Церковные "швондеры" Крыма

В Крыму церковь требует «вернуть» ей территорию античного Херсонеса и захватывает средневековые пещерные монастыри, варварски уничтожая культурный слой. Ни то, ни другое никогда ей не принадлежало.

Массовый атеизм советского времени аукнулся всеобщим воцерковлением. На православные институты был негласно возложен поиск новой идентичности. Но быть и казаться — не одно и то же. Вместо ответов на вечные вопросы церковь вплотную занялась обустройством собственной империи. Сегодня дискуссия о возвращении РПЦ ее имущества все чаще напоминает визит Швондера к профессору Преображенскому. «Невеста Христова» силами своих служителей превращается в разновидность госкорпорации.

Вернуть отобранное советской властью имущество церковь требует не первый год. Список обширный: от икон из запасников музеев до церковных комплексов, переоборудованных в заповедники. Как, куда, а главное зачем из того же Новодевичьего монастыря выселять музей Андрея Рублева — подобные вопросы повисают в воздухе.

На Украине православная церковь предъявляет претензии на Киево-Печерскую Лавру, территорию которой она делит сегодня с пятью музеями. В Крыму епархия УПЦ Московского патриархата обратилась к Виктору Януковичу с письмом, в котором идет речь о возврате «исконно православных» зданий и территорий заповедника Херсонес Таврический. То, что крещение Руси — лишь часть долгой истории этого античного города в расчет не берётся. Но и это еще не все. Крымская епархия претендует на средневековые пещерные монастыри, которые находятся на территории исторических памятников. Первым под удар неофитов попал средневековый монастырь на городище Мангуп-Кале, позже аналогичная участь постигла памятники Челтер-Коба, Шулдан и Челтер-Мармара. И церковь на них не просто претендует — захватывает.

Сценарий везде одинаков: после окончания археологического сезона в этих местах высаживался «православный десант», который застраивал древние пещеры уродливыми конструкциями, превращая уникальный архитектурный комплекс в общежитие. Весь культурный материал, представляющий интерес для ученых — уничтожался. Все, что могло поведать об истории средневекового комплекса — исчезало.

Монастыри, выдержавшие пятьсот с лишним лет безвременья, сегодня страдают уже от церковных вандалов. Новые настоятели закрыли доступ на территорию историкам и археологам. Древние фрески идут под снос, архитектурные детали вывозятся на помойки, «полюбовные» договоренности о прекращении работ – не соблюдаются. Церковные большевики упорно придерживаются принципа «кто не с нами – тот против нас».

Между тем, средневековые крымские монастыри никогда не принадлежали Московскому патриархату — хотя бы потому, что ориентировались на Константинополь.

Они не подчинялись церкви и в царской России — а потому теряют любой смысл заявления о «реституции». Но аргументы ученых разбиваются о твердолобость отдельных служителей культа. А государство умывает руки.

Революция всегда привлекает именно простотой своих решений. Но когда логику толпы берет на вооружение духовное сословие – это тупик. Лозунг «взять всё и поделить» можно простить озлобленному люмпену, но он недопустим для тех, кто претендует на роль духовных кормчих. Чем дальше – тем крепче ощущение, что идею Служения многие церковники воспринимают лишь в корпоративном толковании.

Принципиально важно, что предметом церковной экспансии становится не собственность олигархов. Под угрозу вытеснения и «уплотнения» попадают музеи и объекты культурного наследия. Церковь стремится добиться возврата к имущественному статус-кво образца, скажем, 1914 года. Но ровно век назад нахрапистым и подчас более чем светским поведением своих служителей главная религиозная организация Российской империи заложила фундамент для последовавшего массового атеизма.

Никто не требует от церкви и священников кристальной чистоты нравов и помыслов. Но есть базовые принципы. Если политик проповедует национальное неравенство — он дурак и подлец. Когда государство защищает социальную несправедливость — оно теряет будущее. Когда музейщиков станет меньше, чем церковников, это приведет к массовой люмпенизации паствы. Без поддержки интеллигенции во всех других социальных группах духовенство добьется либо массового обрядоверия – когда люди станут ставить свечки по принципу «как бы чего не вышло», либо же – массового атеизма. Что, по сути, есть одно и то же.

Социальная задача церкви состоит не только в том, что увеличивать списочную численность прихожан. Её общественная миссия – добиваться того, чтобы граждане страны воспринимали традицию православной культуры, в орбите которой находится как творчество отлученного от церкви Толстого, так и невинная сказка Пушкина «О Попе и работнике его Балде». Квадратными километрами ведомственных земель этой задачи не решить. А когда Церковь превращается в религиозный «Газпром», ей трудно претендовать на роль морального ориентира.

Если клирики и впрямь хотят вернуться к дореволюционной России, то неплохо было бы вспомнить, что в идеологическом триптихе того времени помимо самодержавия (достигнуто), православия (насаждается) была ещё и народность. А с третьим элементом у нас, прямо скажем, пока туго.