Подсудимые есть. Доказательств нет. Часть 2

Продолжаю анализ представленных прокуратурой «доказательств» вины подсудимых. На мой взгляд, они все без исключения работают против обвинения. Судите сами.

Прослушка

Я думаю, что думают на меня. 

Никита Тихонов 

Перед задержанием Тихонова и Хасис, оперативные сотрудники в течение целых двенадцати дней, с 23 октября по 3 ноября осуществляли прослушивание их разговоров в съемной квартире. Записи велись вечерами и ночами, если были будни, а в выходные – с утра весь день напролет. Содержание разговоров Тихонова и Хасис, порой достаточно интимное, явно указывает на то, что они даже не предполагали, что их разговоры прослушиваются. Поэтому откровенность и достоверность сведений, сообщаемых Тихоновым и Хасис в ходе этих переговоров, никаких сомнений не вызывает.

Материалы прослушки поистине бесценны для установления невиновности подсудимых. Вызывает глубокое удивление и возмущение тот факт, что судья Замашнюк установил многочисленные ограничения для ознакомления коллегии присяжных с ними (а равно и с другими весьма значимыми документами). В результате чего некоторые наиболее важные фрагменты так и не были оглашены. Зачем он это сделал? Так ли устанавливают истину в суде?!

Я постараюсь хотя бы отчасти, в рамках собственного журналистского расследования, восстановить правду и справедливость.

О чем же говорили обвиняемые почти две недели кряду? Тихонов и Хасис много обсуждали ряд острых политических и социальных вопросов, проблемы русского движения. Говорили о людях движения, его целях, перспективах, недостатках, о героях и предателях – то есть, о Деле. В сводках фонограмм есть замечательная фраза оперативника: «Спорят о морально-нравственных категориях, о подлости, порядочности, совести и чести», – настоящий разговор двух русских идеалистов, в лучших традициях, почти по Достоевскому (т. 4, л.д. 39). Много иронии, шуток, взаимного дружеского подкалывания. Как-то раз, обсуждая проблему помощи политзаключенным, Никита и Женя так увлеклись, что на плите сгорела еда.

Однажды затронули тему убийства Маркелова в связи с размещением в СМИ статьи-провокации брата убитого, Михаила, в которой он утверждает, что убийство Станислава уже раскрыто. Однако из записи этого разговора следует однозначный вывод: ни Тихонов, ни Хасис к его убийству не имеют отношения. Хотя и строят догадки о том, кто мог его совершить, где могут скрываться причастные к нему люди и с какой целью была осуществлена публикация. Но не более того.

В этом самое удивительное.

За все время их прослушивания Никита и Женя ни словом, ни полсловом, ни намеком ни разу не признаются в совершении убийства, не проговариваются об этом. Как такое могло бы быть, если они на самом деле убийцы? Мне это кажется психологически невозможным, ведь совместное участие в подобном акте явилось бы, несомненно, центральным событием всей их еще такой молодой жизни! Они просто не могли бы не говорить о нем наедине друг с другом как сообщники-единомышленники.

Ни слова об убитом адвокате Маркелове, о его гибели! Говорят об оружии, о том, что и как можно было бы сделать, но все это одни «страшные» слова. Они чувствуют себя загнанными, они конспирируют, ждут ареста каждый день, у них развивается вполне понятный невроз на этой почве… Но при этом – ни слова о каком-то реальном деле. В этом много от детской игры в подпольщиков.

Тихонов рассуждает о возможности его задержания по делу об убийстве Маркелова, поскольку для него очевидно, что он входит в число основных подозреваемых (т.13 л.д. 189-192). И действительно, как мы знаем, основная версия обвинения именно такова: Тихонов застрелил-де Маркелова из личной мести, поскольку из-за профессиональной активности последнего вынужденно стал нелегалом и жил по чужим документам, испытывал многие неудобства, не мог делать карьеру.

Но давайте задумаемся над этим аргументом поглубже.

Никита Тихонов – юноша образованный и умный. Напомню, что он окончил исторический факультет МГУ, это вам не кулинарный техникум. После того, как он узнал об убийстве Маркелова, нелегал Тихонов сразу понял, что он неизбежно – едва ли не главный подозреваемый, самый удобный для следствия и обвинения: слишком многое на нем сходится. Об этих настроениях Тихонова мы знаем как из прослушки, так и из показаний в суде, данных Никитой 29 марта с.г.

Но допустим, что он и в самом деле планировал это убийство. Неужели же он точно так же сразу не сообразил бы про это? Какова могла быть в этом случае его логика? Какую проблему он этим убийством решил бы?

Во всяком умышленном, обдуманном преступлении обязательно должен быть мотив. Каков же он в данном деле?

В протоколе скороспелого допроса ночью после задержания Тихонов пояснил: «Мотивом для принятия решения об убийстве Маркелова послужила личная неприязнь к нему в связи с осуществлением им защиты шахидок-террористок по уголовным делам, а также преследование моих знакомых в ходе работы в качестве адвоката по уголовным делам» (т. 5, л.д. 180).

Идиотизм такого объяснения настолько бросается в глаза, что даже не нуждается в комментариях. Ясно и слепоглухонемому дебилу: за такое не убивают. Изумляет лишь позиция следствия: сам ли Краснов на радостях вложил в уста Никите такую явную чушь или пропустил ее по недосмотру, с недосыпу?

Но допустим, как настаивает сегодня обвинение, Тихонов тяжело переживал свое нелегальное положение и решил отомстить Маркелову, из-за которого был вынужден скрываться по подозрению в убийстве Рюхина. Но разве его после этого перестали бы разыскивать, подозревать? Он облегчил бы свое положение? Открыл бы себе дорогу к карьере, к нормальной жизни?

Да нет же, как раз наоборот! Он сразу стал бы первым подозреваемым (что и произошло!) еще и в новом убийстве. Причем, если за Рюхина его преследовали напрасно, по оговору, и это давало надежду когда-нибудь избавиться от розыска (что и произошло в итоге), то «отомстив» Маркелову, он сразу попадал бы под подозрение уже за дело, и разыскивался бы уже по двум убийствам вместо одного. Вся горечь его положения только усугублялась бы этим во много раз, он загонял бы сам себя в ловушку без надежды на выход!

В своем жертвенном самооговоре, написанно в день ареста, объясняя переход в нелегалы, Тихонов написал: «В правоохранительные органы я не обращался, так как у меня к ним не было доверия и я не верил, что смогу доказать свою невиновность. Считал, что рано или поздно правоохранительные органы сами установят правду, найдут истинных убийц и тогда я смогу вернуться к прежнему образу жизни» (т. 5, л.д. 251).

Так что же в таких условиях? Отомстить – и окончательно усложнить, испортить свою жизнь, превратиться из виртуального преступника и убийцы – в реального? Рискнуть получить пожизненный срок, сломать свою собственную жизнь навсегда? Не слишком ли большая плата за сомнительное удовольствие? Не умно.

Не мог он руководствоваться таким мотивом. Не верю я в эту версию, представляя себе уровень умственного развития Никиты. Я сам – выпускник МГУ и знаю точно: дураков там не держат.

Вещи

Суду были представлены вещдоки. Некоторые из них вообще не имеют прямого отношения к делу, например, накладные усы, борода, парики, тюбик клея, очки без диоптрий. Ведь показаний о том, что убийца Маркелова и/или следивший за оным человек носили парики или очки, в деле нет. Так что, хотя Никита признал, что купил все три парика, чтобы приспособить их под мужские и использовать для встреч с родителями (отец предупредил, что обнаружил за собой слежку), в этом нет никакого криминала. Почему парики женские? Никита пояснил, что мужской парик стоит гораздо дороже, поэтому проще стричь женские. Никаких фактов, указывающих на иное использование этих вещдоков, в деле нет.

Вещдоки изымались в ходе обыска. Но наиболее приметные части одежды, отмеченные на видео, например, короткая куртка, серая или синяя на разных кадрах (обвинение остроумно обходит это противоречие, именуя крутку серо-синей), или бейсболка с большим козырьком, на которой характерные белые косые полосы, или армейские берцы при этом обнаружены не были и в деле не фигурируют. То есть главных улик, позволяющих идентифицировать обвиняемых, нет.

Однако обвинение настаивает, что некоторые вещи опознаются как идентичные тем, что видеосъемка зафиксировала на подозрительных фигурах. Но так ли это?

В частности, нам предъявлены: мужская шапка и скриншот неких новейших сапог (но не они сами), которые, кстати, никому из подсудимых не принадлежат и были добыты следствием вовсе не при обыске, а иным путем. Прокуратура делает на них особый упор.

Что можно сказать об этих предметах? Прослушка помогает и тут пролить свет на реальные обстоятельства дела.

Шапка. Прокурором демонстрировалась коричневая шапка с козырьком, сходная с той, что была на фигуре, «похожей на мужчину», в тот роковой день.

Допустим, обвинямые настолько стеснены в финансах (хотя из материалов дела видно, что это не так), что пожалели выбросить черную куртку-пальто с капюшоном. Но уж шапку-то, если она была на убийце, могли ликвидировать, грош ей цена!

Однако, все дело в том, что Тихонов не собирался избавляться от шапки по простой причине: он ее только что купил. Важно отметить: Тихонов не раз требовал, чтобы по найденной шапке была проведена экспертиза, которая доказала бы, что на ней нет его волос, микрочастиц и вообще следов носки, ибо шапка новая, ненадеванная.

Следствие и суд не удовлетворили его законную просьбу. А между тем, на листе № 6 сводки № 4 есть расшифровка прослушки, прямо подтверждающая его слова! Там записано: Н.А. (то есть, Никита Александрович) «говорит, что ему могут понадобиться походные штаны и шапка, если он соберется ”в леса”. Понятно, что показывает женщине шапку, поясняет, что шапка специально была куплена для похода» (т. 4, л.д. 93).

А на фотографии шапки ясно видно, что сбоку есть очень большая и заметная надпись белыми буквами латиницей. В протоколе обыска она описана так: «трикотажная шапка темно-коричневого цвета с козырьком, с левой стороны шапки имеется надпись “PROTEST”, на отвороте шапки имеется надпись ”BOARDWEAR”» (т. 5, л.д. 134). Однако на кадрах видеозаписи такой надписи не видно, и в описаниях она нигде не фигурирует. Так была ли на предполагаемом убийце именно эта или хотя бы такая же шапка? Я бы не рискнул это утверждать.

Снова и снова подчеркну: Тихонов и Хасис не знали, что их прослушивают, говорили совершенно откровенно. Загадка происхождения новой, ненадеванной (что Тихонов готов удостоверить через экспертизу) шапки, таким образом, проясняется. Если, конечно, ее не подбросили доблестные «рыцари» с Лубянки, что по-прежнему не исключено.

Нежелание судьи Замашнюка провести требуемую Тихоновым экспертизу только утверждает меня в этой крамольной мысли.

Сапоги.

Воротился ночью мельник:

– Женка, что за сапоги?

– Ах ты, пьяница, бездельник!

Где ты видел сапоги?! 

А.С. Пушкин

Нигде в материалах дела (протоколе обыска, описания видеоматериалов) не идет речь о сапогах, якобы бывших на ногах фигуры, «похожей на женщину» 19 января 2009 г.

В описаниях всюду фигурируют «черные высокие ботинки, наподобие армейских ботинок “Берцов”» (например, т. 2, л.д. 55). При обыске не были найдены ни берцы, ни какие-либо сапоги. Свидетель Барановский показал в суде, что зимой Хасис носила утепленные кроссовки.

С какой же стати прокурор Локтионов разыграл целый спектакль перед присяжными, демонстрируя перед ними некую коробку из-под сапог, найденную при обыске?

А дело в том, что следователь Краснов основательно поработал с этой коробкой, чтобы подтянуть ее к делу. На ней, согласно протоколу обыска, «имеется изображение женских сапог и указан цвет black/metallicsilver, на этикетке указана цена 4690.00, дата прихода 24.09.08 и штамп синего цвета ООО "Адреналин”». Краснов не поленился съездит в указанную фирму и там, по словам прокурора, приобрел оные сапоги на собственные деньги. Черные, на шнуровке, без каблуков, на искусственном меху.Правда, дальнейший ход судоговорения выяснил, что сапоги были не куплены, а лишь взяты под расписку, чтобы засунуть в них статистку и заснять ее потом на видеокамеру в ходе следственного эксперимента, после чего сапоги вернулись на прилавок (вымыл ли их Краснов, судом не выяснялось).

Краснов не пытался доказать, что Хасис в сентябре 2008 года покупала такие же сапоги. Он не отсмотрел весь ассортимент женской обуви даже в том же «Адреналине», чтобы выяснить, нет ли иных аналогов. Он просто обул в них статистку, и предоставил прокурору проявить дерзновенное мечтание, пытаясь всех уверить, что именно они были на ногах фигуры, «похожей на женщину», и что такими сапогами владела Евгения Хасис. Для этого прокурор Локтионов предложил присяжным сопоставить картинку на коробке со скриншотами с видео, а также заявил, что экспертиза обнаружила сходство. (Как понимает читатель, сходство – еще не тождество; мало ли какие еще модели сходны!)

Обвинение решилось утверждать, что обвиняемые сапоги выбросили, а коробку с изображением сапог сохранили.

Этому противоречат четыре обстоятельства.

Во-первых, довольно нелепо выбрасывать сапоги, оставив при этом браунинг, из которого был застрелен Маркелов, и патроны к нему. Не так ли?

Во-вторых, естественно было бы вместе с сапогами выбросить уж и коробку, чтобы не оставлять следов.

В-третьих, на вопрос адвоката Небритова в суде Евгении Хасис, были ли у нее сапоги, аналогичные тем, что использовались при следственном эксперименте, она ответила: «Таких, как показывали, никогда не было. Не мой стиль» (23.03.2011). Как говорилось выше, этот факт подтвержден показаниями свидетеля.

Но главное не в этом.

В-четвертых: прокурор Локтионов в тот же день задал вопрос Никите Тихонову: «Как появилась и когда у вас коробка из-под обуви, найденная при обыске?».  Никита ответил: «Мы переезжали, нам нужна была коробка для посуды. Я подобрал ее у подъезда».

Тихонов сказал суду самую чистую правду. Его слова полностью подтверждаются материалами прослушки. Как сводками, сделанными спецсотрудниками, так и дословными расшифровками фонограмм. Например:

1. Лист № 20 Сводки № 6 объекта 40-28522-09. Обмениваются бытовыми фразами, говорят, что необходимо приготовить коробки для вещей и посуды (т. 4, л.д. 20);

2. Сводка Фонограммы № 5.

Ж.: Во что мы будем складывать, Кот? У нас коробок нет.

М.: А зачем нам коробки?

Ж.: Посуду, хотя бы там.

М.: Не знаю, Зай, о чем ты думала, когда коробки все ломала и выбрасывала.

Ж.: О порядке.

М.: Не знаю, у нас не очень теперь после этих твоих…

Ж.: Ай, придумай что-нибудь, притащи коробки (неразборчиво).

М.: Давай, займись коробками, а я пакетов притащу.

Ж.: Притащи, под вещи, да?

М.: Ну, черных, мусорных, как обычно

(т. 4, л.д. 222).

Ж.: Притащи, притащи, шмотки-то я быстро соберу, посуду там, вот это, книжки всякие, это все быстро сложить. Завтра, наверное, я уберусь, а потом уже так, когда вывезем вещи, чтобы не капитально

(т. 4, л.д. 223);

3. Сводка Фонограммы № 7.

М.: Хватит ластиться, Зайка. Куда точно? Пакеты-то я купил, вчера.

Ж.: Ты сейчас пойдешь на улицу?

(фразы неразборчивы)

М.: Коробки обязательно. Вот так вот теперь, Зайчишки холодные

(т. 5, л.д. 14).

Записи делались незадолго до ареста, мужской голос (обозначен в сводке буквой «М») и женский («Ж), принадлежат, как догадывается читатель, Тихонову и Хасис, которые на протяжении всей прослушки именуют друг друга «Кот» и «Зайка».

Из данного материала кристалльно ясны два важных обстоятельства: во-первых, незадолго до ареста никаких коробок у ребят не было вообще; а во-вторых, коробки были нужны и Тихонов собирался за ними на улицу.

Прокурорские пляски вокруг дивной коробки оказались напрасны.

Ларчик (он же коробка от неизвестно чьих сапог) открывается просто.

Ствол. По общему мнению всех интересующихся данным делом, браунинг 1910 года, из которого были застрелены Маркелов и Бабурова и который был найден при обыске у Никиты Тихонова, – есть главная улика обвинения.

Многие мои коллеги, журналисты-обозреватели, вслед за прокурорами, тоже ставят акцент на этом злосчастном пистолете. К примеру, «Нью Таймс», опубликовавший «отречение» Ильи Горячева, считает, тем не менее, браунинг доказательством номер один и пишет: «На суде в понедельник Тихонов признал, что “всего лишь” торговал этим оружием, а браунинг попал к нему незадолго до задержания – якобы “знакомый отдал его на ремонт”. Если Тихонов, предположим, сказал правду, то, по идее, мог бы назвать имена тех, кто ему пистолет подсунул, – и требовать расследования. Но он промолчал. Вернее, на справедливо возникший вопрос со стороны обвинения: “От кого именно к вам попадало оружие и кому вы его продавали?” – подозреваемый ответил: “Не скажу. Эти люди не сделали мне ничего плохого”. Тихонов вообще пока классический, как говорят его соратники,  “узник совести”. Его отец Александр Тихонов, присутствовавший на суде, на вопрос The New Times: “Почему сын не расскажет, откуда у него орудие убийства?” – сказал: “Он уже объяснил это в своем обращении: лучше сгинуть, чем предать!” Но о каком предательстве может идти речь, если тебя самого так подставили? Зачем ради этих людей тянуть лямку и садиться в тюрьму, вероятно, на всю жизнь? Или есть какая-то иная мотивация, о которой Тихонов молчит? В любом случае – он молчит. А потому браунинг остается пока самым серьезным доказательством его вины».

На мой взгляд, это, напротив, едва ли не главная улика защиты. Потому что стоит только задать простые вопросы по его поводу, как логичные ответы приходят сами собой.

Во-первых. Почему Тихонов (если это был он), имея, как доказано следствием, в распоряжении куда более современные и совершенные пистолеты и револьвер с глушителем, использовал для убийства столетний браунинг, который, судя по всему, еще и заклинило после трех выстрелов (пружина отказала)? Ответ прост и понятен: потому что человек, который на самом деле убил Маркелова, другим, лучшим оружием не располагал. Стрелял, из чего было.

Во-вторых. Если Тихонов столь профессионален в вопросах подпольной борьбы, террора и конспирации, как нам настойчиво внушает обвинение, то почему он не соблюл незыблемое первое правило киллера – не избавился немедленно от «грязного» ствола?! Хотя такие элементарные правила были всем известны еще сто лет тому назад (все видели великий фильм «Крестный отец», где будущий Дон разбивает и выбрасывает по частям револьвер, из которого стрелял, а ведь это 1920-е!). В написанном, как мы имеем все основания полагать, под диктовку следователя Краснова признании, Никита объясняет этот факт так нелепо, как только возможно: он сохранил ствол из любви к антиквариату. Видно, даже в изощренный мозг следователя по особо важным делам ничего более «умного» и «убедительного» не могло придти!

Но человека с нормальными, не следовательскими мозгами, такой идиотский ответ устроить никак не может, это понятно. Как и ответ о мотивах убийства (см. выше).

Тем более, что на поверхности лежит совсем иной ответ, и этот ответ прост и понятен. Все дело в том, что Тихонов, взявший пистолет, чтобы его отремонтировать, а затем продать (об этом чуть ниже), не подозревал, что на нем есть кровь. Тем более – кровь человека, в убийстве которого, как он понимал, могут заподозрить его самого. Кто бы стал своими руками одевать себе петлю на шею? Я таких умников что-то не знаю.

В-третьих. Материалы прослушки (и иные), которые я намерен предать здесь гласности, получены оперативниками ФСБ, они давно и пристально изучены как этой конторой, так и Следственным комитетом. Поэтому их публикация уже никому повредить не может. То, что Тихонов считает для себя недопустимым повторить в суде все, что он говорил один на один с Хасис, не подозревая, что их разговор записывается, делает ему честь. Покупать свободу ценой предательства своих знакомых он не считает для себя возможным. Что, кстати, полностью подтверждает слова его отца, процитированные выше.

Но на меня как журналиста это ограничение не распространяется. Моя задача – выяснить правду, чтобы не пострадал неповинный человек. А кто вовремя не спрятался – я не виноват. Они так или иначе – на мушке у органов.

Вначале обращу внимание читателя, что следствие так и не смогло доказать, что этот пистолет попал в руки Тихонова до убийства Маркелова и Бабуровой, а не после него. В судебном заседании Никита заявил под протокол, что браунинг ему был передан в конце октября. И что он был должен отдать его не позднее 10, а лучше 9 ноября. Запомним эту дату, озвученную в присутствии коллегии присяжных!

Второе обстоятельство, которое следует осмыслить, представляет дописка под печатным протоколом допроса Ильи Горячева, сделанная его собственной рукой. О фигурирующем там персонаже широкая публика уже знает из прессы, в частности из «Новой газеты», так что и тут я не рискую кого-то подвести.

Из показаний, написанных Горячевым собственноручно при дополнительном допросе в апреле 2010 г., выясняется, что некто Леонид Симунин, куратор движения «Местные» от Администрации президента РФ, а также неофициальный куратор «Русского Образа» в октябре 2009 г. «попросил меня поговорить с Никитой Тихоновым о возможности приобретения боевого пистолета. Я довел эту просьбу до Никиты Тихонова примерно в то же время, встречаясь в одном из кафе Москвы, на что тот ответил, что подобные пистолеты он может продать за 3500 euro(так!). Однако, после этого разговора Никита Тихонов никаких пистолетов мне не продавал и не передавал для Леонида Симунина, зачем ему нужно было огнестрельное оружие, я не интересовался, а он не говорил».

Итак, вот информация, достаточная для того, чтобы начать формировать гипотезу. В цепочке, по которой должно было пройти оружие, мы отчетливо видим три звена: покупатель (Симунин), посредник со стороны покупателя (Горячев) и поставщик (Тихонов).

О каком оружии идет речь? Что именно намеревался продать Тихонов?

Обратимся вновь к данным прослушки, к текстам, расшифрованным ФСБшниками. Речь в них идет об общем знакомом Никиты и Жени, некоем Васе.

1. «Ж.: …Да что Вася, Васю никто не любит.

М.: Потому что свинтус.

М.: Свинтус и зануда. И поручения любит давать. Он мне сегодня написал, знаешь что? Он говорит: «Ты уж, пожалуйста, отложи свой визит, – в Питер, имеется в виду. – Я, говорит, до седьмого не могу с тобой встретиться. Если в пятницу с тобой не встречусь, то я до весны ствол не поменяю». Я ему пишу: «Вася, я не могу отложить свой визит, я по рукам и ногам скован уже обязательствами». Потому что мне надо до десятого числа, кровь из носу, ствол отдать «студентовскому» человеку. Вот. И лучше это сделать девятого, чем десятого»

(т. 4, л. 85. То же: Лист № 9 Сводки №4 объекта 40-29261-09, л.д. 96).

2. «М.: Вася, конечно, не удержался в своей манере и раздал всем поручения. Потом я буду ездить до 11 часов по городу Васины поручения исполнять.

Ж.: Что ему нужно?

М.: Сначала ему нужно, чтобы я туда за час приехал, поставил магнит на дверь, потом ему нужно, чтобы я (неразборчиво).

Ж.: Вот еще.

М.: Потом ему понадобилось, чтобы я встретился с человеком, который у него забирает ствол, передал, чтобы он этот ствол, встретился с Васей (неразборчиво).

Ж.: Все самое грязное нам дает

(т. 4, л.д. 193-194).

3. «М.: Я, кстати, завтра с утра «чезету» эту…

Ж.: Ну, свою?

М.: …Васе повезу, ну, общую, чтобы она у него была. Ну, да.

(т. 4, л.д. 198).

Сводка Фонограммы № 6

М.: Ходил, только что вернулся, к Васе зашел.

Ж.: Зачем?

М.: Вася «чезетой» (неразборчиво).

Ж.: Да ну. Знаешь, я тебе только одно могу сказать. С Васей нам понравилось, пи..ец (неразборчиво).

М.: Придумал очередной мегаплан он.

Ж.: Какой?

М.: О том, как…

Ж.: Дальше жить?

М.: …как ему поменять ствол. Говорит: «Ты же поедешь к мужикам? Вот, говорит, – пусть, продай им мой ствол, они же забирают за полцены»

Ж.: Так.

М.: «Вот, деньги забери, договорись со своим товарищем». С Димой, имеется в виду. «Когда у меня будут деньги, я тебе напишу, ты забьешь меня со своим товарищем, я ему передам деньги, оставшуюся половину»

(т. 4, л.д. 224-225. Этот же текст расшифрован еще на л.д. 24 с незначительными изменениями).

Что можно понять, сопоставив показания Горячева и данные прослушки?

Во-первых, некий Вася не позднее 25 октября (самая ранняя дата из приведенных прослушек) поставил Тихонова в известность о своем желании «поменять ствол», для чего предложил ему продать имеющийся у него ствол «за полцены». А со своей стороны выдал Тихонову половину некоей суммы, чтобы купить ствол для него, Васи, с таким расчетом, что вторую половину суммы отдаст позднее, когда разживется.

Во-вторых, Тихонов был связан обязательством до среды 10 ноября отдать (или продать) ствол «студентовскому человеку». «Студент», как известно, прозвище Горячева. В этом случае естественно предположить, что речь идет о заказчике Симунине. Следует пояснить, что именно через Горячева снабжал Тихонова патронами разных систем некий бывший военнослужащий, о чем знает и следствие (т. 3, л.д. 242). Так что доверие между Горячевым и Тихоновым в такого рода делах было. Никита откликнулся на просьбу проверенного посредника – почему бы нет?

Чтобы выполнить свое обязательство в означенный срок, Тихонов, как мы видим, должен был предварительно встретиться с Васей, желающим сменить старый ствол на новый. Естественно предположить, что именно старый васин ствол, сдаваемый Васей за полцены, Тихонов предназначал для продажи Симунину по полной цене в 3500 евро. Хорошая коммерция! Знал бы Никита, каким боком она ему выйдет…

В-третьих, ствол, принадлежащий Васе, – точно не «чезета» (т.е. не один из двух пистолетов CZ, найденных у Тихонова), а ствол, предназначенный для Симунина – точно не револьвер, а пистолет.

На мой взгляд, этих данных достаточно, чтобы выстроить гипотетическую цепочку сделки: продавец Вася – посредник со стороны продавца Никита – посредник со стороны покупателя Горячев – покупатель Симунин. В этом случае ближайший кандидат на роль товара – пресловутый браунинг, от которого хотел побыстрее избавиться Вася, не говоря ничего Никите о причинах спешки и вынужденной дешевизны (возможно, в качестве такой причины выступала необходимость ремонта пружины заклинившего ствола). Получив деньги за дешево проданный браунинг, Вася доплачивал их за новый ствол, на роль которого вполне годится известная нам «чезета» или что-то иное.

По известным причинам эта сделка не состоялась, и браунинг не успел поменять владельца. То есть, поменял, по воле случая, с постоянного – на временного: Никиту. Которому теперь приходится за это платить отнюдь не деньгами.

Все фигуранты отлично известны следствию и ФСБ, но эта версия даже не рассматривается. Те же материалы изучал судья Замашнюк. Хотелось бы знать, что помешало ему отработать лежащие на поверхности факты? Стремление к истине, объективность? Или что-то иное?!

Я прекрасно понимаю, что все сказанное мною – лишь гипотеза.

Но разве она не обоснована материалами дела?

Разве суд – именно суд! – не был обязан ее проверить?

И разве именно суд не пошевелил и пальцем, чтобы это сделать?

Почему?

Я хотел бы, чтобы не только наша общественность, но и президиум Мосгорсуда, а также, разумеется, коллегия присяжных задали этот простенький вопрос судье Александру Замашнюку.