Вице-император

В конце апреля 1880 года член Госсовета, сенатор, профессор гражданского права, наставник цесаревича Александра Константин Победоносцев стал обер-прокурором Священного синода и находился на этом посту почти до самой своей смерти — 25 лет.

В это время его называли «серым кардиналом», «апостолом самодержавия», даже «вице-императором».

Именно Победоносцев был подлинным отцом контрреформ 80-х годов XIX столетия. Но его «дитя» — самодержавно-полицейская, православная Русь — не продержалось дольше одного царского срока, режим стал разваливаться еще на глазах своего «родителя» и радетеля.



…Что любопытно, Победоносцев в молодости публиковался в одном из сборников «Голоса России», издаваемых в Лондоне под редакцией Герцена. Это была статья с критикой антигуманных действий Министерства юстиции. Чего только не сделаешь по молодости. Но таким он не запомнился потомкам, и едва ли кто-то даже из современников представлял его иначе, чем в зрелых летах, с сановной осанкой — очень важная персона.

Неслучайно ходили слухи, что Толстой писал своего Каренина с Победоносцева. (К моменту выхода романа он уже сенатор и член Государственного совета.) Во всяком случае, его жена признавалась, что очень любит этот роман, и когда он вышел, старалась подражать Анне и даже одеваться, как она. Но даже если это всего лишь легенда, молва неспроста приписывала Победоносцеву основные черты прототипа — уж больно похож. Попробуем прочесть ради интереса хотя бы вот этот абзац из одного его письма с классической интонацией кинематографического Каренина в исполнении Николая Гриценко из фильма Александра Зархи: «Мое имя служит предметом пререкания и соблазна у всех так называемых общественных деятелей, читающих газеты, и в кружках, черпающих свои представления о людях и делах. …И доброе и злое мне приписывается, и всякий оратор всякого кружка проносит мое имя с тем, что ему нравится или не нравится». По-моему, сходство очевидное.

В 1865 году Константин Петрович Победоносцев стал наставником цесаревича Александра, который всю жизнь придерживался знаменитой триады: православие-самодержавие-народность. И не последняя заслуга в таком мировоззрении принадлежит его воспитателю, который никогда не выходил из своей роли царского ментора.

Родился Константин Победоносцев в 1827 году (через год после смерти Карамзина и за 12 лет до смерти Сперанского), в семье московского профессора словесности, дед его был священником. Такая родословная во многом определила его будущий образ — человека образованного и истинно православного.

Я неслучайно упомянул Карамзина и Сперанского, потому что по уму, образованности и государственному масштабу его сравнивали с ними. Правда, после них остались реформы и фундаментальные труды, после Победоносцева в основном одни предписания ничего не менять и письма Александру III — «держать и не пущать». Говорили, что он «крепит» Россию, когда ей надо «прочиститься».

Его активные оппоненты считали, что у Константина Петровича, как и у российской империи, внушительный фасад, за которым скрываются «потемкинские деревни». Даже общепризнанную образованность Победоносцева критики обращали в хулу, обвиняя его в обильном цитировании, заменяющем собственные мысли.

Но никто не отказывал ему в твердости убеждений и духа. Именно эти его качества и сыграли решающую роль в драматических событиях, последовавших после убийства 1 марта 1881 года Александра II.

За нового царя сразу началась ожесточенная борьба. С одной стороны — влиятельные сановники, практический весь прежний кабинет министров во главе с Лорис-Меликовым, с другой — фактически один обер-прокурор Священного синода Победоносцев.

Победоносцев бомбардирует новоиспеченного царя письмами буквально через день: 3, 6, 11, 13 марта. В них два основных мотива: берегите себя и берегите Россию.

Решающая битва состоялась 8 марта на заседании Госсовета. Выступающие действующие министры говорили: несмотря ни на что, надо продолжить реформы, есть печальный опыт, когда реформы 60-х были заморожены после выстрела Каракозова, принимаемые меры есть не конституция, но возможность привести общество в соответствие новым реалиям и чаяниям его образованной части, успокоить «несогласных».

В ответ Победоносцев, бледный и торжественный, произнес пламенную речь, в которой осудил все либеральные реформы предыдущего правления и предрек гибель России, если будет принята «конституция» Лорис-Меликова.

Новый и послушный царь согласился со своим наставником, тем более что это полностью отвечало его собственным представлениям о том, как должна развиваться Россия.

Стремясь закрепить свою победу, Победоносцев — уникальный случай — не только собственноручно, но и без какого-либо предварительного поручения, по собственной инициативе пишет манифест царя о незыблемости самодержавия, который тот без единой поправки принимает и 29 апреля 1881 года подписывает.

После этого правительство его отца уходит в отставку. Начинает формироваться новая власть, и ее формирует «главный кадровик» страны Константин Победоносцев. В России начинается период затяжных «заморозков».

Многие современники отмечали дар именно нигилистического отрицания Победоносцева, его критический ум и ограничительный характер сознания.

В купе с твердыми самодержавными и православными убеждениями от него можно было ожидать, в первую очередь, не каких-то созидательных действий, а борьбы с реформами отца. Известный сановник Сергей Витте, также имевший влияние на Александра III, считал, что Победоносцеву не хватало творческой энергии. Вообще, вопреки расхожему заблуждению, когда тратишься на то, чтобы разрушать, сил расходуется больше, чем когда созидаешь. «Отличный критик, но никогда ничего сам создать не может. Он страдал полным отсутствием жизненного творчества. …Этот человек не в состоянии был ничего воспроизводить ни физически, ни умственно, ни морально», — так говорил Витте о Победоносцеве.

Константин Петрович был чистой воды обскурант: он считал русскую либеральную интеллигенцию «пятой колонной» Запада, которая навязывает своему Отечеству чужеродные идеи. Особой критике подвергал символы западноевропейской демократии — систему отделения церкви от государства, суд присяжных, «свободную прессу». Главной целью его нападок стал парламентаризм, сам парламент он определял как «говорильню», «учреждение, служащее удовлетворению личного честолюбия и тщеславия и личных интересов представителей».

Философ Константин Леонтьев, сам придерживавшийся консервативных взглядов, так отзывался о Победоносцеве: « Не только не творец; он даже не реакционер, не восстановитель, не реставратор — он только консерватор в самом тесном смысле этого слова».

В этом «узком смысле» Победоносцев и понимал Россию и ее внутренний порядок. Жизнь должна была протекать неширокими, ровными ручейками в прочерченных руслах самодержавия, православия и народности. Все каналы вольномыслия и бесконтрольного потока жизни он перекрывал. Его самые обширные связи были на самом деле с департаментом полиции, и все ограничения, как епитимьи накладываемые Победоносцевым на Россию, контролировались оттуда.

Ограничения — вот его подлинная страсть. Будучи сам мировоззренчески ограниченным, обер-прокурор ограничивал во всем остальных. Ограниченная Россия, в которой границы устанавливает он. Главное для него была лояльность подданных, а не их способности и даже честность. В чем он и сам не стеснялся признаваться.

Как человек типологический, он страдал извечным русским предрассудком —боязнью инородцев. Именно он, еще в должности наставника цесаревича, привил будущему царю мысль, что во всех бедах виноваты жиды и поляки. Чуть что — «польская интрига» или «жиды подтачивают устои».

Не секрет, что Александр III и сам не любил инородцев, особенно тех же поляков и евреев, и здесь семя попало на хорошо подготовленную почву. В национальной политике Александр и Победоносцев проводили единую политику «сдерживания инородцев», борьбу против вестернизации России. Собственно, тогда и родился их любимый лозунг «Россия для русских».

Победоносцев призывал отказаться от государственной «системы ухаживания за инородцами». Считал, что «жиды одолели Москву». Выражал тревогу, что в деревню проникают «сквернейшие, развратные французские и английские романы, — а ныне в деревне страсть к такому чтению! Ведь это нравственная порча целых поколений!»

…Когда Александр умер, Победоносцев стал тут же наставлять на путь истинный его сына Николая. Никак не мог выйти из роли.

Но надо отдать ему должное — он был принципиален: в 1905-м, когда Николай II принял Манифест 17 октября, который, по сути, вводил столь ненавистную Константину Петровичу конституцию и ограничивал власть царя, он тут же подал в отставку с поста бессменного обер-прокурора Синода. Тем не менее, до смерти, в марте 1907 года, он оставался сенатором, сохраняя за собой членство в Госсовете. Он не мог не советовать.

Подводя же итоги его правления, стоит привести, на мой взгляд, точную характеристику, данную Победоносцеву — уже после его смерти — философом Василием Розановым: «Он был фактически червем того растения, к которому любовно привязался: точил и точил, ел и ел сердцевину церкви и государства».

Да, в эпоху Победоносцева было стабильно, но скучно. К тому же при внешнем фасадном спокойствии и незыблемости внутри бродило и зрело темное недовольство. И стоило лишь немного ослабить вожжи, как запахло войной и повеяло революцией.

Консерватор Победоносцев на деле был классическим реакционером. Слепое отрицание либерализма уже есть реакция. Так как стратегической альтернативы либерализму практически нет, ибо, в конце концов, либеральные идеи определяют развитие. В то же время без традиций, устоев, цивилизационных табу, вообще без тормозов, как известно, далеко не уедешь. Но машина должна двигаться, это ее главное предназначение.

Вообще извечный спор «консерватизм или либерализм» изрядно устарел и надуман, так как в цивилизованных странах они уже не первое десятилетие сосуществуют вместе. Это и есть диалектика. Свобода и порядок — вещи вполне совместные. Свобода слова, независимость суда — давно часть традиции.

В свое время мудрый политик английских тори лорд Дизраэли как-то заметил: консервативную политику должны проводить либеральные люди, но консервативными средствами.

По-моему, эта мысль вполне актуальна и поучительна и для нашей нынешней власти, и для оппозиции.