Политическое устройство зависит от инфекционной ситуации в стране

В Великобритании демократия развивалась стабильно на протяжении сотен лет. За тот же период в Сомали сменилось множество правителей, но всеобщее избирательное право так и не появилось. Граждане США имеют право голоса с конца XVIII века. Сирийцы борются за это по сей день.

Обычно подобные различия объясняются целым спектром исторических, географических, экономических и культурных причин. Но американский эволюционный биолог Рэнди Торнхилл сводит характер политической системы, будь то репрессивная диктатура или либеральная демократия, к одному фактору - инфекционным заболеваниям!

Многие назовут это возмутительным упрощением. Разве можно такую сложную вещь, как политическая культура, объяснить единственным фактором окружающей среды? Тем не менее опровергнуть эту идею пока не удалось, а вот аргументы «за» продолжают увеличиваться.

Г-н Торнхилл уже получил свою порцию скандальной известности, став соавтором книги об изнасиловании, объясняющей это явления эволюционной выгодой, тогда как обыватель привык считать его извращением. Иконоборческая гипотеза г-на Торнхилла о связи заболевания с политикой тоже отчасти вдохновлена наблюдениями за тем, как животные реагируют на возникновение опасности в их ареалах. Реагируют, надо сказать, иногда совершенно неожиданным образом. Существа с высоким риском быть съеденными хищниками, например, часто достигают половой зрелости в более раннем возрасте, чем генетически схожие создания в безопасной среде, и, как правило, производят потомство раньше. По сути, модель «паразит - стресс», разработанная Рэнди Торнхиллом и Кори Финчер в Университете штата Нью-Мексико, - это попытка увидеть влияние смертельной угрозы на человеческую психику.

Отправной точкой для размышлений стал инстинкт выживания - желание избежать болезни. В регионе, где болезнь распространена, утверждают учёные, страх заражения может заставить людей сторониться чужаков, ибо последние могут нести штамм инфекции, к которому у данной популяции нет иммунитета. В результате в обществе победит ксенофобия, а также возникнут барьеры между различными группами внутри общества - к примеру, социальными классами - для предотвращения опасных контактов. Более того, это может побудить людей твёрдо держаться социальных норм и уважать власть, так как это повышает шансы не заболеть.

В итоге богатая и влиятельная часть населения отказывается делиться властью и достатком с другими слоями и успешно подавляет попытки изменить статус-кво. Это явно не та ситуация, которая может способствовать распространению демократии. Когда угроза заболевания спадает, силы, выступающие за демократию, получают возможность выйти на первый план.

Прекрасная идея. Но где доказательства?

Учёные опираются на исследования, показавшие, как страх болезни влияет на общественные отношения. Так, в 2006 году Карлос Наваррете из Университета штата Мичиган (США) обнаружил, что, думая о неприятных вещах (например, об испорченных продуктах), люди с большей охотой принимают националистические ценности и проявляют больше недоверия к иностранцам. Совсем недавно исследователи из Университета штата Аризона в Темпе (США) выяснили, что информация о заразных болезнях делает людей менее авантюрными и менее открытыми для новых впечатлений - вот вам и конформизм, и замкнутость.

Но это особенности индивидуального поведения, а как быть с целыми обществами? Отвечая на этот вопрос, Торнхилл и Финчер попытались описать культурные традиции различных народов с точки зрения оппозиции «коллективизм - индивидуализм». На одном конце этой шкалы лежит мировоззрение, которое ставит общественное благо выше свободы личности. При этом коллективизм довольно часто, хотя и не всегда, характеризуется большим уважением к власти - если она рассматривается как необходимое благо. К тому же коллективизм, как правило, проповедует ксенофобию и конформизм. На другом конце шкалы находится мировоззрение, помещающее во главу угла открытость и свободу личности.

В 2008 году дуэт объединился с Дэмьеном Мюрреем и Марком Шаллером из Университета Британской Колумбии (Канада) для проверки гипотезы о том, что общества, более подверженные воздействию патогенов, становятся более коллективистскими. Они составили рейтинг 98 стран и регионов от Эстонии до Эквадора на основе результатов анкетирования и изучения языковых явлений, отражающих социальную перспективу. Конечно же, они увидели корреляцию: чем больше угроза заболевания в регионе, тем сильнее коллективизм. Корреляция сохраняется даже в случае воздействия таких потенциально перемешивающих общество факторов, как богатство и урбанизация.

Вскоре было проведено аналогичное исследование на примере американских штатов, которое дало такие же результаты.

Следующая задача состояла в том, чтобы найти доказательства причастности заболеваний не только к культуре, но и к политическим системам. Степень распространённости инфекций ранжировалась по 66-балльной шкале на основе данных Глобальной интернет-сети инфекционных болезней и эпидемиологии. Степень демократичности политической системы хуже поддаётся количественной оценке, но учёные не опустили руки. В основу шкалы легли рейтинги Freedom House Survey (основан на субъективном мнении политологов одного американского института) и Index of Democratization (базируется на оценке участия избирателей в выборах и степени конкуренции между политическими партиями).

Результаты оказались теми же. Например, по степени распространённости инфекционных заболеваний Сомали находится на 22-м месте, а Великобритания - на 177-м. В рейтинге политической свободы эти страны тоже на разных концах.

В прошлом году Торнхилл и Финчер опубликовали ещё одну работу, в которой использовались более подробные данные. Показано, что степень коллективизма и демократии коррелирует с наличием заболеваний, которые передаются от человека к человеку, но не с болезнями, переходящими непосредственно от животных к человеку (например, бешенство). Это вполне согласуется с первоначальной концепцией.

А что же оппоненты? Они указывают на такую вещь. Возбудители, как правило, более распространены в тропиках, и в тропиках с демократией особенно туго. Вроде бы всё сходится. Но не стоит забывать, что тёплые страны нещадно эксплуатировались колонизаторами и постоянно оказывались вовлечёнными в международные конфликты. Может быть, это вкупе с необразованностью населения лучше объясняет тамошнее самодержавие?

Кроме того, степень распространённости инфекций в США и Сирии примерно одинакова - а какая разница в политических системах!

Наконец у гипотезы Торнхилла и Финчера не всё в порядке с исторической перспективой. С одной стороны, изобретение пенициллина, массовая вакцинация и прочие успехи системы здравоохранения привели к значительной демократизации Европы и Северной Америки в 1960-х. Но нет свидетельств о том, что улучшение здоровья наций способствовало стремлению европейских обществ к демократии в XVIII-XIX вв. Да и нынешнее демократическое движение на Ближнем Востоке и в Северной Африке едва ли стало результатом исчезновения инфекций. Или, может, в Белоруссии болеют больше, чем в Прибалтике?

Остаются неясности и с конкретным механизмом корреляции. Предполагается, что он может опираться на ген 5-HTTLPR, который регулирует уровень нейромедиатора серотонина. Носители краткой версии гена больше боятся рисков для здоровья, чем обладатели длинного варианта. Вероятно, там, где существует опасность инфекции, первые болеют и умирают реже, вот они и образуют со временем костяк коллективистского общества. С другой стороны, вторые - люди рисковые, новаторы, и они выходят на первый план там, где опасность инфекции низка.

Увы, это на этот счёт существуют только предварительные данные, которые ничего не стоит оспорить..