Забытый фронт на Востоке

Восхождение Гитлера к власти сопровождается двумя получившими широкую известность фотографиями. Во-первых, это снимок, на котором он запечатлен 9 ноября 1923 года рядом с кайзеровским генералом Эрихом Людендорфом. Другая фотография была сделана 21 марта 1933 года во время инсценированного нацистским режимом «Дня Потсдама». Гитлер в гражданском костюме склоняется перед человеком, который, как и островерхий шлем, воспринимался как символ существовавшего рейха, – рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург.

Назначенный незадолго до этого рейхсканцлер оказался таким образом рядом с обоими военными руководителями, которые нагляднее всего воплощали собой преемственность «второго рейха». Кроме того, Гинденбург и Людендорф имели колоссальную популярность, которую не смогло поколебать даже поражение в мировой войне. Они заработали ее на том поле сражений, где и Гитлер нашел свою судьбу, – на Востоке.

Тем более удивительно то, что этот фронт эпохи первой мировой войны в течение долгого времени был забыт исторической наукой. Поскольку исход войны в конечном счете решился на Западе, то он и оказался к фокусе научного интереса. Только в последнее время историки начали изучать то странное образование, которое Гинденбург и Людендорф создали и назвали «Обер Ост» (Верхний Восток). Специалисты обнаружили удивительные связи с той войной, которую Гитлер спустя 25 лет развязал на востоке.

Маргинализация Восточного фронта в ходе первой мировой войны – по крайней мере в Германии (в Австрии на этот счет существуют совершенно иные оценки) – не в последнюю очередь связана с тем, что в общепринятом виде его и не существовало. Имперский план ведения войны в 1914 году предусматривал нанесение поражения Франции силами семи армий еще до того, как Россия сможет предпринять какие-то действия. На мобилизацию в рейхе было отведено от шести до восьми недель. Только после этого предполагалось заняться русскими армиями, боеспособность которых оценивалась не очень высоко, а ее руководство считалось неспособным. 

Это было колоссальной ошибкой. Уже спустя две недели – это стало возможным не в последнюю очередь благодаря построенной при помощи французского капитала железнодорожной сети – две русские армии были в Восточной Пруссии. 19 августа после сражения под Гумбинненом 8-я армия генерала фон Притвитц унд Гаффрона была быстро вытеснены за Вислу. Таким образом русские завоевали значительно большую территорию, чем это удалось сделать, соответственно, французам и англичанам на Западе.

Под давлением ошеломленного двора главное командование вывело два корпуса во время решающего сражения на Западе и бросило их против русских. Одновременно Притвитц был отозван и заменен вновь возвращенным в строй генералом Гинденбургом. В качестве генерала-квартирмейстера ему был придан имевший бюргерское происхождение Людендорф, который как раз перед этим в Льеже получил высший орден Pour le Merite. 

Хотя битва на Марне была проиграна, и этот фронт на годы стал местом ведения позиционной войны, Гинденбургу и Людендорфу удалось окружить Вторую (Нарвскую) российскую армию под Алленштайном и взять в плен 90 000 человек, а Неманская армия была выбита из Восточной Пруссии. Вскоре после этого ситуация на юге стабилизировалась, а австрийские войска были практически обессилены.

Наступление в мае 1915 году в районе между Горлице и Тарновом стала самым масштабным сражением этой войны с точки зрения перемещения войск. В тот момент, когда оно остановилось в результате возникших проблем со снабжением, союзники по блоку Центральных держав (Тройственный союз)захватили территорию, сравнимую с Францией. Это было самое крупное завоевание территории в Европе в ходе первой мировой войны. Однако самые значительные сражения с сотнями тысяч погибших происходили на Западе и, следовательно, вблизи метрополии, и поэтому Восток был вытеснен из коллективного сознания. 

Только российские наступления вновь и вновь заставляли обращать внимание на Восточный фронт, хотя понесенные в ходе них потери подталкивали царскую империю к революции

Американский историк Лиулевисиус (Liulevicius) обнаружил, что на прилегающих к Восточному фронту территориях получил распространение такой немецкий колониализм, которого раньше история вообще не знала. Для «Обер Оста» - как называли оккупированные территории Гинденбург и Людендорф - вообще не было никакой заранее разработанной концепции. Слишком неожиданным оказалось это огромное пространство, включавшее в себя Польшу, Литву, Судетскую область, а также западную часть Украины, оказавшихся под контролем Центральных держав. 

3,3 миллиона человек стали беженцами и покинули эти территории, а русские к тому же систематически применяли стратегию выжженной земли. Тем не менее в Прибалтике, находившейся под контролем «Обер Ост» - в Польше было введено гражданское правление – проживало около трех миллионов человек. Таким образом «перед нами стояла огромная задача: все построить и оборудовать заново», - отмечал Людендорф.

Что он и делал. С помощью специально отобранных сотрудников он хотел приучить к культуре «эту пеструю смесь народов». Средством для этого должна была стать система, получившая название «немецкая работа» (deutsche Arbeit). Для этого, во-первых, было организовано мощное строительное предприятие для создания инфраструктуры. Урожай изымался, лошади конфисковывались и продолжалась эксплуатация полезных ископаемых. 

Во-вторых, на всей территории была создана современная управленческая сеть.

Выдавались паспорта, создавались гигиенические учреждения, открывались школы, организовывались театральные постановки. Габриэл Лиулевисиус называет это «военной утопией», которой придерживались Гинденбург и Людендорф, а после их назначения в главное командование эти же взгляды унаследовали и их преемники. Они видели пространство, которое, как казалось, только и ожидало того, чтобы быть оформленным по их собственному желанию, а после этого его можно было бы эксплуатировать.

Дело в том, что никакую местную культуру на этой территории оккупанты не хотели признавать. «Куда ни брось взгляд - ничего кроме картины бедности и бескультурья, прискорбное состояние дорог, убогие деревни с заброшенными лачугами и грязным, опустившимся населением, с отсталой обработкой полей – все это не идет ни в какое сравнение с процветающими поселениями в Германии», - констатировал немецкий наблюдатель. Другой очевидец пришел в ужас от количества вшей и восхвалял «банные приказы» местных военных комендантов, «на основании которых местные жители должны были являться вместе со всеми членами семьи через определенные промежутки времени для проведения мероприятий по уничтожению вшей».

Прежде всего города считались центрами «бескультурья». Казалось, что в этом плавильном котле литовцы, латыши, поляки, русины и евреи перемешивались в варварскую массу, которая только и ожидала того, чтобы германские носители культуры повели ее в будущее. «Вот сидят они вместе в темных подвалах, в переполненных дворах, одетые в невообразимые лохмотья, грязные и убогие», - так описывает журналист Артур Зайлер (Arthur Seiler) Вильнюс в 1917 году. А военный цензор из «Обер Ост» отмечал: «Если сойти с главной улицы, то попадаешь в царство нищеты и убожества». И еще: «Нет, я не имею ничего общего я этими людьми… и я благодарю Создателя за то, что я немец». И это написал Виктор Клемперер (Victor Klemperer).

Правда, те ресурсы, которые должны были поставляться с Востока для нужд военной индустрии кайзеровского рейха, оказались ниже ожиданий. Однако после крушения царской империи и прихода к власти большевиков не в последнюю очередь сложившиеся представления и действительность в «Обер Осте» подогревали чудовищные немецкие военные планы, которые были зафиксированы в Брест-Литовском мирном договоре, подписанном в марте 1918 года. По широкому фронту немецкие и австрийские войска маршировали дальше на восток для того, чтобы оказать давления и добиться выполнения поставленных требований.

Поразительно, что немцы так быстро забыли тот опыт, который они при этом приобрели. Огромные расстояния, плохие дороги, скудная почва, грязь в течение нескольких месяцев и жуткие зимы. Вместо этого сохранилось представление о бесконечном пространстве, о малонаселенной стране с опустившимся перемешанным населением, приведение которого в цивилизованному состоянию было бы непростой культурной задачей. 

Относительно легкие победы довершили дело и укрепили высокомерное отношение немецких солдат. К этому следует добавить немыслимое количество потерь в живой силе со стороны российского противника, что также интерпретировалось как свидетельство отсталости, нелепых ошибок российского руководства и его мер по уничтожению имущества при отступлении. Немецкие подразделения, которые после окончания войны приняли участие в гражданской войне в России, познакомились с бессмысленным и необузданным насилием, что в очередной раз было названо варварством и укрепило представление о себе как о господствующей расе.

Однако все решилось на полях сражений в ходе позиционной войны на Западе, и это было связано с такими названиями как Верден, Сомм и Шампань. Эта была война, которую Германия в конце концов проиграла, но одновременно она одержала победу на Востоке. Представление о том, что продуманное руководство армиями на Востоке делало возможным достижение любых целей, тогда как на Западе только количественное превосходство обеспечивало успех, вскоре вытеснило из сознания огромные проблемы, с которыми правители сталкивались за линией Восточного фронта.

Сформированные в то время представления не в последнюю очередь объясняют ту легкость, с которой немецкие военные пошли за Гитлером во время войны против Советского Союза в 1941. Но на этом преемственность прерывалась. «Обер Ост» предусматривал установление правления, при котором культура была «образовательным средством для воспитания … посредством знакомства с произведениями Шиллера, журналами и изобретения терминов для управления на местным языках» (Лиулевисиус), а расистские представления тогда почти не играли никакой роли. Тогда как нацисты, напротив, сами объявляли себя носителями культуры, которым завоеванные народы должны рабски служить, если они сразу не окажутся объектами идеологически мотивированной машины по уничтожению. 

Высокомерие и презрение, эти две части наследства Первой мировой войны, в конечном итоге нашли себе новых антиподов – большевиков и их коммунистов. Их гражданская война и их террор стали еще одним доказательством отсталости Востока. При этом в Германии окончательно было забыто, что именно неожиданные действия русских армий в 1914 году не позволили реализовать план Шлиффена.