Московские высотки как история человеческих смыслов

Истинным создателем высоток был, по мысли авторов, не кто иной, как Сталин. В самом деле, он лично утверждал все проекты, не говоря уже о том, что первые восемь башен, включая не осуществившуюся, в Зарядье, были заложены к его 70-летию, а после его смерти не была начата уже ни одна. В некотором смысле высотки стали в первую очередь персональным проектом лучшего друга архитекторов, его личным высказыванием и посланием потомкам, а уж потом всем остальным - а они вообще-то много чем стали. Именно поэтому все семь домов со шпилями, хотя их проектировали совершенно разные архитекторы, похожи друг на друга, как родные братья, вплоть до уверенной возможности их перепутать.

Суть «сталинского стиля», воплотившись и в строениях Беломорско-Балтийского канала, и в павильонах и пространствах ВДНХ, и в станциях Московского метрополитена, в наиболее концентрированном виде отразилась всё же именно в московских высотках. Семь с половиной (считая Зарядье) советских небоскрёбов стали своего рода разрядкой культурного напряжения, образовавшегося, когда проект Дворца Советов лопнул. Они вобрали в себя не только всю утопическую энергию, не получившую шансов воплотиться в единственном сверхнебоскрёбе, но и вполне конкретные технические наработки, изобретавшиеся в 30-х специально для решения задач высотного строительства.

История советской архитектуры 30-50-х годов показана здесь как неотделимая от истории идеологической и социальной во всех её аспектах: и художественном, и ценностном, и даже техническом. В книге показано, насколько сильно, прямо-таки решающим образом, влияли на облик столицы личные отношения архитекторов с властями и друг с другом, политические амбиции, политическая конъюнктура. Рассказа об этом в книге, пожалуй, даже больше, чем собственно эстетического анализа. И в этом есть свой резон: что здесь явно занимало последнее место, так это как раз эстетика.

Тем удивительнее, что в результате получались «продукты», при всей своей безудержной эклектичности способные претендовать на эстетическую цельность и даже ценность. Отдельный вопрос - положительную или отрицательную.

И вот в решении этого крайне существенного вопроса авторы сильно колеблются.

С одной стороны, они - и книга прямо с этого и начинается - пишут о высотках как о тупике, в который в конце концов упёрлась сталинская архитектура. С другой - высотки им явно нравятся.

Обозначив в начале книги тупиковость высотной затеи, авторы затем - в главах, посвящённых каждой высотке отдельно, - говорят о них едва ли не исключительно в интонациях уважения и симпатии, упрекая их только за одно: за непомерную, до неприличия, дороговизну. Так, гостиница «Ленинградская» «стала своеобразной энциклопедией архитектурных стилей, причём характерных не только для Москвы». «Вот в какой сложный, перенасыщенный архитектурный ансамбль должны были встроить высотку архитекторы.

И им это удалось». Здание МИДа «обладает тонко найденным масштабом форм и благодаря этому, при всей своей высоте, удачно вписывается в обширное пространство площади», а «одним из последствий» его строительства «стали коренная реконструкция Смоленской площади и развитие её ансамбля». Строительство университета на Ленинских горах тоже «стало важной отправной точкой развития Юго-Запада Москвы». Где же тут тупики? Сплошные, получается, перспективы. Так и хочется прочитать какое-нибудь квалифицированное возражение на это.

Что тут сказать? Скорее всего, у нас ещё не сложилась сугубо эстетическая (то есть действительно беспристрастная) оптика для рассмотрения плодов формотворчества сталинской эпохи. Всё-таки это пока чересчур близкая история, которую слишком трудно отделить от личных ценностей, а от социальных проблем невозможно и вовсе (кстати, не поэтому ли ещё столько места в книге занимает рассказ о политическом и человеческом «подтексте» каждого проекта?). По-настоящему высотки и их собратья по стилю смогут быть оценены лет через пятьсот, когда лишь узких специалистов будет волновать, кто, зачем и на чьих костях их строил. Если достоят, конечно.

Евгений Лесин («НГ Ex Libris»):
«Сталинские небоскрёбы» Александра Васькина не просто история (хотя и безумно интересная; весьма занимательны, например, архитектурные параллели с нацистской Германией), но тоже - плач. Ведь на смену сталинским домам пришли хрущобы. Дворец съездов в Кремле «напоминает Курский вокзал, а здание МХАТ на Тверском бульваре больше походит на мемориально-торжественный то ли крематорий, то ли колумбарий».

Борис Денисов («Вечерняя Москва»):
«Очень жаль, что вопрос, почему из восьми заложенных в 1947 году высоток возвели только семь, в книге остался без ответа. А ведь это была не просто одна высотка в ряду прочих. Это для неё зачистили Зарядье. И это она должна была бесповоротно испортить Красную площадь с прилегающими окрестностями. Не построили! Хотя здание, между прочим, предназначалось ведомству Лаврентия Павловича Берии, который курировал всё высотное строительство в Москве. Так почему же не построил? Для себя?! Оставил на сладкое? Нет, странно это.

Странно и другое. И в книге «Сталинские небоскрёбы: от Дворца Советов к высотным зданиям» это есть - пусть не оформлено словесно ясно и чётко, но чувствуется. С одной стороны, да, помпезность, безвкусица, подчас вульгарность, всё перечисленное присутствует в семи московских высотках. Но с другой стороны - вписались! И уже трудно, да что там - невозможно представить облик столицы без этих зданий. Значит? Значит, не так уж они плохи-вульгарны! Особенно на фоне безликого блочно-бетонно-стекольного домостроения, ставшего апофеозом хрущёвской «борьбы с украшательством».