Белоруссия конструирует национальную идентичность

Власть в Беларуси опирается на созданную ей же модель коллективной идентичности, перспективы существования которой под вопросом.

Что из себя представляет модель национальной идентичности, которую пытается формировать и навязывать гражданам в Беларуси власть? Она возникла на осколках прежней советской идентичности беларусов, в которой минимальные элементы этнической культуры сочетались с лояльностью по отношению к существующей в СССР политической системе. Спустя двадцать лет, в независимой Беларуси эта модель идентичности всё ещё жива, хотя и выглядит значительно обновлённой.

В Беларуси не произошла «символическая революция»

В Беларуси, после обретения независимости в 1991 году, не произошла «символическая революция», приведшая в ряде других постсоветских республик к радикальному разрыву с советским наследием. В нашей стране мы скорее имеем дело с эволюцией, в ходе которой советское наследие некритически использовалось для конструирования идентичности и для других целей до тех пор, пока ему не находили подходящую замену. В этом можно увидеть «мудрость», а можно увидеть и элементарный недостаток новых идей вместе с политической манипуляцией.

Конечно, обретение суверенитета и процессы белорусизациии в первой половине 90-х гг. ХХ века способствовали тому, что содержание идентичности стало меняться. В нём место связки «государство - партия» советского образца занял установившийся после 1994 года политический режим, а этническое содержание стало менее выхолощенным, включив в себя более значимые пласты культурного наследия, чем это было в советскую эпоху.

Но при этом абсолютно неизменным остался главный принцип, ради которого когда-то создавались идентичности в рамках СССР - лояльность существующей властной системе. Именно этот принцип лежит в основе той коллективной идентичности, которую сегодня старается воспроизводить власть, опираясь на подконтрольные СМИ и систему школьного образования.

Чтобы эта модель идентичности стала максимально привлекательной для беларусов, её содержание, по выражению социолога Алексея Ластовского, сделали «минималистским»: знание национального языка не предполагается, знание истории ограничивается некритичным знакомством с её отдельными фактами, общественная активность проявляется только в виде демонстрирования приверженности политической системе.

Общество и идентичность

Общество, в большинстве своём, приняло эту модель идентичности. Для более старших поколений беларусов, выросших при советской системе, принятие этой модели стало совершенно естественным процессом. Более молодые поколения беларусов также соглашаются с её существованием, ведь «минималистская модель» национальной идентичности совершенно не мешает молодёжи заниматься тем, чем она и занимается, то есть получать образование, устраиваться на работу, создавать семью. Увеличение автономии частной жизни по сравнению с советской эпохой и появление различных «неполитических» сфер - клубы, развлекательные центры и т.д. - для реализации своих интересов создаёт у молодых беларусов иллюзию свободы, в рамках которой мало кого волнуют споры об идентичности.

Прагматические установки молодёжи, исключающие споры о ценностях более высокого порядка, совпадают и с официальной пропагандой, делающей такую прагматику основной философией жизни в современной Беларуси. Иными словами, всё выглядит так, словно созданная властью старая/новая модель национальной идентичности в Беларуси является работоспособной и устойчивой. Но так ли это?

Проблема «языка» и проблема «меньшинств»

Существуют как минимум два фактора, анализ которых позволяет сделать неутешительные выводы по поводу перспектив воцарившегося в Беларуси «перемирия» в споре об идентичности.

Один из этих факторов - имеющаяся в Беларуси языковая ситуация. Она является хорошим примером того, как для сохранения «минималистской» концепции идентичности, и, соответственно, лояльности власти, консервируется (а в какой-то степени и усугубляется) положение белорусского языка по отношению к русскому.

Условия, обеспечившие когда-то структурное доминирование русского языка, изменились с исчезновением СССР, но сегодня его привилегированное положение сохраняется в том числе и для того, чтобы продвижение белорусского языка не выявило бы всю слабость конструкции «минималисткой» идентичности и той модели «национального согласия», которую пропагандирует власть.

Решение языковой проблемы в 1995 году на референдуме стало показательным примером: «согласие» в обществе было получено не путём достижения сложного демократического консенсуса, а путём применения демократической процедуры для навязывания воли большинства меньшинству.

Сложившаяся у нас политическая система не рассчитана на сложные решения конфликтов, она может только делать вид, что их не существует.

Второй фактор - давно происходящая в Европе, но только начинающаяся в Беларуси «внутренняя деколонизация» общества, в ходе которой различные его группы - религиозные, политические, сексуальные и иные - начинают добиваться признания и права на конструирование собственной идентичности. Существование в Беларуси «литвинов», настаивающих на собственной идентичности, или представителей ЛГБТ, пытающихся добиться морального и юридического признания, многими воспринимается в качестве периферийного явления, но на самом деле их существование - это проявление более глубинных социальных изменений, которые белорусскому обществу и власти необходимо будет осознать и, что самое главное, признать.

Пока же власть декларирует «гомогенный характер» белорусского общества, а её реакция на перемены очевидна - стоит вспомнить ситуацию с Союзом поляков, когда власть попыталась создать подконтрольное «меньшинство». Правда, проблема так и не решена окончательно, и вскоре могут возникнуть новые проблемы такого же рода.

Национальная идентичность для будущего должна быть другой

Сегодняшняя «минималистская» и гомогенизированная модель белорусской идентичности не имеет будущего, она рассчитана только на внутреннее употребление в рамках существующей политической системы. Подлинное осмысление и использование этно-культурной традиции никогда не станет действительно важной частью такой идентичности, поскольку не для этого она создавалась. Всё, что она, с подачи власти, может в себя включать вместо этого - «фольклор» в советском духе, сведённые к минимуму и лишённые эмоциональной составляющей ритуалы, маскирующие отсутствие подлинного содержания.

Ощущение выхолощенности и ограниченности модели существующей «минималистской» идентичности будет нарастать и будет способствовать появлению новых форм национализма в Беларуси. В лучшем случае эти формы примут вид "постнациональных" и "космополитичных". В худшем случае они будут радикальными и архаичными, "традиционалистскими", так как возникнут в качестве реакции (и отпора) на процесс развития национального самосознания, в очередной раз прерванный.

Будущее сегодня за другой моделью национальной идентичности в Беларуси, или, по крайней мере, за другими способами её конструирования. Модель национальной идентичности должна носить открытый характер, предполагающий включение разных групп белорусского общества, в том числе и таких, о существовании которых нам пока что «не известно». Также предстоит понять, что формы «исключения», механизм которого на данный момент работает совершенно насильственно, в этом виде недопустимы.

Новая модель национальной идентичности беларусов должна быть ориентирована на постнациональную реальность современного мира, в котором мы живём, на возможность нашего включения в контекст, выходящий за рамки локального, но не отрицающий локального, а критически его перерабатывающий. Нам ещё только предстоит достигнуть согласия по поводу содержания этой «постнациональной» идентичности и механизмов её функционирования, но происходить это должно принципиально иначе, чем сегодня.