Со слезами на глазах. Механика вины

Не знаю как у кого, но у меня складывается стойкое ощущение, что градус истерии, сопровождающий празднование Дня Победы, год от года повышается. Когда-то его встречали с пафосом, причем не наигранным, а — подлинным, лучшим определением которого стали слова «праздник со слезами на глазах». Помню — и хорошо помню! — как он, собственно говоря, начинался.

Ведь до 1965 года День Победы по сути не отмечали. Объявленный как праздник уже в 1945, этот день вновь стал рабочим с 1947 года. Существует версия, будто Сталин видел в победителях потенциальных «декабристов». Не хотел давать им, так сказать, площадку. Возможно, но скорее всего он исходил из того, что «винтики» сделали свое дело и большего от них не требовалось. Подготовку же к первому, по-настоящему общегосударственному празднику Победы, начали ещё при Никите Хрущеве. План мероприятий, в том числе — открытие нового здания Музея Вооруженных сил в Москве, — был утвержден им и тогдашним Министром обороны, маршалом Родионом Малиновским. Само же празднование двадцатилетия Победы прошло уже при Брежневе, который через полтора года довел до конца хрущевские начинания, открыв в ознаменование 25-летия разгрома немцев под Москвой Вечный огонь у Кремлевской стены .

Но руководители партии и правительства — одно, а День Победы — другое. И это было нечто незабываемое. Тогда ещё не старые, крепкие и бодрые люди шли с цветами. Они пили из алюминиевых кружек водку в сквере у Большого театра. Обнимались. Целовались. Прошло-то всего двадцать лет. Немного, совсем немного. Но — от окончания войны почти срок целого поколения. Помню как друзья и одноклассники родителей (из мальчиков класса одного из них с войны вернулось двое…) собрались у нас дома. Это было нечто незабываемое, подлинное. Причем собрались самые разные люди — и воевавшие в самом пекле и бывшие в тылу, например, человек, войну проведший в Сухумском питомнике и получивший орден за то, что кормил из своего пайка обезьян, павианов и макак, когда её собственные дети пухли от голода. Но вот дальше пошло-поехало. Память о Великой войне стала подергиваться не патиной, а покрываться все более и более фальшивой позолотой. К тому же — главный «полководец», каким сделали Брежнева, победитель при Малой земле, начал навешивать ордена и медали налево-направо, не забывая себя, причем чтобы уместить Звезды Героя на его пиджаке приходилось на портретах делать левое плечо сначала немного, а потом всё больше и больше, чем правое. И, наконец, к сути праздника стала примешиваться политика, причем — заточенная на теперешние задачи. Из этого разряда — и всякие комиссии по борьбе с фальсификацией, и использование ветеранов и памяти о Победе при достижении местных, сиюминутных задач, и циничные, все — в русле отечественного презрения к ценности человеческой жизни, подсчеты числа погибших. А также задач внешнеполитических, что вообще отдельная, очень сложная и тонкая тема.

Одной из причин всепроникающей фальши видится в чувстве вины перед ветеранами. Теми, кто не только вынес на своих плечах всю тяжесть Победы, но и сумел дожить до сегодняшнего дня. Вины перед теперь уже сравнительно небольшим числом пожилых и не отличающихся хорошим здоровьем людей. Про то, что их материальное благополучие — если им не помогают родные и близкие, — крайне низкое, лучше и не говорить. А про то, как их мурыжат с квартирами, выплатами, льготами и прочим совсем не хочется: уж слишком стыдно. Это чувство вины ощущается всеми на очень глубоком, под-подсознательном уровне. Даже теми, кому всё «по барабану». Они стучат себе в свой барабан, но архитипы-то работают и работают. От той войны никуда не деться, даже если ты «манагер» из салона связи. Недавно возле такого салона на проспекте Жукова нашли снаряды. Во время войны там были артиллерийские склады. Попала авиабомба, часть снарядов сдетонировала, снаряды разнесло по окрестностям. Да будь ты хоть весь в ай-фонах, а долбанет наследие у тебя под боком, никакой ай-фон не поможет!

Вина эта вынуждает совершать какие-то действия. В психологической науке описан механизм подобного реагирования: люди стремятся избыть свою вину, но делают это неким извращенным образом, как бы отталкивая её от себя и этим доставляя объекту ещё большие страдания и неприятности. Простить тех, сделал тебе добро значительно труднее, чем доставивших страдания, а «На тебе, Боже, что мне не гоже!» — вот принцип подобного избывания.

Согласитесь — оно совсем из другого разряда, чем знаменитое «Чем могу!» генерала Бессонова из романа Юрия Бондарева «Горячий снег», вручающего ордена уцелевшим бойцам артиллерийского дивизиона.

…Когда-то я разговаривал с человеком, один-единственный раз, семнадцатилетним пацаном бежавшим в атаку на немецкие окопы. Он плохо ходит: немецкий пулеметчик перебил ему обе ноги, но этот человек всё-таки, несмотря на огромную потерю крови, выжил. Выжил, благодаря безымянной санитарке, вытащившей его из-под обстрела, но убитой мгновение спустя после того, как она втащила его в наш окоп. Он рассказывал, что бежать в атаку было мягко: под ногами лежали неубранные трупы тех, кто шел в атаку раньше. Командир полка быть может и не послал бы своих солдат под пулеметы, да на фронт приехал Мехлис, один из сталинских эффективных менеджеров, грозил всем расстрелом. На вопрос — а победили бы без таких мехлисов и без того главного менеджера, который послал Мехлиса наводить на фронте «порядок»? — он криво усмехнулся и поправил очки: «Победили бы в любом случае!» Он — чей-то дед, я знаю это твердо. Сейчас некие молодые люди стоят с плакатиками «Победа деда — моя победа!» Вряд ли мой хромой ветеран доверит кому-нибудь свою Победу. Даже — собственному внуку и внучке. Мне даже кажется, что о подробностях своего ранения он им вряд ли рассказывал. И у него свое понимание Победы. Глубоко интимное, несмотря на прошедшие годы. Во многом близкое пониманию Виктора Астафьева, считавшего, что мы просто завалили противника мясом и залили кровью. Его Победу никак не завернуть в георгиевскую ленточку.

И как-то так получилось, что трогательная общественная акция превратилась если в не пародию, то — в товар. То, что некоторые хранители памяти о своих дедах используют ленточки как шнурки для кроссовок или то, что её повязывают — сам видел! — на трехконечную мерседесовскую звезду на капоте лимузина, следует рассматривать как артефакты. Ну, мало ли идиотов! Но вот повязывание ленточек на горлышки водочных бутылок или их использование для рекламы скидок на мясной фарш служат не самым приятным напоминанием того, что когда всё продается, сохранить первоначальную «девственность» замысла уже невозможно.

Впрочем, вторжение «товарности», помноженное на вырастающее из фальшиво-внешнего отношения к значимым символам, мало что добавляет к общему нездоровью. Оно проявляется и в куда более явных, так сказать — выпуклых формах. Например, одно пермское издательство готовит ко Дню Победы по просьбе ветеранской организации календарь. Фотографии, переданные издательству ветеранами, отвергаются из-за их якобы низкого качества. Что ж, это очень знакомо: многие издательства, не только пермские, считают, что материалы заказчиков априори не удовлетворяют их взыскательные требования. Дизайнер решает найти нужные фотографии в Интернете. Находит и календарь выходит с радостными солдатами СС, пехотинцами вермахта, осматривающими подбитый танк Т-34, а также американскими пехотинцами, судя по всему двигающимися на позиции немцев где-то в Нормандии. Скандал! Опуская его подробности, стоит только процитировать (пусть приблизительно) саму дизайнершу, довольно милую внешне девушку лет двадцати пяти: она, мол, родилась недавно и не знает как отличить немцев от русских. Мол, набрали в поисковике «фото война» и что поисковик выдал, то и поставили. То есть внешнее, пусть и не самое выдающееся качество, стало решающим.

Тут мы вновь выходим на тему вины, теперь — каким-то образом связанную с темой внешнего. Вина, как было сказано выше, вина перед теми, кто служит живым напоминанием собственного несовершенства и ущербности, избывается по схеме «что мне не гоже». Вот это «не гоже» обычно — внешнее. То, что если убавить или прибавить, никак не обогатит и не обеднит испытывающего вину субъекта. Ко всем, кто вокруг него, относящегося как к объектам. А если разобраться, то и к себе самому. Хотя тут мы рискуем уйти в дебри матриц субъект-объектных отношений, в которых и профессиональные специалисты по межличностному взаимодействию разбираются с трудом...

С Праздником!