Альфред Кох о приватизации в России

Правительство определило список госкомпаний, которые будут приватизированы в ближайшие годы. Государство полностью выйдет из капитала ВТБ, «Роснефти», «Ростелекома», «Алросы» и еще 10 компаний. Еще в четырех компаниях оно сохранит свое присутствие частично. Альфред Кох рассказал Forbes, что он думает о приватизации.

Давеча наши власти вспомнили о приватизации. Выступая на Петербургском форуме, Дмитрий Медведев заявил об окончании периода госкапитализма и необходимости скорейшей приватизации имущества. Премьер идею поддерживает. Их превосходительства заявляют, что госсобственности останется самая малость: естественные монополии да стратегические предприятия.

Замах на масштабную приватизацию был у и Владимира Путина. Начиная с 2000 года в послании президента Федеральному собранию есть большой абзац про активизацию приватизации. Все в этих абзацах правильно и позитивно: проводя приватизацию, государство сокращает поле для коррупции, увеличивает предложение на рынке капиталов, создает условия для привлечения инвестиций.

Но насколько реалистичны эти заявления? Насколько решителен президент в намерении провести приватизацию, несмотря на саботаж госаппарата? Надеюсь, никто не сомневается, что этот саботаж ему почти гарантирован?

Приведу простой пример. Как раз во время речи Медведева на форуме в Москве мудрые государственные мужи (куда там либералам-неумехам 1990-х) решили отдать в доверительное управление структурам, контролируемым Ковальчуками, контрольный пакет акций «Московской объединенной электросетевой компании» (МОЭСК). Объем продаж этой компании — больше $4 млрд, а прибыль — больше $600 млн.

Отдано в управление это хозяйство так, что за государством осталась функция обеспечения надежности электроснабжения и техническое перевооружение. Остальное (а что осталось-то, неужели раздел прибыли?) отошло профессиональным управленцам широкого профиля. Теряюсь в догадках: кто же в конце концов окажется владельцем МОЭСК в результате непосильного труда «рабов на галерах», пардон, доверительных управляющих. Примеров таких без счета. Любая госкомпания — «Газпром», «Ростехнологии» и др.

— может похвастаться странными историями с дочерними предприятиями.

Справедливости ради стоит отметить, что реальная, а не книжная приватизация всегда является компромиссом групп интересов. В 1990-х голос государства при поиске этого компромисса был не единственным, но всегда — самым важным. А сейчас он почти не слышен.

В условиях же фактически остановленной приватизации ситуация менее тревожна. В конечном итоге какой ущерб могут нанести лоббисты (типа кооператива «Озеро») государству? Максимум неэффективное управление и перераспределение в свою пользу финансовых потоков. Это в среднесрочной перспективе почти всегда поправимо.

А вот если запустить приватизацию в условиях, когда решения судьбы госактивов принимаются избранным кругом «предпринимателей», а ответственный чиновник вынужден штамповать невыгодные для страны решения, то такая приватизация не принесет ни институционального, ни фискального результата.

В условиях падающего рейтинга власти разговоры о приватизации означают последний акт драмы под названием «Питерские чекисты управляют Россией». Осознав, что в обозримой перспективе расставание с властью неизбежно, они пытаются обменять ее на собственность.

Таким образом, я вижу два сценария: либо приватизации не будет и весь пар уйдет в гудок, либо это будет передача собственности в доверительное управление, внесение в уставный капитал, продажа по прямым договорам и т. д.

Сегодня у государства нет ни воли, ни желания заниматься реальной, публичной приватизацией. Поскольку это тяжело и опасно. Всегда найдутся аргументы, что можно продать дороже, всегда тут как тут окажется прокуратура и полицаи с особистами, и останутся от вас рожки да ножки. Легче ничего не делать или тупо выполнять указания начальников: «А мне премьер приказал отдать «Газпром» Миллеру с Тимченко! Мне сказали — я сделал…» Пойди узнай, была такая команда или ее не было.

В условиях паралича государственной воли приватизация из позитивного действия превращается в свою противоположность и становится источником чрезмерной социальной напряженности.