Владимир Высоцкий: Неужели ТАКОЙ я вам нужен?

Как мы ходили к «нтвшникам» на дискуссию о Высоцком...

В связи с приближением 30-летия со дня смерти В.Высоцкого (25 июля) в либеральных СМИ уже началась подготовка к этой дате. Особенно активно на этом поприще собирается отметиться телеканал НТВ, который готовит ритуальный набор «подарков»: фильмы с участием Высоцкого, а также специальный выпуск программы «НТВшники». Волею судьбы и автору этих заметок выпало несчастье попасть в число приглашенных в последнюю передачу. Почему несчастье? Расскажу обо всем по порядку.

В передачу я попал после звонка одной из редакторш «НТВшников». Девушка сообщила, что они знакомы (судя по всему, понаслышке) с моей последней книгой о Высоцком под названием «Владимир Высоцкий: Козырь в тайной войне. Другая версия биографии великого барда» и предлагают мне принять участие в их специальном выпуске ко дню смерти певца. Прекрасно зная формат этой передачи (а это дискуссионный проект), я все же поинтересовался: кто еще помимо меня приглашен в этот выпуск.

Мне перечислили фамилии следующих деятелей: Никита Высоцкий (директор музея имени своего отца), Лариса Лужина (актриса), Михаил Швыдкой (бывший министр культуры России), Ирина Мирошниченко (артистка), Александр Михайлов (бывший работник КГБ СССР), Леонид Сульповар (врач, лечивший Высоцкого), Генрих Падва (адвокат, защищавший Высоцкого).

Услышав этот традиционный набор имен, я удивился: если передача дискуссионная, то каким образом будет поддерживаться градус этой дискуссии, если все перечисленные деятели входят в команду апологетов Высоцкого и только я один числюсь по иному адресу – его критиков. Получается, что семеро будут против одного.

Мне ответили: дескать, среди перечисленных деятелей будут и такие, кто намерен оценивать личность Высоцкого критически, например Михайлов (он якобы должен был рассказать, что КГБ Высоцкого не запрещал).

Но я все равно предложил несколько уравновесить ситуацию, пригласив еще, например, поэта Станислава Куняева, который числится по разряду критиков Высоцкого еще с 80-х годов прошлого века. Девушка записала названную мной фамилию, пообещав выполнить мою просьбу. И не обманула: вскоре перезвонила и сообщила, что Куняев свое согласие на участие в передаче дал. Это укрепило меня во мнении, что надо пойти на дискуссию.

Запись передачи состоялась днем 29 июня в Останкинском телецентре. Народу набили полный зал, а гостей пришло чуть больше того числа, которое мне назвали. Среди новых лиц были: артист Владимир Конкин, а также бывший работник МИДа и два деятеля, устраивавших когда-то концерты Высоцкого – все из лагеря апологетов. А нашему с Куняевым полку добавился только один человек – психиатр Михаил Буянов, который лечил барда от алкоголизма и мог бы много на эту тему рассказать интересного. Нас троих и посадили в одном месте – не на авансцене, а в первом ряду партера, слева от ведущего Антона Хрекова. И передача закрутилась.

С самого начала был взят такой апологетический градус по отношению к покойному, что казалось покраснеет его огромный портрет, выведенный на большом экране в студии. Впору было включать его «Песню о сумасшедшем доме» со строчками: «Все норовят меня лизнуть, ей-богу, нету сил!» (В этот день строки из Высоцкого мне часто вспоминались как суровые инвективы.)

Каких только эпитетов он не удостоился от приглашенных деятелей: гениальный певец и актер, борец за правду, несправедливо гонимый и т.д., и т.п. Параллельно с этим шел форменный «накат» на советскую систему в эпитетах диаметрально противоположных. Так, мидовец заявил, что это система способствовала тому, что Высоцкий умер так рано (то есть обвинил ее в преднамеренном убийстве), адвокат рассказал, что «ижевское» уголовное дело на певца было сфабриковано, а один из бывших администраторов договорился до того, что сообщил, будто концерты Высоцкого чаще запрещались, чем разрешались. Но это, как пел Высоцкий, была «только присказка, сказка – впереди».

Никита Высоцкий повторил расхожую байку о том, что его отец не был антисоветчиком и вообще был над системой, не принадлежа ни к одному из политических течений. Говорить правду о том, что его родитель являл собой пример либерала-западника, разочаровавшегося в социализме («В Аду решили черти строить ад для соб­ственных грядущих поколений»), которого усиленно «крышевали» такие же либералы во власти, не давая его в обиду, было нельзя – не для этого Высоцкого вот уже 30 лет изображают невинной жертвой коммунистического режима.

По сути, Высоцкий превратился в удобный экспонат для либеральной историографии, которая творит с ним все, что ей заблагорассудится. Впрочем, покойный на этот счет не заблуждался, написав еще в 1976 году песню «Гербарий»: «И на тебе – задвинули в наглядные пособия, – я злой и ошарашенный на стеночке вишу». В студии, как уже говорилось, действительно висел большой портрет Высоцкого, который взирал на все происходящее с немым укором. Воплотить в жизнь собственное намерение «Пора уже, пора уже напрячься и воскресть!» бард, увы, не мог.

Владимир Конкин поступил хитрее всех: посредством Высоцкого возвеличил… себя. «Каждому хочется малость погреться – будь ты хоть гомо, хоть тля…» Вот Конкин и грелся в лучах славы Высоцкого: пять минут рассказывал о том, как в 1980 году, после смерти барда, выступал в Ростове и поднял целый зал на ноги в память о покойном.

За что на следующий же день был вызван на ковер к некоему партийному бонзе, которого он охарактеризовал в самых нелестных эпитетах, а себя, естественно, исключительно в героических. Таким образом была облита помоями вся совет­ская партноменклатура.

Из уст Конкина слышать подобное было особенно странно: после роли Павки Корчагина в телефильме «Как закалялась сталь» он стал одним из самых молодых народных артистов Украины (в 23 года!), через год был удостоен премии Ленинского комсомола, а еще через пять лет – премии Ленинского комсомола Коми АССР. Однако все это популярным некогда артистом напрочь забыто (он ни слова об этом не сказал), поскольку времена нынче на дворе иные – антисоветские. И Конкин тут же, как бы шутя (но в каждой шутке, как известно, есть доля истины), обратился к Швыдкому: дескать, посодействовали бы мне в получении какого-нибудь нового звания. Но Швыдкой оказался не менее хитер, чем Конкин: отослал артиста… к президенту России.

Вообще г-н Швыдкой играл в этом действе одну из ведущих скрипок. Иной раз казалось, что это он является незримым кукловодом происходящего, он же, по всей видимости, подбирал и участников передачи. На эти мысли лично меня натолкнуло то, как его встречал ведущий передачи Антон Хреков: не просто пожал ему руку, а крепко обнял, будто отца родного. И потом на протяжении всей записи подобострастно советовался с ним по разным вопросам. Как верно заметил когда-то Высоцкий: «Что говорить – на надежной цепи пес несравненно безвредней».

Наша команда слушала эти рассказы, храня стоическое молчание, терпеливо ожидая, что вот-вот ведущий даст выговориться одной стороне, после чего передаст эстафету другой, – так, мол, сложен сценарий. Однако время шло, а до нас очередь не доходила.

А слушать было уже невмоготу. Льющиеся из уст приглашенных деятелей словословия по адресу Высоцкого напоминали то, о чем он сам пел в одной из своих песен: «это патока – сладкая помесь». А тут еще и молодые ведущие передачи под водительством Антона Хрекова буквально рыли носом землю, пытаясь перещеголять в мифотворчестве своих именитых гостей. Все трое старательно изображали из себя знатоков жизни и творчества Высоцкого, безбожно коверкая факты и выдавая неочевидное за очевидное. Как пел Высоцкий: «Эх вы, парни, про вас нужно повесть, жалко, повестей я не пишу…»

Единственным диссонансом в этом хоре лизоблюдов прозвучал с экрана голос певца Юрия Шевчука: «Но явился всем на страх вертопрах». На вопрос о том, кем бы был сегодня Высоцкий, Шевчук ответил непечатно по адресу тех, кто сегодня творит из покойного барда слащавую икону. После этой реплики почти весь зал дружно зааплодировал, кроме собравшихся апологетов и Никиты Высоцкого, который мог отнести эти слова к себе лично.

Вообще, было видно, что сын барда чувствует себя в этой компании не совсем уютно. Он, конечно, не боец, как его покойный родитель, но все-таки умный человек и понимает, что происходит вокруг имени его отца форменное надувательство.

«Раз уж это присказка – значит, сказка – дрянь». Все это современное высоцковедение – сплошное мифотворчество, круто замешанное на антисоветизме и пропаганде либеральных ценностей. Но сделать ничего сын барда не может (или не хочет): станет говорить, как Шевчук, и тут же власть предержащие перекроют ему кислород – закроют доступ к СМИ (к тому же телевидению), и где тогда будет слава Владимира Высоцкого? Вот и делают из покойного барда памятник, чего сам он, кстати, больше всего и боялся. Помните: «Охромили меня и согнули… росторопные члены семьи».

Когда передача миновала свой экватор, я не выдержал и стал бросать реплики в сторону Хрекова, пытаясь обратить на себя его монаршее внимание. Но тот, взглянув на меня пару раз, и дальше адресовал свои вопросы… все тем же апологетам Высоцкого. В итоге, когда стало понятно, что до нас очередь так и не дойдет, не выдержал Буянов. Он просто встал со своего места и покинул студию, бросив на прощание удивленному Хрекову фразу: «Меня пригласили выступать, а не молчать». По сути, то же самое надо было сделать и нам с Куняевым, но мы решили прояснить: чем же все кончится?

В финале передачи все апологеты встали со своих мест, чтобы стоя выслушать песню Высоцкого «Жертва телевидения». Слушая ее, я поймал себя на мысли, что сегодня этими жертвами стали мы трое: Куняев, Буянов и я. Впрочем, такими же жертвами можно назвать и всю съемочную группу передачи «НТВшники». Почему? Когда я вышел в коридор Останкинского телецентра, ко мне подошли редакторы передачи и дружно извинились за происшедшее: дескать, до самого последнего момента мы трое были заявлены как участники дискуссии, но в самый последний момент какой-то высокий энтэвэшный начальник заявил: этих троих – вычеркнуть. Так что съемочный коллектив передачи тоже можно отнести к жертвам тех нравов, которые сегодня царят на российском телевидении.

Как пел Высоцкий: «И рассказать бы Гоголю про нашу жизнь убогую…»