Исповедь продавца своей Родины

Очень хочется найти свою Родину. Такую, чтобы скучать по ней за границей. Чтобы, ступив с трапа самолёта на родную землю, посмотреть на лица моих земляков и облегчённо вздохнуть: «Ну вот, я – среди своих». Пока у меня нет своей страны, хоть я родился и живу в России. Я искренне завидую американцам в тот момент, когда они прикладывают руку к сердцу во время исполнения гимна США. Я тоже хочу прикладывать руку к сердцу, но пока у страны моего проживания нет сердца. Есть только абсолютно ирреалистичный зомбоящик и холодные глаза тандема, которые оживляются только при виде очередного мирового спортивного мероприятия, плавно переходящего в огромный распил бабла. Ледяная кэгэбэшная выдержка премьера проецируется на поведение моих земляков, в глазах которых, кроме холода безразличия ко всем и ко всему, стукаются друг о друга льдинки недоверия и безнадёжности. Виртуально-кукольный президент ежемесячно генерирует светлые идейки, которые похожи на инфантильный бред ущербного блоггера, забывающего о своих светлых потугах на следующее утро.

 У меня нет Родины, да и не должно быть. Американские фермеры с дробовиками доказывали друг другу и всем окружающим своё право на обладание своей Родиной. Русские крепостные крестьяне под страхом мучительной смерти бежали на Дон, чтобы ценой своей жизни заработать право гордо сказать всем окружающим: «С Дона выдачи нет!». А я лихорадочно горбатился в офисе за премию по результатам продаж, гробя своё здоровье за своё право иметь Тойоту-Короллу и гиподинамию. Мне было глубоко фиолетово до того, кто пилит бюджет и кто крышует бизнес. Поэтому у меня нет Родины – зато есть рабочее место с самой современной оргтехникой и благожелательное отношение коммерческого директора. Я продал свою страну так, как нас учили продавать на тренингах по продажам. Технично, с улыбкой и с послепродажным сервисом. Отечественная клептократия купила у меня Россию в обмен на моё стойкое и хладнокровное молчание. Я совершил главную сделку своей жизни – я обменял свою страну на пластиковую карточку с зарплатой выше средней. Я – хороший продажник. Но что-то в глубине моей души подсказывает мне, что я сильно продешевил.

Что-то внутри меня шепчет мне, что страна без своей страны сдохнет очень скоро в судорогах самоуничтожения. Я смутно осознаю, что моя зарплата выше средней не защитит меня ни от криминальных, ни от номинально-официальных отморозков. Моё подсознание транслирует моему мозгу неясные эмоциональные посылы о том, что будущее моих детей обгажено нищетой, наркоманией и безнадёгой уже сейчас. Я осознаю, что если я сейчас упаду на улице – то на помощь мне вызовут только труповозку и только через несколько часов после моего трупного окоченения, не раньше.

Мой интеллект говорит мне, что я достиг стабильности. Но моё сердце утверждает, что я живу в огромной чёрной дыре, в которой само понятие Родины, народа, общности, надежды не может существовать как таковое.

Я хочу выключить свой насквозь пропитанный кремлёвской пропагандой мозг и слушать своё сердце. Которое уже не просто кричит, а сорванно-надрывно хрипит: «Надо что-то делать, а то все сдохнем!». Сердце не имеет интеллектуальных ресурсов для ваяния чудодейственной социально-экономической программы по выводу России из духовного кризиса. Оно просто исходит эмоциями, суть которых  сводится к одному: «Бабло не побеждает зло. Мы думали, что корысть сделает из нашего места проживания нашу Родину. Но жадность и безразличие не могут возродить Россию. Пора понять, что только самоотверженность даст русским  СВОЮ страну». Разум, полный бравурных отчётов министров перед Путиным, говорит мне: «Вливайся в систему, попиливай бюджет и приноси пользу семье и клану». Но сердце смутно бередит душу верещагинским: «Я мзды не беру. Мне за державу обидно…». Сердцу хочется державы, то есть того, что я могу бережно и заботливо держать в своих руках. Сердцу хочется Родины.

Я знаю, что, в конце концов, я наберу слюны и не просто плюну, а смачно харкну на свой подленький и молчаливый договор молчания с нынешней клептократической вертикалью. Я буду ходить и орать лозунги на кажущиеся мне сейчас тупыми и абсолютно неэффективными митинги. Я буду приходить на любые, кажущиеся мне сейчас абсолютно бесполезными, выборы. Я вступлю во все, кажущиеся мне карликовыми и карманными, партии и буду регулярно платить членские взносы. Я найду общий язык со своими, кажущимися мне сейчас заклятыми врагами, соседями и организую сплочённый и боевой домовой комитет. И тогда у меня в руках появится то, о чём я смогу бережно заботиться и за что я смогу не задумываясь отдать свою жизнь. У меня появится моя любимая Родина, моя Держава.

А пока я буду следовать только своему разуму и думать, что если я буду больше работать – то у меня будет всё в шоколаде. Потому что я боюсь своего сердца – оно настолько напичкано моим желанием немедленно перевернуть всё вокруг, что добром для меня это не закончится. Сердце зовёт меня к самопожертвованию. А я не хочу жертвовать собой. Но что-то смутно мне подсказывает, что всё будет так, как хочет этот проклятый орган системы кровообращения. Моё подсознание свидетельствует мне о том, что моё сердце, в конце концов, победит мой разум. И тогда у меня появится та земля, на которую я буду сходить с трапа самолёта, с трудом сдерживая слёзы счастья