Польским актерам стыдно играть большевиков
Плакат 1920 года, призывающий к вступлению в польскую армию, представляет собой польского улана с благородным лицом, который бьет саблей по голове человекообразную обезьяну в фуражке с красной звездой. Дискуссия о могиле в Оссове показывает, что даже по прошествии 90 лет мы не хотим считать за людей мёртвых большевиков.
В минувшую субботу, перед тем, как начался скандал с открытием мемориального надгробия, на месте где похоронены останки 22 бойцов Красной Армии (поле боя под Радзымином), состоялась традиционная историческая реконструкция. Я слушал по радио интервью с его участниками. Оказалось, что те, кто играет большевиков делают это с \"огромным стыдом\", но \"кто-то должен это делать\". Странно. В последних реконструкциях Второй мировой войны, молодые люди охотно переодеваются солдатами вермахта. Почему? Оказывается потому, что и «мундиры эти к лицу, и воины – храбрецы».
Следовательно, в полном соответствии с доминирующей в последние время официальной «исторической политикой», в современной Польше быть «фрицем» уже не стыдно, но большевиком – боже упаси! То же самое происходит и с могилами. В Польше есть много могил солдат вермахта, но попытка открытия мемориального надгробия 22-ум большевикам в Оссове сопровождалась криком \"Позор!\". На мемориальной плите есть красные звезды, и связанные с \"ПиС\" (PiS, партия «Право и Справедливость» братьев Качиньских - прим. ред.) поляки усмотрели в этом причину для патриотической демонстрации.
Основной аргумент: нельзя чествовать оккупантов, которые хотели уничтожить воскресшую Речь Посполиту. Те, кто критикует решение открыть мемориал, постоянно вспоминают разрушенные Красной Армией кресты, расстрел офицеров и священников или \" вырезание уланских лампасов взятым в плен\" (речь идёт о сдирании кожи на ногах в виде лампасов). - Именно в отношении большевиков мы должны отказаться соблюдать международные соглашения, согласно которым каждый солдат, за исключением военного преступника, имеет право на могилу,- говорят они.
На самом деле, война 1920 года была жестокой, особенно на южном фронте, где самое сильное воинское формирование, \"конницу\", возглавлял Семен Будённый. Уничтожение огнём деревень, сжигание дотла больницы в Бердичеве, вешание евреев - было обычной военной практикой этого времени. Шокирующее описание войны с точки зрения красного кавалериста оставил Исаак Бабель. Как писал Ян Гондович, «будённовец» напоминал варвара из орды Чингисхана.
Это было жестокое время и жестокая война, но не только с одной, большевистской, стороны. С польской стороны фронта события описывал Станислав Рембек, один из великолепных и незаслуженно забытых писателей Второй Речи Посполитой, который командовал орудийным расчётом.
Он, в свою очередь, писал, что «большевики действительно вырезают лампасы пленным офицерам, но и наши солдаты вырезают ножом красную звезду на лбу комиссаров». Он писал также, что солдаты его батареи хлестали кнутами даже большевистские трупы. Иосиф Мацкевич, впрочем, весьма критически относящийся к восточной политике Пилсудского, писал о том, что шествие польских войск «ознаменовано» было виселицами. Наверно нам трудно принять в наше польское сознание мнение, что для многих тогдашних россиян, война с Польшей не была исключительно \"экспортом революции\", а войной в защиту своей Родины от нападения со стороны поляков под Киевом. Ведь именно для защиты Родины призывал царских офицеров бывший главнокомандующий царской армии Алексей Брусилов, и они охотно явились к Тухачевскому, чьи предки шли с Паскевичем на Варшаву в 1831 году.
Шесть лет назад я, вместе с Иреной Левандовской, разговаривал с профессоом Геннадием Матвеевым, автором сборника документов на тему большевиков в польском плену. Профессор Матвеев, среди прочего, впервые показал мне документы о расстреле 200-300 (так в тексте – прим. ред.) пленных большевиков после битвы под Млавой. Этот акт не был «самодеятельностью», так как приговоры военно-полевых судов были подписаны лично генералом Владиславом Сикорским. Я ничего не знал раньше и об оставлении 4000 российских раненых без помощи на поле боя в августе 1920 года. А информацию о том, что жена советского командира Гайшана была убита польскими солдатами только потому, что была похожа на еврейку, я как-то не нашёл в наших учебниках проповедующих национальную славу. Выяснять сейчас, какая сторона в войне 1920 года проявила себя более жестокой, кажется немыслимой глупостью.
Проблема \"могилы под Оссовом\" 2010 года указывает, насколько и мы, и русские остаются жертвами политиков, которые относятся к истории как удобному инструменту для подстрекательства людей. Мы, по-прежнему, видим 1920 год только как триумф западной цивилизации. Если мы видим это так, то неудивительно, что в России сильна убежденность, что поляки виновны в смерти 100 тысяч. русских военнопленных. Ведь если даже в настоящее время в Польше к большевикам относятся как к «недочеловекам», для которых даже нет места для захоронения, то как к ним могли относиться в 1920 году? Усилия таких историков, как профессор Збигнев Карпус, который объективно представил историю польско-большевистской войны, или профессора Матвеева, который пять лет назад опубликовал на русском языке сборник документов о военнопленных, отрицая тезис об уничтожении их поляками, остаются без отклика.
Если мы даже в 2010 году по-прежнему сражаемся под Оссовом в защиту креста, Польши, цивилизации, рациональный разговор невозможен.
Комментарии
Пропагандисткая шумиха по случаю 90-й годовщины чуда на Висле била все рекорды.
Пилсудский якобы спас от большевистского нашествия не только Польшу, но и всю Европу.
Только немногочисленные историки отважились осторожно напомнить, что «нашествие» было не слишком крупным. По обе стороны сражались не слишком большие силы. Красная Армия – статистически многомиллионная, но истощённая продолжительной войной – располагала на первой линии несколькими сотнями тысяч боеспособных солдат, из которых только часть оказалась на польском фронте.
Молодое польское государство с трудом мобилизовало около миллиона солдат.
Стоит также отметить, что сегодняшняя историческая политика создаёт впечатление полного единомыслия польской общественности в вопросах обстоятельств, хода и результатов войны 1920 года. В междувоенные годы, когда память о войне была ещё свежа, так не было. В историографии доминировала критика политики Пилсудского, а также его действий как Главнокомандующего. Наибольшую опору эта критика находила не среди левых сил, а именно в правом, национал-демократическом лагере.