Модернизация Лукашенко как попытка сохранения власти

Драматический финал президентской избирательной кампании породил спрос на возможные сценарии дальнейшего развития событий. Аналитическое сообщество на такой спрос откликнулось предложением. Поэтому автор этих строк решил не остаться в стороне от мейнстрима аналитической мысли и, что называется, внести свою посильную лепту.

Подобно Алексею Пикулику я начну с некоторого допущения. Оно состоит в том, что Лукашенко не является вездесущим и всемогущим димургом белорусской политики. Его свобода действий существенно ограничена: во-первых, потоком текущих обстоятельств; во-вторых, сформированной всей предшествующей историей объективной рамкой, выход за пределы которой маловероятен. Именно эта рамка и определяет ход основных событий в долгосрочной перспективе.

Эта рамка – пятая модернизация. Почему пятая? Потому что четвертой была модернизация Горбачева, третьей – Сталина, второй – последних Романовых и первой – Петра. На удивление любителей истории по поводу влияния петровской модернизации на формирование современной белорусской рамки, отвечу, что вклад петровской модернизации в приведенном списке следует считать основным. Именно петровская модернизация превратила Московское государство в Российскую империю, т.е. в субъект европейской политики, без которого невозможен был окончательный раздел Речи Посполитой в 1795 г.

Все модернизации проводились в догоняющем режиме и диктовались одной логикой – логикой сохранения самодержавной власти. При этом не имело особого значения, кто являлся ее персонификатором – помазанники ли божии, генеральный секретарь или президент. Толчком к началу очередного модернизационного цикла всегда выступало осознание самодержцем технического отставания от Запада, для преодоления которого «необходим качественный прорыв в отечественной экономике» (Лукашенко, Послание-2010). Однако очень быстро наступало понимание, что для совершения качественного прорыва требуется «привести в действие не только экономические рычаги, но и социальные, культурные и духовные факторы» (там же).

Попытки задействовать перечисленные факторы два раза закончились обвалом государственности (последние Романовы, Горбачев). Достигнуть первоначально намеченной цели удалось Петру и Сталину, и дело тут не в личностном факторе. Успех сопутствовал только самодержцам, «проводившим военно-технологические модернизации, осуществляемые посредством милитаризации жизненного уклада элит и населения путем организации повседневности по военному образцу» (Александр Ахиезер, историк).

Итогом милитаристских модернизации была военная Победа. Это решающий фактор их успешности. Авторы милитаристских модернизаций и сегодня возглавляют российский пантеон национальных героев. И это несмотря на экономические и социальные издержки Победы. Вот почему наследники победителей в разоренной Победой стране вынуждены были приступать к демилитаризации, которая проводилось на технической базе, освоенной в предшествующий милитаристский период.

Исчерпав ресурсы милитаристских модернизаций (петровского задела хватило на 150 лет, а сталинского на 10-15) самодержцы вынуждены были инициировать модернизации в условиях мира. Такой контекст во главу угла ставил вопрос о личностных ресурсах элит и населения. Милитаристские модернизации проводились с опорой на «беззаветное служение», в условиях «осажденной крепости».

Вообще-то, любое государство сталкиваются с проблемой согласования общего (государственного) интереса с интересами частными. «Беззаветное служение» симметричного распределения прав и обязанностей между самодержцем и подданными не предусматривает. Это несимметричное распределение: у самодержца – права, у подданных – обязанности. Но в чистом виде «беззаветное служение» в природе не встречается. Петр вынужден был расплачиваться со своим окружением поместьями, Сталин – карьерным ростом и пайками.

На стадии демилитаризации происходит реабилитация частных интересов, что в условиях централизованной экономики порождает у элиты соблазн приватизировать государство. На юридическом языке это называется «использовать служебное положение в личных целях». Распад СССР на составные части – классический пример успешной приватизации республиканскими элитами подконтрольных территорий, которыми в позднесоветский период они управляли на правах вотчинного владения.

Петровская и сталинская модернизации не покушались на традицию экстенсивного развития. «Это были форсированные разовые заимствования зарубежных достижений, позволявшие ликвидировать военно-техническое отставание от Запада, но не создававшие благоприятной среды для стимулирования инноваций внутри страны, а потому не страховавшие от новых отставаний» (Ахиезер).

При Хрущеве и Брежневе в условиях «холодной войны» возможность технических заимствований существенно сократилась. Модель экстенсивного развития себя полностью исчерпала. Отсюда попытка построить коммунизм, опираясь на «научно-техническую базу». Строительство коммунизма было несовместимо с идеологией «беззаветного служения», поэтому у партии не оставалось иного выхода, как окончательно узаконить частные интересы, провозгласив лозунг «Все во имя человека. Все на благо человека». Но это означало, что самодержавию, на этот раз в его партийном варианте, впервые в своей истории для самосохранения потребовалось конкурировать с Западом не по количеству и качеству вооружений, а по количеству и качеству товаров народного потребления.

Борьба за повышение экономической эффективности стала центральной темой пленумов ЦК и партийных съездов. Партия взялась за образование. По отдельным показателям образованности СССР вышел в число мировых лидеров. Но в отсутствии конкуренции (в том числе и политической) образование само по себе не способствовало выявлению личностных ресурсов. Темпы отставания страны победившего социализма от промышленно развитых стран с начала 70-х годов стали стремительно нарастать. Частный интерес если и проявлял себя, то лишь в сфере потребления. В сфере же производственной он уходил в «теневую экономику», откуда вытянуть его на свет божий не удавалось ни пряником хозрасчета, ни кнутом многочисленных контролирующих организаций. Государство делало вид, что платило, благодарное население в ответ делало вид, что работало (см. классические советские фильмы эпохи застоя: «Берегись автомобиля», «Брильянтовая рука» и т.д.).

Интенсивное развития требует перевода элит и населения из безсубъектного в субъектное состояние, иначе «привести в действие не только экономические рычаги, но и социальные, культурные и духовные факторы», о которых так убедительно говорил Лукашенко в последнем послании, невозможно. Свободная же игра частных интересов несовместима с самодержавной политической моделью.

Это противоречие в условиях партийного самодержавия оказалось неразрешимым, попытка же Горбачева получить «два в одном» («Больше социализма, больше демократии») завершилось обвалом государственности, т.к. у социализма и демократии обнаружилась аллергия друг на друга.

Государство Беларусь возникло не на пустом месте. В наследство от прошлого оно получило не только достижения предыдущих модернизаций, но и полный список нерешенных ими проблем, к которому следует добавить и дискредитированные историей способы их решения. Приведу пример попытки стряхнуть пыль с «беззаветного служения»: «Государственный служащий, начиная от президента, менеджером быть не может, так как не может быть государственная служба и государство коммерческим или производственным предприятием. Это особая работа. Это особый человек, который должен понимать, что он в какой-то степени принесен в жертву, и его личное – это даже не второстепенный, а третьестепенный вопрос» (Лукашенко, из выступления в Академии управления).

Все верно, государственные служащие, начиная от президента, в рамках белорусской социально-экономической модели, менеджерами быть не могут. Права и обязанности менеджеров определяются заветом (договором). Современный договор с президентом (Конституция), помимо всего прочего, предусматривает и порядок его смены, что несовместимо с самодержавным принципом правления.

Но проблема незавершенной модернизации сама по себе рассосаться не в состоянии. Сколько не повторяй слова о правильности однажды выбранного курса, в кошельках белорусов денег от этого не прибавится. Хрущев обещал коммунизм. А есть ли свой проект будущего у Лукашенко? Есть. Откроем программу кандидата в президенты образца 2006 г.: «Основная задача на ближайшие пять лет – довести качество жизни наших граждан до уровня, сравнимого с западноевропейским». Прошло пять лет. Мировой кризис проект будущего подкорректировал, но сути его не изменил: «К 2015 году уровень жизни в Беларуси приблизится к европейскому».

По этому поводу при желании можно и позлословить, но за ляпом разработчиков программы необходимо видеть главное: пока модернизация не завершится, мы будем гнаться за Европой. Иного ориентира для стран, находящихся в режиме догоняющей модернизации просто не существует, как нет и иных критериев развития. Перечитайте доклад на IV Всебелорусском собрании: «Сегодня на тысячу населения республики приходится более пяти врачей. Это выше, чем в таких ведущих странах Европы, как Франция, Германия, Австрия». «… по доле ВВП на душу населения к 2016 году мы должны выйти фактически на среднеевропейские показатели». «Мы входим в десятку стран с наименьшим социальным неравенством. Разница в доходах в Беларуси за последние годы составляет менее пяти раз. Примерно так же, как в Германии, Австрии и Швеции». Подобные примеры можно продолжать.

Без разумного баланса между частными и общими интересами завершить модернизацию еще ни у кого не получалось. Поиск данного баланса долгое время был на периферии внимания Лукашенко. Приведу две ключевые цитаты из докладов, посвященных государственной идеологии и «белорусской экономической модели развития»: «Белорусская идеология должна иметь ориентацию на традиционные для нашей цивилизации ценности: способность трудиться не только ради наживы, но и для блага общества, коллектива, других людей. Потребность в идеалах и высоких целях, взаимопомощь, коллективизм в противовес западному индивидуализму. Социальная опека и уважительные отношения государства и народа». «… особенность нашей модели состоит в том, что частный сектор может и должен развиваться наряду с государственным. Однако не в ущерб национальным интересам. Подчеркиваю: если ты частник, это не значит, что ты действуешь по принципу "что хочу, то и ворочу". Национальные интересы, государство должны быть главным приоритетом и главной целью, во имя которой работает каждый гражданин, предприятие или предприниматель, основавший свое производство на частной форме собственности».

Директива №4 уже своим названием («О развитии предпринимательской инициативы и стимулировании деловой активности в Республике Беларусь») напоминает нам, что кроме движения по колее догоняющей модернизации никакого иного направления движения нет. «Общественно полезный труд без расчета на материальное вознаграждение» (Лукашенко, Идеологический семинар) и во времена милитаристских модернизаций показал свою низкую эффективность, сегодня же он воспринимается как курьез, о котором старается не вспоминать и сам Лукашенко.

Оценивая вероятность различных сценариев, их авторы не в последнюю очередь исходят из ресурсной составляющей (сколько даст Запад, сколько Россия). В краткосрочной перспективе это, безусловно, важно. Но время экстенсивного развития, как уже отмечалось выше, осталось в прошлом. Лукашенко, как и последним советским генсекам-самодержцам, нужны не просто дармовые ресурсы, ему нужна эффективная экономика. В этом смысле Россия ничего предоставить не в состоянии. Она сама нуждается в модернизации, и в отличие от Беларуси, несмотря на модернизационную риторику президента Дмитрия Медведева, реальных шагов в направлении модернизации не предпринимает. Такой парадокс порожден «трубой», с которой сегодня кормится властная российская элита. Но в распоряжении Лукашенко и его окружения трубы нет, и потому приходится вертеться.

Легитимность Сталина на начальном этапе его царствования опиралась на легитимность партии. После того как Победа стала для него источником собственной легитимности, «отец народов» перестал собирать партийные съезды. В силу понятных причин легитимность через Победу Лукашенко не грозит. Традиционная мантра накануне 9 мая «Мы никому нашу Победу не отдадим» потенциалом легитимации не обладает. Все, на что Лукашенко может рассчитывать – это рост реальных доходов населения, и эту задачу ему приходится решать в условиях мирового экономического кризиса.

Свое электоральное долголетие Лукашенко до сих пор обеспечивал за счет инвестиций в прошлое (повышение пенсий, окладов силовиков и т.д.). Источником инвестиций при этом выступали внешние дотации (позднее кредиты) и высокие налоги на экономически активных граждан. Но логика догоняющей модернизации требует финансирования будущего. Эта логика толкать Лукашенко в сторону либеральных реформ, что, разумеется, не отменяет логики удержания самодержавной власти, с такими реформами несовместимой. В итоге получится (и уже получается) замысловатая кривая, которая с высокой степенью вероятности приведет к очередному обвалу государственности.

Тут будет уместно процитировать сатирика Виктора Шендеровича: «Ведь вопрос не в том, что эта коррупционная власть рухнет… - она рухнет нам на голову!»