Стратегия 2020: Россия на пути к колонии

Удивляет в стенограмме обсуждения Стратегии 2020 беллетристика по поводу перехода «от экономики спроса к экономике предложения», к экономике стимулирования предпринимательской активности не за счет государственного или частного спроса, а за счет предложения. Экономисту понять, о чем идет речь, абсолютно невозможно. Дело в том, что спрос и предложение в равновесной экономике сбалансированы. В этих условиях новое предложение, связанное с инновациями, порождает новые ниши спроса. Так работает рынок. Что такое экономика спроса, в которой нет предложения, никто не знает. Что такое экономика предложения, в которой нет платежеспособного спроса, никто также не знает.

На самом деле речь идет о том, что коэффициент валовых накоплений в стране должен увеличиться в два с половиной, три раза. Объемы инвестиций должны возрасти. Совершенно очевидно, что никаких внешних массированных инвестиций в страну не будет, не только по экономическим, но и по военно-политическим причинам. Совершенно ясно, что демонетизация, подавившая инвестиционный процесс в стране, уход государства от инвестиционных задач – это причина стагнации развития и деградации экономики и социальной сферы страны. Но в этом отношении, как заявил Ярослав Иванович Кузьминов, «задача наша – не писать стратегию заново».

В чем же Ярослав Иванович видит задачи коррекции «Стратегии-2020»? Оценим несколько отчетливых пунктов, и они тоже, как минимум, являются поводом для дискуссии. Кузьминов утверждает, что «скатывание в инфляционное финансирование бюджетных обязательств, чем бы оно ни было вызвано, является недопустимой политикой». О чем вообще идет речь? С чего это финансирование бюджетных обязательств становится инфляционным? Финансирование бюджетных обязательств всегда, во все века и в каждом государстве, является естественной и неотъемлемой функцией функционирования государства. (При условии, конечно, что не ставится задача ликвидации этого самого государства, которая в общем то просматривается). В частности, доля  в России государственных расходов в ВВП сегодня меньше 40%, почти как в Америке. Кузьминову почему-то кажется, что если мы дадим 5-6% бюджета на науку, в отличие от сегодняшних полутора процентов, 8% на здравоохранение, как в Европе, в отличие от сегодняшних 2%, то расход бюджета составит не 38%, как сегодня, а 80%. Это будет означать «восстановление коммунизма, причем коммунизма военного, потому что сведения всего в центр и раздачи не было с 1919 года». Видимо, Ярославу Ивановичу неизвестно, что на уровне 60, 70, 80% государственных расходов в ВВП работают скандинавские страны, добиваясь при этом весьма значительных результатов. Точно такие же показатели у Китая, у малюсенькой Белоруссии, которую атакуют сегодня с двух сторон финансовые спекулянты и государственные инфраструктуры.

Кузьминов исходит из того, что в России «политика в огромной степени – социальная политика». Прямо перед этим утверждением он называл цифры, которые показывают, что гуманитарные расходы на человека – на образование, науку, культуру, здравоохранение – в разы меньше, чем в сопоставимых европейских странах. Менять это соотношение он не собирается. Но как же такую политику можно назвать социальной? От такой социальной политики и вымирает население России. Он считает, что российское государство ведет политику поддержки бедных, сокращения объемов масштабов бедности, которая выбивается за стандартные рамки подобной политики. Но как тогда быть с тем, что бедных в стране 15%, и цифра не падает, а растет? За первый квартал 2011 года количество бедных выросло на два с половиной миллиона человек. Называть такую политику социальной нет никакой возможности.

Достаточно посмотреть на структуру российского бюджета, сравнить ее в части гуманитарных расходов с европейским и американским бюджетом, и увидеть, что в России политика государства – асоциальная. Есть удивительная статья расходов государственного бюджета, называемая «социальной политикой». Структурно она является самой большой в расходах. Тем не менее, она представляет собой расходы (почему-то вне Пенсионного фонда) на пенсии военнослужащим и лицам, приравненным к ним, и на содержание богаделен и хосписов. Можно понять, почему людям, умеющим держать оружие в руках, государство специфическим образом обеспечивает пенсии. Можно понять в этой связи, почему относительная численность полицейского контингента в России больше, чем в других странах, и пропорционально больше, чем в вооруженных силах России. Здесь логика налицо: если политика асоциальна, если она ведет к неизбежному социально-политическому кризису, к протестным настроениям, а потом и действиям, то аппарат подавления этих действий, конечно, должен быть сформирован. А вот утверждение, что такого масштаба бесплатного образования и здравоохранения нет, например, в Китае, - это откровенная выдумка.

Поразительно откровение о том, что в России не только слишком высокая зарплата, но и существует «огромный вызов,  навес высшего образования». Оказывается, у нас слишком много людей с высшим образованием, и слишком многие претендуют на получение высшего образования.

«Это колоссальное отбегание людей от работы руками, от монотонного труда, от труда, который не имеет элементов коммуникации или креативности». Других видов труда в России даже не предполагается. Не предполагается, что экономика должна стать экономикой знаний, инновационно чувствительной, наукоемкой, что все больше будут востребованы специалисты с высшей и высочайшей квалификацией, если уж верить в разговоры уважаемых руководителей. Нет, оказывается - «мы обречены на активную миграционную политику, активную политику поощрения иммиграции». Оказывается, «без мигрантов экономика России существовать просто не может, и эта тенденция будет развиваться с каждым годом». Соотнося этот тезис с тем, что нам нужны не высокообразованные люди с высшим образованием, а низкоквалифицированная рабочая сила, надо понимать, какую стратегию эти руководители готовят для страны. Стратегия действительно просматривается. Она названа напрямую: это «сжимание государства».

Утверждается, что необходима ликвидация основной части контрольно-надзорной деятельности государства и замещение ее обязательным страхованием. (Ну примерно так как это произошло с теплохолдом Булгария).  Двадцать лет практически непрерывного кризиса никак не подсказывают  Мау и Кузьминову того, что сокращение объемов лицензирования и соответствующего контрольного института в стране привело к фальсификации продовольствия и лекарств, а, соответственно к увеличению смертности и сокращению ожидаемой продолжительности жизни. Это просто не принимается во внимание,  и соответственно утверждается, что по этому пути надо идти дальше.

Надо сокращать, следуя предлагаемой стратегии, количество чиновников в стране. Откуда взят этот тезис – совершенно непонятно. Если подсчитать количество государственных служащих в соотношении к населению России, то оно в разы меньше, чем в сопоставимых по ВВП и развитости странах Европы и Соединенных Штатов. Утверждается, что «нужно существенное сокращение огромной армии людей в погонах, которых на сегодняшний день у нас, ну, больше трех миллионов человек, в той или иной форме. Это примерно в три раза больше, чем в любой другой стране».

Если же всерьез говорить о российской армии, то ее численность относительно населения страны меньше, чем в Бельгии, Дании, Индии, даже Казахстане и Молдове. Если же говорить о полицейском эшелоне, то необходимо видеть разницу между армией и полицейским контингентом. Об этой разнице не говорится. Говорится лишь о том, что надо сокращать число людей в погонах.

Читать подобные речи и подобные стратегии очень тяжело, потому что в них заложено колоссальное внутреннее противоречие, в них отсутствует логика, связывающая публичные цели развития – ту же борьбу с бедностью, тот же экономический рост, невозможный без инвестирования – с предлагаемыми мерами. Эта связь нарушена или отсутствует. Профессиональные, научные или практические термины заменяются метафорами, типа «инвестиционного климата», «госкапитализма». Забавны признания самих Мау и Кузьминова относительно этих терминов. Кузьминов: «Термин «госкапитализм» – я согласен, это метафора, скорее». Мау: «Вообще, конечно, скажу, что госкапитализм – это скорее такое политическое определение. Поэтому нужно обсуждать, что имеется в виду». Из этих откровений понятно, что обсуждается нечто, относительно чего неясно, что имеется в виду. Это странно, если не сказать больше, для разработки стратегии столь высокого уровня.

Все это было бы печально и в рамках научно-профессиональной дискуссии. Учитывая же, что этот продукт готовится для руководства страны, все вышеперечисленные казусы – это просто катастрофа. Если отбросить в сторону всю шелуху, то стратегия, разрабатываемая в группе Мау – Кузьминова, будучи реализованной, приведёт к следующим последствиям. Будет сокращаться роль государства в стране, ослабляя ее государственность, и готовя Россию к судьбе Советского Союза. Будут сокращаться государственные расходы, снизится оборонный потенциал страны, будет нарастать сырьевая диспропорция, произойдёт окончательная архаизация экономики. Открытость экономики будет возрастать и дисбаланс между экспортом и импортом неизбежно приведёт к выносу за рубеж и материальных, и финансовых, и гуманитарных ресурсов. Будет сокращаться уровень инвестиционной активности, а соответственно, и инновационная активность. Будет коммерциализироваться гуманитарная сфера в здравоохранении, в образовании, в науке. Страна будет все более приобретать классический вид колонии.

Устойчивости развития национальной безопасности, уверенности в будущем и демографического исправления ситуации при такой стратегии быть не может. Тем не менее, за эти откровения нужно поблагодарить В. А. Мау и Я. И. Кузьминова, потому как благодаря их честности мы теперь знаем, какая судьба уготавливается нашей стране в научно-экспертном либеральном лагере.