Дело Низовкиной и Стецуры: статья 282-я по-бурятски

«Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря!» — некогда было сказано классиком. Возможно, во времена классика так и было.

Сейчас в столице империи иногда дают согласования на митинги, иногда не забирают во время одиночных пикетов, иногда не объявляют в розыск за листовки, критикующие в том числе тактику спасения заложников в Норд-Осте.

«Я училась на юриста, потому что думала, что можно бороться за права человека чисто в рамках правового поля. После принятия поправок в закон об НКО, ставящих некоммерческие организации под полный контроль государственных структур, я поняла, что это невозможно, — рассказывает моя собеседница, Татьяна Стецура. (В настоящий момент она исключена из Коллегии адвокатов республики Бурятия).

«Я рассчитывала, что могу что-то изменить, ведя журналистские расследования», — говорит моя вторая собеседница, Надежда Низовкина. — По мере обучения на юридическом (Низовкина, как и Стецура, выпускница улан-удэнского юрфака) я поняла, что при существующем антиэкстремистском законодательстве свобода слова сводится к свободе писать кулинарные рецепты, да и это право ограничено, поскольку рецепты допустим, узбекских национальных блюд кто-то может счесть разжиганием национальной розни».

КТО ТАКОЙ ЭКСТРЕМИСТ

«В 2006 г., после принятия ужесточающих закон поправок, экстремисты это даже не те, кто что-то взрывают, не те, кто кидают помидоры (хотя я не осуждаю их безоговорочно), а просто те, кто пишет и говорит. Причем к ответственности может быть привлечен кто угодно, — поясняет Надежда Низовкина. — Дело в том, что главным доказательством по экстремистским делам является так называемая экспертиза. Причем оценочное мнение эксперта, которое хорошо смотрелось бы в научном журнале, в учебнике, очень плохо смотрится в качестве главного доказательства на процессе. Особенно если это процесс, заканчивающийся приговором к тюремному заключению!»

Автор материала не может не проиллюстрировать данный тезис результатами психолингвистической экспертизы, проведенной впоследствии по делу самих Низовкиной и Стецуры (в настоящее время Надежда и Татьяна привлечены к ответственности за разжигание ненависти к социальным группам МВД, «уфсиновцы», ФСБ, армия). Сотрудники Забайкальской лаборатории судебной экспертизы, психолог Юлия Малинина и лингвист из БГУ Галина Судоплатова, легко нашли у Низовкиной и Стецуры «вербальный экстремизм». Интересно, что в подтверждении этого заключения не была приведена ни одна цитата из Низовкиной и Стецуры, состоящая более чем из двух слов. Действительно, зачем лишний раз поминать в официальных документах причины, по которым люди могут не любить милицию, вдруг они кому-то покажутся логичными.

Также эксперты обнаружили, причем у Низовкиной и у Стецуры одновременно, «несклонность обследуемых испытывать чувство вины и их нечувствительность к оценкам окружающих» (как это качество уживалось с «повышенным чувством справедливости», также найденным у Низовкиной и Стецуры экспертами, неясно).

Еще Судоплатова и Малинина сочли, что Низовкину и Стецуру характеризуют «хроническая злость и тревожность», «завышенная самооценка и выраженное честолюбие», «гипертрофированное самоуважение», «упрямство», «поглощенность идеями и фантазиями», и, как будто всего этого мало, они еще и «агрессивны и не видят в этом ничего плохого», каждая из них «проявляет себя настойчивой, раздражительной, независимой, несклонной забывать ошибки других личностью».

Действительно, только подобные личности могут не любить сотрудников УФСИН и возмущаться подвигами Евсюкова, не так ли?

С нравственной точки зрения

Следует отметить, что обычным отрицанием 282-й статьи позиция Низовкиной и Стецуры не ограничивается.

«Я считала, что полностью оставлять оскорбленную сторону без защиты тоже нельзя, — заявляет Надежда Низовкина. — 　С моей точки зрения, информационные споры между частными лицами и правонарушения вербального характера, дела о клевете и об экстремизме, о личном оскорблении и о разжигании вражды между определёнными идентифицируемыми группами, дела об оспаривании достоверности общественно значимой информации и дела о нарушении неприкосновенности частной жизни так называемой желтой прессой — без исключения — должны быть изъяты из подведомственности судебной ветви совершенно.

Все они должны быть переданы для публичных разбирательств на независимом телеканале. Открытый, устный и обязательный характер производства (общее место декларации современной судебной системы) будет обеспечиваться путем отделения данной категории дел (точнее, не самих дел, а их рассмотрения по существу) от судопроизводства вообще. Каждый призадумается не раз, прежде чем сделать клеветническое или необоснованно оскорбительное заявление, предвидя неотвратимую обязанность отстоять его прилюдно, доводами разума и языком сердца».

Надежда Низовкина выступала с этим предложением на различных конференциях, например, в Львовском национальном университете на секции теории прав человека, в МГЮА на секции административного права, на региональной конференции демократической коалиции «Солидарность».

Данную идею Низовкина защищала и в своей дипломной работе. Сначала диплом не хотели допускать к защите, заявив, что он «вышел из юридических берегов и отклонился от темы», потом все-таки соизволили. Как сказала ее научный руководитель, С.В. Лозовская, концепция вербальных правонарушений никем из авторов еще не разрабатывалась, не имеет аналогов в мире, но проект телеканала «утопичен и с нравственной точки зрения неприемлем». Автору материала, как, впрочем, и Стецуре с Низовкиной, кажется, что безнравственно сажать людей в тюрьму за публичное высказывание своей позиции, однако у разных людей разные представления о морали, не так ли?

Естественно, результат расхождения личных моральных представлений с общепринятыми был достаточно предсказуем. К настоящему времени Низовкину уже успели поочередно уволить из изданий «Аргументы и факты в Бурятии», «Информ-Полис», «Шпилька». Увольнениями дело началось, но не кончилось.

«Первый раз слежка за нами началась в октябре 2007 года, после того, как мы расклеили листовки, посвященные годовщине Норд-Оста, — рассказывает Надежда Низовкина, — потом слежка периодически возобновлялась».

Особенно карикатурные формы, по словам моих собеседниц, контроль принял перед визитом в Улан-Удэ президента РФ Дмитрия Медведева.

«За несколько дней до его визита за нами начали так следить, что мы просто выпали в осадок, — рассказывает Надежда, — пройдешь переулок, смотришь, стоит человек и отзванивается по мобильнику, пройдешь еще переулок, еще один стоит-отзванивается, и так на каждом переулке, а еще выходишь из трамвая — один из людей, стоящих на остановке, тотчас идет за нами и тоже трубку на ходу достает. Так и провожали везде, пока мы не пришли на место встречи Медведева с населением, конечно, забрали сразу же, держали до ночи, пока высокий гость не соизволил уехать».

Интересно, что в процессе этого задержания активисток не только допросили, сфотографировали и отдактилоскопировали, но и сняли у них отпечатки ступней ног (видимо, таким образом правоохранители хотели найти следы международного экстремизма).

Еще Стецуру и Низовкину забирали на одиночных пикетах в защиту Елены Маглеванной (журналистки, подвергшейся судебным преследованиям за описание пыток, практикуемых сотрудниками федеральной службы исполнения наказаний). Фемида, к которой возмущенные статьями Маглеванной УФСИНовцы обратились за защитой, согласилась, что заключенный Зубайр Зубайраев получил «резаные раны лица, рук и ног, дыры от шурупов в коленных чашечках и дыры от гвоздей в стопах ног» по своей собственной вине, из-за того, что сам «бился головой о стенку».

Задерживали Надежду и Татьяну и за пикеты против выдачи Каримовскому режиму духовного лидера мусульманской диаспоры Бурятии, Бахтияра Умарова, обвиненного узбекскими властями в организации демонстрации в Андижане (интересно, что во время расстрела этой демонстрации Бахтияр уже постоянно проживал в Улан-Удэ и имел российское гражданство). Ну и так далее…

Впрочем, административными взысканиями дело не ограничилось. За листовки, выпущенные на 23 февраля 2009 г., в отношении Низовкиной и Стецуры было возбуждено уголовное дело. Девушки были обвинены по ст. 282 УК за возбуждение ненависти к социальным группам «МВД», «УФСИН» 　(тюремщики), «следственные органы», «ФСБ» и «российская армия».

Интересно, что в листовках были упомянуты незаконная депортация чеченцев и деяния Буданова и Ульмана, однако наибольший гнев представителей правоохранительных органов вызвало не это, а разглашение маленьких, но приятных премий, назначенных в качестве «антикризисной» поддержки　милицейскому и армейскому начальству (от 35 до 160 тысяч рублей ежемесячно для военнослужащих, от 40 до 200 тысяч для милиционеров).

Позже к делу были приобщены статьи в защиту Бахтияра Умарова и Елены Маглеванной

282-Я СТАТЬЯ. КОНСТИТУЦИЯ ПРОТИВ?

Излишне говорить, что у подозреваемых изъяли компьютер, излишне уточнять, что не вернули. Низовкина и Стецура подали в суд, заявив, что доказательством по их делу является информация, которую сотрудники органов уже скопировали, а компьютер — это не вещдок, а рабочий инструмент, и его конфискация, даже временная — это не обеспечение нужд следствия, а злонамеренное «воспрепятствование профессиональной деятельности». Суд первой инстанции принял решение в пользу правоохранителей, суд второй инстанции отменил это решение, суд первой инстанции рассмотрел спорный вопрос снова и снова постановил — компьютеру под арестом быть!

В настоящий момент Низовкина и Стецура пытаются оспорить легитимность 282-й статьи через Конституционный суд.

«Данная статья не отвечает требованиям «правовой определенности», то есть должны быть четкие рамки, в которых она применяется, — поясняет свою юридическую позицию Татьяна Стецура. — Даже если не говорить о понятии социальной группы (под которое можно подогнать вообще все, что угодно), «нация» и «религия» — это сложные философские, этнографические, исторические понятия, которым невозможно дать четкого и однозначного правового определения. На практике это приводит к тому, что решение суда, а ведь цена этого решения — чья-то свобода, предопределяется заключением эксперта. Ну, а позиция эксперта, понятно, определяется заказчиком экспертизы».

РОЗНЬ РОЗНИ РОЗНЬ

Интересно, что 1 ноября 2009 г. в Улан-Удэ прошел антифашистский митинг. Поводом для возмущения было отнесение правоохранительными органами г. Москвы убийства уроженца Бурятии Баира Самбуева к разряду бытовых. В число организаторов акции, кстати, входили Надежда Низовкина и Татьяна Стецура. Более 500 участников мероприятия подписались под петицией с требованием внести в российское законодательство критерии, отделяющие убийство, совершенное нацискинхедами по мотивам расовой и национальной ненависти, от бытового убийства (жертвами нападений являются люди, чья внешность позволяет с очевидностью отнести их к представителям неславянской внешности; жертвы нападений не подвергаются грабежу; жертвы незнакомы с преступниками, не вызывают у них личной вражды; нападение происходит внезапно и безо всяких провокаций со стороны жертв; характер причиненных ранений в большинстве случаев одинаковый: это множественные ножевые ранения либо множественные удары тупыми предметами; нападающие чаще всего находятся в численном превосходстве; нападающие, как правило, действуют скоординировано, коллективными рейдами, либо спонтанно собравшейся массой; нападающих зачастую можно идентифицировать по специфической форме одежды, нацистским лозунгам).

Также подписавшие петицию потребовали привлекать к уголовной ответственности должностных лиц, квалифицирующих нацистские убийства и нападения в качестве хулиганских; а также в целом признать проблему расизма в России и не чинить препятствия ее гласному обсуждению.

Вместо выполнения этих требований Народный Хурал (парламент Бурятии) внес в Госдуму законодательную инициативу — ужесточить ответственность по 282-й статье, якобы для борьбы с нацистской пропагандой. Инициатива в данный момент рассматривается, а по статье проходят организаторы антифашистского митинга (они же — авторы петиции).

НЕ БЫЛО ДРУГОГО ВЫБОРА

Сейчас Надежда и Татьяна находятся в Москве. «Когда мы отправлялись с вокзала, — рассказывают они, — нас провожал целый взвод сотрудников центра «Э» и милиции, факт нарушения нами подписки о невыезде был зафиксирован, мы опасаемся, что по возвращении будем водворены в СИЗО».

Впрочем, по мнению Надежды Низовкиной и Татьяны Стецуры, ехать все равно стоило: «Для нас было самым главным как можно шире рассказать о том, как ведется расследование возбужденного на нас уголовного дела. Выступить публично против 282-й статьи, как нелегитимной, цензурной. Несколько лет мы боролись против подавления свободы слова, против данной «экстремистской» статьи. Теперь, когда 282-я применена к нам, мы тем более не имеем морального права молчать!»

С точки зрения автора материала, привлечение организаторов антифашистского митинга по статье, якобы призванной бороться с фашизмом, служит лучшим доказательством их утверждения.

Следует отметить, что в марте 2008 г. в Улан-Удэ был вынесен приговор нацискинхеду Сергею Рябову. Этот деятель, реально участвовавший в нападениях на «инородцев», был осужден не за «нанесение повреждений средней тяжести» (доказательство чего имелись в деле), а за «разжигание» и получил год условно. Автор материала очень опасается, что последствия «разжигания социальной розни к сотрудникам милиции» окажутся для двух бурятских правозащитниц гораздо более суровыми.