Беловежское чудо

У всех ельцинских преобразований, как к ним ни относиться, есть одно неоспоримое преимущество – они были.

Декабрь – месяц поминальный. И тому уж скоро двадцать лет. Поминают Советский Союз – загубленный, разрушенный, преданный. Слезы льются информационными потоками.

И все это чепуха. Люди, денонсировавшие союзный договор 1922 года, были легитимными правителями своих стран. Чего никак нельзя сказать ни о властях РСФСР, ни о тех, кого Красная Армия посадила править в Украине, Белоруссии и в Закавказской федерации. Эволюция национальных политических культур после Беловежья свидетельствует о глубоких различиях между нациями, входившими в Советский Союз. Сопоставление трех стран, в коих усматривали «ядро обновленного союза» – России, Украины и Белоруссии – делает абсурдными все рассуждения о генетическом предопределении единства даже этих восточнославянских народов.

Но довольно. О притязаниях и ностальгии русской правящей элиты сказано достаточно. Все ясно и с ее отношением к суверенитету соседей – он не считается ею полноценным. Менее очевидно непримиримое противоречие между политической тоской по союзу, приводящей к войнам газовым, молочным и настоящим, и противоположной экономической ориентацией. Если бы мечта о союзе подкреплялась бы поддержкой экономической интеграции, которая, на самом деле, существует как бы сама по себе, то можно было бы говорить об осмысленной политике. Но мечта о великой энергетической империи предполагает совсем другие отношения с внешним миром.

Речь о другом. Об исторических притязаниях правящей элиты, находящих выражение в легенде о развале Союза, затем развале России, которая была якобы спасена в конце девяностых, когда ее повесили на чекистском крюке (крюк не я придумал, а райтеры господина Черкесова, если кто еще его помнит).

В 1999 году в России начался экономический подъем. Это первое и главное. И это роднит чекистских «спасителей отечества» со всеми их тоталитарными предшественниками, которые оказывались у власти не в самый тяжелый момент, а когда ситуация уже начинала улучшаться. Остальное доделали цены на нефть и газ, сыгравшие с Россией злую историческую шутку.

Что же касается развала страны, то при Ельцине Шаймиев не сажал неугодных журналистов, а жене московского мэра премьер-министр не отдавал под снос федеральные объекты, имеющие культурное значение, как это на днях было проделано с ЦДХ. Это только последние события – о Кадырове с Рахимовым умолчим, примеры можно множить и множить, но дело ведь в цельности общей картины.

А картина такова, что под единством России правящая политическая элита понимает единство вертикали в личной, публично постоянно подтверждаемой словами, лояльности тандемократам (Путину, в первую очередь); в спокойствии в регионах (достигнутом любой ценой); ну, и в экономической лояльности (это уже вне публичной сферы).



Единое правовое пространство, межрегиональные экономические связи, единство страны на основе интегрирующих ценностей – все это чуждо современной русской политической культуре. Двухминутки ненависти, да заявления, что все россияне – русские, – такая же трескотня, как консервативная модернизация.

Нынешним властителям досталось прекрасное наследство. Пили – не хочу. Они и пилят. Ходорковский в девяностые вкалывал, а теперь, оказывается, он убийца. Никто не знает, один Путин знает. Но ведь известно и другое:

«Также граждане сегодня всем миром оплачивают строительство супертрубы ВСТО силами государственной «Транснефти», по которой «Роснефть» будет экспортировать нефть в Китай. По оценке Счетной палаты, ее стоимость составит 491,3 миллиарда рублей, или порядка 17 млрд долларов. Однако помнится, что незадолго до своей «посадки» Михаил Ходорковский предлагал собственный проект экспортного нефтепровода в Китай (более короткого) стоимостью всего 4 млрд долларов и даже добился его включения в китайский пятилетний план. Что было дальше – известно, а гигантскую разницу в двух ценах (даже если труба «Юкоса» в итоге подорожала бы в несколько раз) сегодня оплачивает вся страна».

А в декабре 1991-го ничего этого не было. Никаких итогов грабительской приватизации, никаких компаний, столь привлекательных для кремлевских рейдеров. Были пустые прилавки и проблема безопасности ядерных объектов, в том числе и ядерного оружия. Была реальная угроза развала России, которую можно было предотвратить только одним способом – ликвидировать Советский Союз. И начать реформы, не впутывая в это дело столь отличные от России республики Закавказья, Центральной Азии, да и Украину с Белоруссией.

И все под вопли Верховного совета, от которого пришлось потом избавляться самым решительным образом. Под рыдания прогрессивной общественности, которая никогда не признает, что ответственность за нынешнее положение дел лежит и на тех, кто с началом реальных преобразований затосковал по перестроечным мечтаниям и прожектерству.

И ведь удалось! Многое удалось. У всех ельцинских преобразований, как к ним ни относиться, есть одно неоспоримое преимущество – они были. И как Хрущеву многое простится за один – но самый главный и ответственный поступок его жизни, – так и Ельцину все грехи будут отпущены за то, что он решился на ликвидацию Советского Союза. Он покончил с самым большим и трагическим недоразумением в русской национальной истории.