Исламская Республика Иран и его региональная политика

«Иранская проблема» по-прежнему остается одним из главных вопросов мировой политики. В апреле 2010 года Иран оказался в фокусе двух саммитов, посвященных глобальной безопасности. На Вашингтонском саммите по ядерной безопасности лидеры США, Европейского Союза, Индии и КНР обсуждали форматы давления на Тегеран с целью принудить его к отказу от обладания ядерным потенциалом.

В столице США даже КНР, ранее не готовая к жестким действиям по отношению к Ирану, согласилась на умеренные санкции, не касающиеся «благополучия иранцев». Тегеран, впрочем, не остался в долгу. На альтернативном саммите по разоружению и нераспространению, состоявшемся в иранской столице, официальные и неофициальные представители из 56 стран сформулировали достойный ответ Западу (в особенности США и «Израилю») и его ядерной гегемонии.

Между тем «иранский вопрос» намного более широк и разнообразен, нежели стремление обзавестись «исламской ядерной бомбой». «Наверное, в мире нет другого человека, который оказывал бы такое большое влияние на современную политику и в то же время был бы столь непонятен и малоизвестен, как аятолла Али Хаменеи. Высший руководитель Ирана. Он не диктатор, но и не демократ, в нем сочетается и то, и другое». Оценка известного специалиста по Ирану, эксперта Фонда Карнеги Карима Саджапура, данная им иранскому рахбару (высшему руководителю), вполне применима и в целом к стране, без участия которой сегодня невозможно разрешить проблемы Ближнего Востока и Персидского залива, Афганистана и Центральной Азии, Большого Кавказа. И хотя сегодняшний Иран демонстрирует стремление играть в глобальные геополитические игры, он остается в первую очередь региональной державой, имеющей серьезные позиции на Ближнем Востоке, в Центральной Азии (особенно в Таджикистане и в Афганистане) и на Южном Кавказе. Исторически Кавказ был для Персии (а затем Ирана) своеобразным «задним двором».
Персидские амбиции (а после 1979 года - региональные устремления исламского Ирана) обращены, прежде всего, в сторону Персидского залива. Однако значение кавказского региона традиционно было и остается для Ирана высоким. Иран имеет 660 километров границы с Арменией и Азербайджаном. Для сравнения: турецко-армянская граница (пока еще закрытая) составляет 325 километров, турецко-грузинская - 267, а турецко-азербайджанская всего 18 километров. По мнению депутата национального парламента Армении (фракция «Наследие»), политического аналитика Степана Сафаряна, «иранские дипломаты и аналитики считают, что если Турция может играть столь активную роль на Кавказе, то Иран имеет на это куда более веские причины». Тем паче, что за годы президентства М.Ахмадинеджада кавказское направление иранской политики было весьма активным.

Сегодня мы можем определить следующие иранские приоритеты на Большом Кавказе. Во-первых, Тегеран крайне болезненно относится к появлению по соседству тех или иных внешних игроков. Этим объясняется его стремление внести свою лепту в урегулирование нагорно-карабахского конфликта. Напомним, что в апреле 2010 года министр иностранных дел Ирана Манучер Моттаки заявил о разработанных Тегераном предложениях, которые можно рассматривать как определенную альтернативу «обновленным Мадридским принципам» (подписанным президентами США, РФ и Франции). Иран не устраивает такое разрешение конфликта в Карабахе, которое предполагало бы ввод в регион международных миротворческих сил (при этом неважно, под каким флагом, американским, шведским или немецким, такие силы будут размещены). Представители Тегерана всегда заявляли, что в регионе должны присутствовать лишь региональные силы - Армения, Азербайджан, Грузия, Россия, Иран и Турция. Заметим, что РФ и Турцию в Тегеране воспринимают как партнеров и конкурентов одновременно. Однако и в том, и в другом случае иранские политики и дипломаты готовы рассматривать Россию и Турецкую Республику как «кавказские державы». После пятидневной войны в августе 2008 года Иран предлагал свой вариант обеспечения безопасности в Кавказском регионе «местными силами». Тогда этот формат был назван «3+3» (то есть 3 закавказских республики плюс Турция, Иран и РФ). 19 февраля нынешнего года эту же линию озвучил иранский посол в Ереване Сейед Али Сагайан. По его словам, спорные вопросы между Арменией и Азербайджаном «должны решать стороны конфликта», в то время как Иран готов «высказать свои замечания и позицию относительно состава миротворческих сил, которые, возможно, будут размещены на этих территориях».

Особенно болезненно Тегеран реагирует на проникновение на Кавказ «Израиля». В этом плане показательна реакция иранского истеблишмента на прошлогодний визит в Баку «израильского» президента Переса. Как только в мае 2009 года весть об этом достигла иранской столицы, начальник иранского генштаба Хасан Фирузабади заявил, что визит Переса создаст проблемы во взаимоотношениях Ирана и Азербайджана и о необходимости закрыть посольство «Израиля» в Баку. В начале апреля 2010 года в парламент Ирана был представлен специальный доклад о проникновении «Израиля» в страны Южного Кавказа.

Во-вторых, на Южном Кавказе Тегеран выступает сторонником сохранения (там, где это возможно) статус-кво. Резкие движения (такие, как поддержка этнополитического самоопределения, изменение межгосударственных границ) иранские власти не приветствуют. И если в своем стремлении «держать и не пущать» внешних игроков, политика Тегерана нацелена против США, «Израиля» и ЕС, то в действиях по «заморозке» всего, что можно заморозить, иранские власти иной раз выступают оппонентами Москвы. Исламская Республика не готова к признанию независимости Абхазии и Южной Осетии. По словам иранского дипломата, посла в Москве Сейеда Махмудреза Саджади, его страна и так сделала все возможное, чтобы адекватно отреагировать на события августовской войны 2008 года: «Мы осудили грузинскую агрессию... и объявили о том, что мы готовы выделить средства на восстановление Абхазии и Южной Осетии. Но признание независимости таких объектов в этом регионе пока не входит в основную политику Исламской Республики Иран». Сейед Махмудреза Саджади заявил (озвучив позицию своего политического руководства), что такое решение «провоцирует другие войны и кровопролития». Иран же, являясь полиэтничным образованием и имея в своем составе многомиллионную азербайджанскую общину, не заинтересован создавать прецеденты, которые внутри страны могут для него иметь негативные последствия.

В-третьих, в двусторонних отношениях с кавказскими государствами, Иран предпочитает опираться скорее на национальный эгоизм, нежели на религиозную догматику.

Азербайджан - государство, где, как и в Иране, доминирует шиитское исламское вероучение. Тем не менее, партнерство Баку с США, Турцией (многовековым оппонентом Персии, а затем и Ирана на Кавказе и Ближнем Востоке) и «Израилем» заставляет Тегеран отложить в сторону идеи «религиозного братства». Отношения между Азербайджаном и Ираном на протяжении рубежа XX-XXI столетий отличались высокой степенью конфликтности. Азербайджанские лидеры регулярно критиковали Иран за поддержку \"радикального исламизма\" в Азербайджане и попытках заменить светскую модель власти в этом государстве Южного Кавказа на исламское государство. Другой «болевой точкой» во взаимоотношениях постсоветского Азербайджана и Исламской Республики Иран является проблема Южного (Иранского) Азербайджана. Сегодня на территории Ирана проживает по разным оценкам от 25 до 35 миллионов этнических азербайджанцев («азербайджанских тюрок»). Это, между прочим, составляет почти треть населения всего Ирана. Азербайджанское население Ирана в три раза превышает численность населения самой Азербайджанской Республики (и это только по официальной статистике, фактически может быть и больший перевес).

С момента обретения независимости в официальной идеологии и историографии Азербайджанской Республики доминирует взгляд на Азербайджан как на единую историческую территорию, искусственно разделенную на две части. Азербайджанцев же принято рассматривать как «разделенный народ» между Южным Азербайджаном (в составе Ирана) и Азербайджанской Республикой. Третья проблема - вопрос о статусе Каспийского моря. По словам известного бакинского политолога Арифа Юнусова, «в июле 2001-го обе страны едва не оказались на грани войны: иранские истребители и морские корабли регулярно препятствовали разработкам нефтяных месторождений вблизи границы».

Тем не менее, в 2004 году при иранском президенте Мохаммаде Хатами в двусторонних отношениях наступила «оттепель» (в Тебризе было открыто азербайджанское консульство, состоялся официальный визит в Тегеран Ильхама Алиева, обеспечены уступки в вопросе о статусе Каспия, и Тегераном была озвучена критика Армении за Нагорный Карабах). Этот вектор (с определенными оговорками и откатами из-за отношений Баку с Тель-Авивом) в целом поддержал и Махмуд Ахмадинеджад. В мае 2006 года он побывал в Баку в рамках форума Организации экономического сотрудничества, а в августе 2007 года прибыл туда по приглашению Ильхама Алиева. В ходе визита 2007 года Ираном и Азербайджаном были подписаны двусторонние соглашения в энергетической и транспортной сфере. Все это привело к установлению более конструктивных отношений. Свидетельством тому – положительная реакция Азербайджана на иранские предложения по нагорно-карабахскому урегулированию в апреле 2010 года. Комментируя этот факт, глава иранского МИДа Манучер Моттаки заявил: «У нас с Азербайджаном очень теплые и дружественные отношения. Мы воспринимаем безопасность Азербайджана, как свою».

Но, пожалуй, наибольшей интенсивностью в постсоветский период отличались армяно-иранские отношения. И здесь религиозный фактор не играл определяющей роли. Наверное, армянское направление внешней политики Ирана можно рассматривать как самое прагматичное. Христианская Армения оказывается важным партнером Исламской Республики Иран, обеспокоенной усилением в регионе Турции. В этом плане мы можем говорить о некоторой игре на опережение. Пока два протокола о нормализации отношений, подписанные Анкарой и Ереваном в Цюрихе, не привели к реальным результатам (граница не открыта, дипломатические отношения не установлены), Иран объективно работает над выводом Армении из геополитической изоляции.

14 мая 2009 года Иран приступил к поставкам газа в Армению по газопроводу Иран-Армения, строительство второй очереди которого было завершено в конце 2008 года. При этом рассматриваются возможности дальнейшего увеличения объемов поставок газа. Помимо этого проекта, планируется реализация проекта строительства нефтепровода Тебриз (Иран) - Ерасх (Армения) стоимостью в 250 млн долларов. В апреле 2009 года в столице Армении был подписан «Меморандум о сотрудничестве в реализации проекта строительства железной дороги Армения – Иран». Реализация проекта рассчитана на 5 лет. В определенной мере это будет ответом на проект «Баку-Ахалкалаки-Тбилиси-Карс», идущий в обход Армении, поддерживаемый Турцией и Азербайджаном.

Но даже Грузия, несмотря на все антиамериканские выступления Махмуда Ахмадинеджада и, напротив, последовательную проамериканскую риторику Саакашвили, не ушла из поля зрения Тегерана полностью. Действительно, по сравнению с Арменией и Азербайджаном контакты между Грузией и Ираном в 2005-2010 гг. были минимальны. И, тем не менее, во время топливного кризиса, возникшего в Грузии в феврале 2006 года, Иран оказал этой кавказской республике определенную помощь. Когда же в июне 2007 года официальный Тбилиси принимал решение об увеличении грузинского военного контингента в Ираке, то с иранской стороной были также проведены определенные консультации, что позитивно восприняли в Тегеране. Но самое главное – это практически единодушное понимание грузинским политическим классом необходимости установления партнерских отношений с Ираном. По словам бывшего министра иностранных дел и влиятельного эксперта Ираклия Менагаришвили, «мы, естественно, учитываем тот момент деликатности, который характерен отношениям Ирана с международным содружеством, наличие нерешенных проблем в связи с ядерными вопросами и т.д., но, вместе с этим, режим диалога с этой страной никогда не должен прекращаться».

Контент–анализ иранских СМИ не входит в число задач настоящей статьи. Однако нельзя не заметить, что в августе 2008 года в иранских изданиях доминирующей тональностью было сочувственное отношение к Грузии, которая слишком доверилась западным политикам и экспертам (впрочем, это не сопровождалось резкими выпадами в адрес России).

Российско-иранские отношения, конечно же, не ограничиваются одним лишь кавказским контекстом. У Тегерана и Москвы непростая история двустороннего взаимодействия. Очень часто за фасадом регулярных встреч и заверений в поддержке скрываются противоречия. С одной стороны, Тегеран опасается того, что в случае ухода Северного Кавказа из-под российской юрисдикции доминировать здесь будет Турция, исторический оппонент Ирана. Иранские власти во время двух чеченских кампаний всячески подчеркивали, что не поддерживают сепаратистов. Что же касается северокавказского \"исламизма\", то политики и эксперты в Тегеране любят подчеркивать, что идеологически это течение связано не с шиизмом, а с салафией (тем течением, которое поддерживает другой исторический оппонент Ирана Саудовская Аравия). Иран осуществляет также взаимодействие с отдельными республиками Кавказа. Несколько провинций (останов) Исламской Республики активно сотрудничают с Северной Осетией и Дагестаном. Но с другой стороны, поддерживает ХАМАС, «Хизбаллах», «Монафегин». Официальный Иран никогда не был замечен во вмешательстве во внутренние дела РФ на Северном Кавказе.

Кавказским контекстом не ограничиваются и сложные двусторонние отношения Турции и Ирана. В последние годы Анкара пытается принципиально изменить свое геополитическое позиционирование как в регионе Большого Кавказа, так и во всей мировой политике. В частности, сегодня Анкара уже не собирается ограничивать себя лишь «родственными обязательствами» в отношении Азербайджана, ей интересна игра на нескольких «кавказских досках». В то же время становится все более очевидным, что турецкие внешнеполитические усилия выходят за пределы кавказского региона. Как верно заметил американский аналитик Стив Ларраби, «Турция заново открывает Ближний Восток». За несколько лет Анкара сделала серьезнейший прорыв в отношениях с Сирией. В 2004 году впервые в истории сирийский лидер совершил визит в Турцию. С тех пор обе стороны проводят обсуждение таких важных вопросов, как раздел водных ресурсов Евфрата или противодействие курдскому движению. Произошли серьезные перемены и в отношении Турции к палестино-«израильскому» конфликту. Будучи единственной мусульманской страной, признавшей «Израиль» весьма скоро после его образования (1949), Анкара заняла сегодня более удаленную от «Израиля» позицию и пытается быть посредником в мирном процессе. Все это меняет отношение Тегерана к турецкой политике - как внутри Большого Кавказа, так и в рамах Большого Ближнего Востока в лучшую сторону. Впрочем, несмотря на это, полного доверия между Анкарой и Тегераном нет. Предлагая свою «Кавказскую платформу», Турция обошла вниманием Иран, оставив его за рамками «кавказского пространства безопасности», в то время как Тегеран включил Анкару в свой формат «3+3».

Тем не менее, иранцы не раз доказывали свое умение вести прагматичную игру при любых раскладах.

Автор - политолог, кандидат исторических наук