Русский фашизм? Да, это возможно

Среди всех американских журналистов-политологов Дэвид Саттер - пожалуй, самый русский. Иногда я даже забываю, что Саттер - чистокровный американец, что он родился в Чикаго, а не где-нибудь в Саратове. И прихожу в себя только тогда, когда Дэвид, по-англосаксонски картавя, произносит: ваша страна, ваше мышление... Но потом спохватывается и примирительно добавляет: наше общее будущее. У Саттера есть все основания быть нашей стране не чужим. Я не знаю более начитанного в русской литературе американца, штудирующего в далеком Вашингтоне Бердяева и Соловьева. И я не знаю другого иностранного журналиста, который бы так излазил Россию вдоль и поперек, как Саттер, работавший здесь с 1976 года корреспондентом «Файненшел таймс», а затем и «Уолл Стрит Джорнал». По итогам своей журналистской работы Саттер написал о России две книги: «Век безумия (Распад и падение СССР)» и «Тьма на рассвете (Возникновение криминального государства в России)». Сейчас трудится над третьей. Его отзывы о кремлевских цезарях - точны и безжалостны. Его анализ российской ситуации лишен ложной политкорректности, отказывающейся видеть гиперборейские бездны под одной шестой суши.

Тоже - преемственность?

- Моя новая моя книга будет посвящена тому, как в России относятся к коммунистическому прошлому, - говорит Дэвид Саттер. - Меня интересует, как оценивается советский режим в российских вузовских и школьных учебниках, написанных после 1991 года, в интеллектуальных дискуссиях, в высказываниях политической элиты страны. Все это помогает мне ответить на вопрос - живет ли в нынешней России ее советское прошлое, или Россия от этого отказалась и успешно движется по пути демократии?

- Но на Западе иллюзии относительно успешности российской демократии давно развеяны...
- Да, мы ощущаем, что в России произошел определенный откат от демократии, хотя по сравнению с Советским Союзом страна, безусловно, остается очень свободной.

- Не кажется ли вам, что Путин пытается создать некую эклектическую идеологию, в которой советские методы управления сочетаются с демократической риторикой?

- Это заметно, тем более что сам Путин называет распад СССР самой крупной геополитической трагедией века. Есть попытка использовать какие-то эмоции и инстинкты из советского прошлого, чтобы подкрепить авторитарную власть. Прежде всего - личную власть Путина и его окружения. С момента крушения советского строя прошло почти полтора десятка лет, и, несмотря на столь малый срок, преступления коммунизма в России оказались напрочь забыты. Зато все, что характеризовало СССР в выгодном свете, вдруг вышло на первый план. Это и позволяет Кремлю апеллировать к верхам исторической памяти, помнящей спокойную и благополучную жизнь на излете социализма, но забывшей репрессии, расстрелы и психушки. Чтобы избежать нового обольщения тоталитаризмом, нужно официально осудить коммунистический режим как преступный. Конечно, время для этого упущено, но без осуждения коммунизма, без твердой нравственной оценки прошлого у России не будет будущего. Хотя наказать тех, кто участвовал в преступлениях коммунизма, теперь почти невозможно - многих просто нет в живых.

- А тех, кто еще живы? Ведь немецких военных преступников преследовали до глубокой старости...

- Я считаю, что сейчас это не самое главное. Главное - это осудить юридически и официально коммунистический режим, устранить связанную с ним символику, которая до сих пор красуется на российских правительственных зданиях. Демонтировать памятники Ленину, изменить идеологически окрашенные названия улиц, открыть архивы спецслужб и обнародовать, наконец, списки осведомителей. И самое важное - увековечить память многочисленных жертв режима, воздать им честь и фактически организовать акты национального покаяния. Чтобы люди помнили, что коммунизм - это не только бесплатная медицина и дешевое пиво, но и ГУЛАГ, и уничтожение крестьянства, интеллигенции. Но пока что я наблюдаю в России скорее отсутствие исторической памяти. В стране не только сохраняют памятники Ленину, но и ставят новые памятники Сталину, а это уже полное презрение к человеческим жертвам, это вторая смерть для тех, кто погиб в годы красного террора. Вот в Петербурге, например, собирались установить памятник Алексею Кузнецову, возглавлявшему город во время блокады и затем репрессированному. Но ведь известно, что Кузнецов, прежде чем попасть под «красное колесо», собственноручно ставил подписи на расстрельных приговорах! На это обычно возражают, что у него не было другого выхода. Но неужели те, кто ратует за памятник Кузнецову, всерьез полагают, что человек, попадая во властные структуры, перестает отвечать за свои поступки? Что он больше не является источником самостоятельной нравственной силы? А героизм - это лишь то, что делается во имя государства?

- Но кто может возглавить национальное покаяние? Вряд ли современная «паркетная» интеллигенция и православная церковь...

- Что сказать, если российский православный патриарх, возможно, сам - если верить СМИ - является бывшим осведомителем и агентом КГБ и не считает нужным в этом раскаиваться? Все руководство православной церкви, за небольшим исключением, чувствует себя прекрасно в нынешней ситуации и не собирается просить прощения у народа за ту двойную роль, которую оно играло при социализме и продолжает играть при новой власти... Впрочем, Путин - мягкий диктатор. Авторитарная власть в России есть, но сохраняется и большая доля свободы. Поэтому люди не хотят открыто и энергично протестовать. К тому же ситуация выглядит стабильной, возможности что-то изменить ограничены, а условия существования вроде терпимые. Но в любой момент все может измениться. Недовольство путинским режимом растет, и есть очевидная угроза потери власти теми структурами, которые удерживают ее с 1991 года.

- Вы поставили знак равенства между нынешней командой Путина и демократами образца 1991 года. Вы действительно не видите между ними разницы?

- Те, кто в девяностые годы причислял себя к демократам, на самом деле были людьми советского воспитания, с марксистскими убеждениями.

Младореформаторы свято верили в первичность экономики и поэтому свели реформы к экономическим экспериментам, а не к созданию демократических политических институтов. С детства они усвоили из марксистских учебников, что если устранить частную собственность, наступит социализм. Следовательно, решили они, если внедрить частную собственность - будет демократия. Но так не делается. Демократия базируется не столько на экономических схемах, сколько на политических институтах, особенно на главенстве и торжестве закона. Поэтому, когда без контроля закона и без уважения к нравственности и универсальным человеческим ценностям изменяется экономическая структура огромной страны, в остатке получается то, что вы сегодня имеете: криминализация общества, авторитарная власть, бесконтрольность бюрократии и её коррумпированность.

Фактически младореформаторы не были демократами, потому что вектор их реформ был выстроен так, чтобы лишить русский народ демократического выбора. Они хотели так быстро трансформировать экономику, чтобы, несмотря на волю народа, невозможно было переделать ее обратно в социалистическую. Для них главное было найти ту точку невозвращения, за которой изменения, произведенные ими в обществе, становились необратимыми.

На самом деле ликвидация коммунистической системы была необходима, но еще более важным было согласие народа на это и его участие в демонтаже советского строя. Однако младореформаторов мало заботили собственные соотечественники: они рассматривали народ как некий косный материал, как однородную реакционную массу, враждебную их начинаниям. Ради быстрой приватизации и «шоковых» реформ они совершенно игнорировали необходимость создать структуру новых законов и гражданских институтов, что, конечно, замедлило бы процесс, но с позитивными результатами для общества в целом. Направление младореформаторов с самого начала было антидемократическим, но они это скрывали за демократическими лозунгами, и народ, не имеющий опыта демократии, не смог вовремя сорвать с них маски.

Преемственность поколений?

- Но ведь в США тоже поверили в русскую демократию?

- Вина США в этом, безусловно, есть. Западные советники, преимущественно американские, из-за неинформированности, непонимания русской ситуации, карьеристских соображений внутри собственной страны поддерживали российских молодых реформаторов, не понимая, насколько их усилия направлены на ухудшение ситуации - как в России, так и в мире в целом.

- Вы пророчите, что ситуация в России в ближайшее время может измениться?

- Если противоречия в обществе будут усугубляться, это может привести к новым репрессиям, организованным властью. В стране возникает серьезная оппозиция Путину, и эта оппозиция не пойдет ни на какие договоренности и компромиссы с Кремлем. Мы избегали кровопролития на Украине...

- Кто - мы?

- Мы - это все мы, весь мир... Но кровопролитие вполне могло быть. И мы не знаем, что будет в России, если народ в результате фальсификации выборов начнет массово протестовать. Поэтому на Западе говорят, что авторитарная власть в России необходима, чтобы сохранить в стране стабильность. Но на самом деле такая власть делает Россию нестабильной, потому что она не отвечает перед народом, может вызвать массовое недовольство и использовать жестокие методы для его подавления. Самая стабильная страна - та, которая живет на основе законов, где власть можно передать спокойно, без террористических актов, без массовой ложной пропаганды, без фальсификации выборов. Но когда вышеперечисленные факторы становятся определяющими, вы имеете дело с очень нестабильной страной, несмотря на внешнее впечатление стабильности.

- Уже высказываются опасения, что если в России будет оранжевая революция, она быстро окрасится в коричневый цвет. Это подтверждает и популярность ксенофобских настроений, распространенных в обществе...

- Частично война в Чечне и продолжается из-за того, чтобы подогревать ксенофобские настроения. Хотя чеченскую проблему можно легко решить. Угроза террористических актов в России, которая висит над каждым человеком, тоже сильно влияет на политическую ситуацию, делает народ более восприимчивым к призывам экстремизма. Особенно много вопросов накопилось по взрывам жилых домов в 1999 году, которые вызвали первую масштабную волну националистических настроений. Эти взрывы должны быть расследованы, если в России будет новое правительство... Но чтобы окончательно сделать приемлемой для определенных групп населения новую диктатуру, власти нужно иметь какое-то сверхоправдание, какую-то идеологию, и если это будет русский национализм, он, безусловно, будет иметь фашистские черты. Условия для этого вроде бы есть: Россия обижена потерей империи, испытывает разочарование в демократических реформах...

- На Западе знают об угрозе русского фашизма?

- Знают, но плохо себе представляют. Очень трудно, особенно в Америке, реагировать на угрозы, которые еще не проявили себя. Когда нас предупреждали, что исламские фанатики могут захватить самолеты и совершить самоубийство, направив их на стратегически важные здания, это казалось полным сумасшествием. Никто не принял этого всерьез. Здесь то же самое. Люди на Западе не верят, что это возможно.
- А это возможно?

- Да, русский фашизм - это возможно. Но я думаю, что на Западе опасность перерастания российской «Веймарской республики» в некий Третий рейх будет недооцениваться до самого последнего момента.

- Что нужно делать, чтобы этого не случилось?

- Мировая общественность должна сделать все, чтобы президентские выборы в России были по-настоящему честными. Чтобы российское общество нашло способ покончить с чеченской авантюрой, и таким образом устранить угрозу терроризма. Эти два фактора очень довлеют над будущим России. Если не будет террористических актов - по крайней мере, в таком масштабе (они, к сожалению, продолжаются), если следующие выборы будут демократическими, то угроза русского фашизма не реализуется. Это проект для русской общественности при участии демократических государств Запада.