападения. Мы уже видели, что приказы, исходившие от Сталина в последние недели перед войной, были прямо противоположного свойства и нацеливали советские вооруженные силы на предстоящую в самое ближайшее время войну. Другое дело - как эти приказы интерпретировались в разных инстанциях и в каком виде доводились до войск... Но необходимо посмотреть на это дело также и с позиций глобальной политики. И здесь нам снова нельзя не затронуть гипотезу «превентивной войны».

Чтобы в военно-политической обстановке весны-лета 1941 года готовить нападение на Германию, Сталин должен был на какое-то время незаметно для окружающих сойти с ума.

Возможно ли такое? Конечно, абсурд! И дело здесь не только в сомнениях, порожденных советско-финской войной, относительно способности наших войск в то время вести крупномасштабную наступательную войну против лучшей армии мира. Политическим самоубийством для советского руководства было выставлять себя нападающей стороной!

На чем строился стратегический расчет Гитлера? Кроме надежды на блицкриг, это был прогноз поведения других крупнейших геополитических субъектов. Их в то время оставалось уже немного. Кроме Германии и СССР, это были: 1) Англия, находившаяся в состоянии войны с Германией; 2) формально пока нейтральные США; 3) Япония, потенциальный союзник Германии.

Правда, 13 апреля 1941 года СССР и Япония заключили пакт о нейтралитете. Но это совсем не то же самое, что пакт о ненападении, который формально действовал в отношениях между СССР и Германией. И Гитлер мог надеяться, что факт советско-германской войны побудит руководство Японии выступить в поддержку своего союзника по Тройственному пакту 1940 г. Как оказалось, основания для этого у него были. Хотя в Японии не забыли «предательского», по мнению правящих кругов этой страны, поведения Германии в августе 1939 г., в дни боев на Халхин-Голе, когда Берлин заключил пакт о ненападении с Москвой (что во многом побудило японцев подписать весной 1941 г. договор о нейтралитете с СССР), но в обстановке советско-германской войны приоритетными для Японии могли стать обязательства по Тройственному договору.

Уже 24 июня 1941 г. в ответ на запрос посла СССР в Токио Сметанина о том, как будет вести себя в новой ситуации Япония, министр иностранных дел Японии Мацуока разъяснил, что в основе внешней политики его страны лежит пакт трех держав (Германии, Италии и Японии), и что если данная война и пакт о нейтралитете вступят в противоречие с основами японской политики и тройственным пактом, то Япония не сможет оставаться нейтральной. А на следующий день Мацуока заявил на заседании координационного комитета правительства и военной ставки: «Когда Германия победит и завладеет Советским Союзом, мы не сможем воспользоваться плодами победы, ничего не сделав для нее.

Мы можем либо пролить кровь, либо прибегнуть к дипломатии. Лучше пролить кровь». 2 июля председатель тайного совета при императоре Хара откровенно высказался за скорейшее объявление войны Советскому Союзу. В тот же день Мацуока вновь заявил советскому послу, что Япония считает себя свободной в решении вопроса, что является для нее приоритетным: соблюдение пакта о нейтралитете с СССР или союзнические обязательства перед Германией.

Летом 1941 года японская Квантунская армия в Маньчжурии получила значительные пополнения. Штаб армии планировал к 29 августа начать наступление на Советское Приморье. Вопрос об объявлении войны Советскому Союзу стал предметом острых дебатов на заседаниях координационного комитета правительства и ставки в Токио 1 и 4 августа 1941 г. После продолжительной дискуссии верх взяли сторонники сохранения нейтралитета с СССР (пока не обозначится окончательная победа Германии) при одновременной подготовке к войне с США, которая становилась приоритетной. Дело в том, что 25 июля Белый дом объявил эмбарго на поставки нефти в Японию и заморозил японские активы в США.

Таково было поведение Японии, когда для всех очевидной нападающей стороной выступила Германия. Можно ли ручаться, что оно было бы лучше, если бы формальным агрессором выступил СССР? Особенно, если Красная Армия не смогла бы (что более вероятно) первым ударом разгромить противостоящие ей части вермахта?

Во всяком случае, можно быть уверенным: прагматичный Сталин на такой очевидный риск войны на два фронта пойти не мог.

Возможное поведение США в случае нападения Красной Армии на германские войска в Европе изобличают ставшие широко известными слова будущего президента США, а в то время сенатора Трумэна, сказанные им 24 июня 1941 г.: «Если будет побеждать Германия, мы станем помогать России, а если будет побеждать Россия, мы поможем Германии. И пусть таким образом они убивают друг друга как можно больше». Реплика Трумэна отражала настроение значительной части американского истэблишмента. Поскольку в 1941 г. побеждала Германия, вдобавок она выступила агрессором, то даже Трумэн был вынужден согласиться с тем, что в данный момент нужно помогать Советскому Союзу.

Ну, а если бы СССР напал на Германию первым? Как бы повели себя США в этом случае? Позиции Трумэна и близких ему по взглядам людей в американской элите резко бы усилились. Распространил бы тогда конгресс закон о ленд-лизе на СССР? Наконец, стали бы США в такой ситуации отвлекать Японию от возможной войны с нами? Сталин не мог не учитывать весьма вероятную негативную реакцию США на то, если бы Советский Союз первым открыл военные действия против Германии.

Наконец, совершенно неясной оставалась позиция Англии. 10 мая 1941 г. туда с целью контактов на предмет заключения перемирия перелетел второй официальный преемник Гитлера - Гесс. Правда, в рейхе Гесса тотчас же объявили сумасшедшим. Однако многие обстоятельства его перелета до сих пор остаются невыясненными: британская разведка, в отличие от нашей, не спешит открывать свои тайны. Сталин всегда был уверен, что миссия Гесса не могла быть предпринята без ведома Гитлера и предварительного контакта и согласования с кем-то в британском руководстве. Мысль о том, что англичане держат Гесса как «козырь в рукаве» для заключения в какой-то момент мира с Германией не давала покоя Сталину всю войну. В августе 1942 г., во время визита Черчилля в Москву, он не стал напоминать Черчиллю об этом эпизоде: обстановка требовала максимального такта на переговорах с таким союзником. Зато в октябре 1944 г., когда угроза военного поражения СССР миновала, Сталин не выдержал и в свойственной ему «шутливой» манере, невзирая на возмущение Черчилля, предложил тост «за Интеллидженс Сервис, заманившую Гесса в Англию».

Не в расчете ли на поддержку Японии и нейтралитет Англии и США говорил Гитлер в том духе, что весь мир затаит дыхание, наблюдая за схваткой Германии и СССР? В таком случае, его расчет не оправдался.

Сталин, в конечном итоге, переиграл фюрера, обеспечив себе нейтралитет Японии и союз с США и Англией. И не в последнюю очередь благодаря тому, что не дал ни малейшего повода расценивать СССР как агрессора или провокатора войны.

Только в этом свете и следует рассматривать знаменитое заявление ТАСС от 13 июня 1941 г. Оно адресовалось, в первую очередь, правящим кругам англосаксонских держав. «Английская печать» выставлялась в нем источником «ложных слухов» о том, будто: «1) Германия... предъявила СССР претензии территориального и экономического характера...; 2) СССР будто бы отклонил эти претензии, в связи с чем Германия стала сосредотачивать свои войска у границ СССР с целью нападения на СССР; 3) Советский Союз, в свою очередь, стал будто бы усиленно готовиться к войне с Германией и сосредотачивает войска у границ последней». Это было прямое предложение правящим кругам Англии, а равно и США, заявить о своей недвусмысленной позиции в преддверии неизбежной германо-советской войны.

Далее, заявление, как известно, объявляло «лживыми и провокационными» любые сообщения о предстоящей войне, а частичную мобилизацию Красной Армии объясняло летними маневрами. То есть, не отрицался факт военных приготовлений СССР к отражению германского нападения (потому что прикрывать таким способом собственное намерение напасть слишком неуклюже; в этом случае лучше было бы молчание). Но тем самым делался прямой вызов Германии, чтобы та присоединилась к советскому заявлению о намерении соблюдать пакт о ненападении. Молчание Германии как раз и означало бы наличие у ее руководства четкого намерения начать агрессию.

Как мы знаем, Берлин промолчал. Более того, на предложение советского правительства принять 18 июня в Берлине Молотова, имеющего целью выяснить некоторые вопросы, германская сторона также ничего не ответила. Все это могло означать только одно: нацистская верхушка окончательно решилась на войну с Россией.

Все это не могло пройти мимо внимания западных руководителей. Пока от них не было получено каких-то однозначных сигналов, было рискованно предпринимать слишком очевидные меры по подготовке к войне, вроде приведения войск в состояние боеготовности и их выдвижения на исходные позиции для обороны. Последние сомнения отпали только 21 июня. В этот день вернувшийся в Лондон посол США в Англии Дж. Уайнант передал Черчиллю личное послание президента Рузвельта, которое гласило: «Президент США поддержит любое заявление, которое может сделать премьер-министр, приветствуя Россию как союзника». Сразу после этого Уайнант сообщил о содержании послания послу СССР в Лондоне И. Майскому, о чем тот незамедлительно сообщил в Москву. Только теперь Сталин мог спокойно, не опасаясь за реакцию западных держав, отдать последние распоряжения о приведении войск приграничных округов в полную боевую готовность.

Итак, уже прежде открытия военных действий Сталин выиграл, по определению древне-китайского стратега Сунь Цзы, «две лучшие войны». Он разбил надежды Гитлера на нейтралитет США и Англии в предстоящей войне и он фактически разъединил направленный против СССР союз Германии и Японии. Это была блестяще выигранная партия на большой шахматной доске в условиях цейтнота.

Как бы ни оценивать случившееся потом, начиная с 22 июня 1941 года, мы обязаны помнить о том, что только строго выдержанная линия на недопущение преждевременного вовлечения СССР в войну с Германией, в том числе и выполнение установки «не отвечать на провокации», позволило СССР вступить во Вторую мировую войну в не самой худшей глобальной геостратегической обстановке: лишь на одном фронте и обоснованно рассчитывая на поддержку двух великих западных держав.