Живые и трупы: Сталин хочет человечины

Каждый раз с приближением Дня Победы начинаются бои за Родину. А заодно и за Сталина. В виде памятника генералиссимусу, плакатов с его изображением либо путем возвращения его имени городам и рекам.

На сей раз возникла идея на праздник украсить его портретами несколько маршруток.

До этого кое-как отбивались. И сейчас, похоже, защитили Москву от ее "защитника". Но сколько столица продержится, непонятно. Давление нарастает. И добро бы только со стороны отдельно взятых политических партий и политизированных бизнес-структур. Но ведь оно идет и со стороны беспартийного и неимущего населения. Соцопросы показывают неуклонный рост популярности покойного "отца народов".

Объяснения разные: виновато ТВ и прочие СМИ, неудовлетворительно разоблачающие преступления сталинизма. Виноваты школьные учебники, корыстные педагоги, равнодушные родители, обострившиеся межэтнические коллизии, западные страны и т.д.

Наконец, решающий фактор - социальная ситуация в стране. Живем плохо - вот и оглядываемся на прошлое. Живем во грехе тотальной коррупции - вот и будим лихо.

Бывший вождь, как многим кажется, мог бы покончить со всеми внутренними безобразиями и навести страх на внешних недругов.

Все так. Но что-то мне сдается, что и при более благоприятном материальном положении масс, последние были бы не прочь позвать на царство покойника.

Мотивы, что были помянуты выше, существенны. Но, судя по всему, поверхностны. Они сами по себе не делают музыку сталинофилии.

Разумеется, трудно представить, чтобы потомки репрессированных легко могли забыть мучения и участь своих ближайших предков.

Конечно, крот мифологии делает свое дело. Он роет глубже крота истории. А массовое сознание так устроено, что перед историей оно отдает предпочтение мифологии, которая и вытесняет из голов отдельных граждан картину того, что и как было на самом деле.

Тут действует та же закономерность, что и при восприятии документальной фактуры и ее беллетристической интерпретации: последняя бежит впереди первой. Массовое сознание (и в особенности массовое подсознание) инфантильно. Оно готово воспринимать историю в форме сказок и легенд. Оно предпочитает реалиям их толкования. А беллетристику - документалистике.

Но и эти приоритеты не все и не до конца объясняют предпочтения, отдаваемые толпой общепризнанному тирану. Есть более глубинные факторы.

На них указал современный мыслитель Григорий Померанц, полагающий, что в далеком прошлом "восточноевропейский перекресток был скорее опасным, чем плодотворным для развития страны. На Русь нападали с Востока, Юга и Запада, и центральной фигурой становился деспот, создававший силу против силы. Говоря языком Евгения Шварца, защитником от драконов становился свой дракон, более сильный, чем чужие. И граждане сказочного города Шварца любили своего дракона, кормили дракошу–спасителя своими детками и окружали его память венцом сказаний. Этим венцом был награжден Иван Грозный, Петр Великий... Проханов уверенно завершает эту линию фигурой Иосифа Сталина... Служа Великой Руси, свои драконы загоняли ее духовную культуру в угол и топтали как угодно нравственное чувство".

"Загнанное в угол нравственное чувство" как раз и поспособствовало "недостаточному различению добра и зла".

Его корни, по мысли православного мыслителя Вениамина Новика, уходят в языческую религиозность славян. Христианство, занесенное в страну из Греции, оказалось одеждой, которую впоследствии можно было кроить и перекраивать. В силу географии страна была открыта всем ветрам со всех сторон и, по мысли того же Григория Померанца, не могла "сосредоточиться на духовных учениях, принесенных из соседних великих цивилизаций".

Поверхностность - источник многих неверных поворотов и в мыслях, и в чувствах. Поверхностность, которая стала устойчивой национальной традицией, - уже исторический комплекс, одним из проявлений которого и стало "недостаточное различение добра и зла". Он нам много раз аукался на протяжении веков. Даром что он стал краеугольным камнем преткновения в русской культуре ХIХ века, и в первую очередь для Пушкина в "Медном всаднике" и "Борисе Годунове". Вот этот странный вопрос, который вроде бы и не вопрос: "Можно ли молиться за царя-ирода?". Народ, как мы помним, безмолвствовал. Поэт, как мы знаем, взвешивал на своих весах "град Петров" и душу "бедного Евгения".

А потом были Гоголь, Толстой и Достоевский с их нравственными и религиозными исканиями.

Затем в Историю и в Географию вмешались Революция и Гражданская война. Тут уж стало не до различения добра и зла.

Сталин за годы господства над территориями от Карпат и до Колымы, наверное, внес самый большой вклад в укоренение этой традиции в нашей подкорке. И уже можно было формулировать в духе Оруэлла: "Зло - это Добро".

К этому итогу и подводит зрителей наш современник, кинорежиссер и гуманист Никита Михалков в своей "Цитадели". Его родственник и тоже кинорежиссер по имени Резо, посмотрев фильм, признался: "Когда я слышал, как Сталин перечисляет все, что Котов наделал: топил баржи с белогвардейцами, зарубил священника, травил газом крестьян, у меня такая ненависть к нему возникла... Каким образом мы потом Котова прощаем и опять начинаем его любить, вот загадка".

А каким образом страна снова полюбила своего палача?

***

У Аристотеля описана изощренно мучительная казнь людей, попадавших в руки разбойников-этрусков. "Тела живых так тесно, насколько возможно, лицом к лицу скреплялись с трупом". Их оставляли умирать в яме от холода, голода, жажды и безумия.

Я как-то упомянул об этом в разговоре с драматургом Александром Гельманом. Он, в свою очередь, рассказал, как ребенком во время войны пролежал несколько дней рядом с телом своей матери. Подумав, добавил: "Могла бы выйти пьеса "Живой и труп".

Это ведь еще одна перманентная головная боль России: неотчетливая грань между мертвыми душами и живыми трупами.

В 1956-м нам немного ослабили путы уже мертвого тоталитаризма. В 91-м мы их порвали в клочья. Тут-то и выяснилось, что трупным ядом покойника Сталина мы тяжело отравлены. И, сдается, на генетическом уровне.

С низвержением в том же 1956-м Сталина с пьедестала Победы, полагает Померанц, "на пустое место потихоньку вползала старая тень. Мы отдали ей свои победы, и она их нам не отдает".

А напоследок нам сказал Никита Бесогон: "России нужен очень ответственный и очень мощный авторитарный режим".

То бишь надобен мощный и ответственный Дра-дра. И тогда никакие цитадели не устоят.