Белоруссия: медиафрения

На модерации Отложенный

Единственное, что мне удалось «отбить» при обыске — это диск с оперой белорусского композитора Сергея Кортеса «Медведь». «Вы что, будете оперу слушать?» — искренне удивилась я. Оперативники Партизанского РУВД Минска, которые пришли ко мне с обыском, подумали и не стали изымать диск. Слушать оперу они посчитали явно слишком тяжелой и неблагодарной работой по сравнению с выполнением мелких неприятных поручений гэбистов.

Впрочем, не только прослушивание оперной музыки является для них слишком тяжелой работой, но и, как выяснилось, простая координация действий. Когда мы с мужем объясняли, что наш компьютер уже изъяли на границе 5 марта, оперативники казались искренне удивленными. Или притворились. О том, что нас уже допрашивали в том же Партизанском РУВД, они тоже не знали. Я очень надеюсь, что оперативники врали. Потому что если они говорили правду, то такая милиция — с абсолютной несогласованностью действий в рамках даже одного района — не в состоянии раскрыть ни одно преступление ввиду полной профессиональной непригодности. А теперь еще и из-за сильной загруженности копанием в наших компьютерах и дисках.

Во вторник, 16 марта, обыски прошли не только в моей квартире и в квартире мужа, но в редакциях сайта «Хартия’97» и газеты «Народная воля», а еще — дома у заместителя главного редактора «Народной воли» Марины Коктыш. Квартиру шеф-редактора той же газеты Светланы Калинкиной обыскали еще раньше и разобрали на винтики даже стиральную машину. Наталью Радину, редактора «Хартии’97», ударили в лицо. Все обыски у белорусских журналистов проводили в рамках некоего уголовного дела по факту клеветы в отношении начальника Гомельского УКГБ Ивана Коржа, которого никто из нас никогда и в глаза не видел.

У нас изымали все носители информации — компьютеры, флешки, диски. Я уже не говорю про 47 древних дискет-трехдюймовок, найденных в ящике нашего с мужем письменного стола. Все как-то выбросить было жалко, вот и сгодились: на пару недель гэбистам работы хватит. А восемь «хартийных» компьютеров? А изъятые в «Народной воле», дома у Светланы Калинкиной и Марины Коктыш? Можно себе только представить, сколько полезного за это время могли бы сделать силовики, если бы они для разнообразия потратили его на расследование и предотвращение преступлений, а не на обыски у журналистов и не на развинчивание стиральной машины. Кстати, интересно, почему милиция разбирала именно «стиралку», а не что-нибудь другое — бытовой техники нынче в каждом доме немало. Вероятно, силовики искренне убеждены в том, что женщины хранят все свои секреты в стиральных машинах, кухонных комбайнах и банках с крупами.

Спецоперация «черный вторник» закончилась, но я не сомневаюсь, что ей на смену еще придет «черная пятница» и другие дни недели.

Во всяком случае, когда мы с мужем спрашивала оперативников, где и когда нам будет возвращено изъятое, те отвечали уклончиво: «Мы не знаем, вам еще и с дознавателями встречаться, и со следователем, вот у них и спрашивайте». А дальше завели свою любимую шарманку с песней о маленьких подневольных людях, которые ничего не знают и лишних вопросов начальству не задают.

А нам и не нужно задавать вопросы ни им, ни их начальству. Потому что с того самого вторника ясно, как день, что причина спецоперации — вовсе не разборки между силовыми структурами, а цель — не отмывание никому не известного Ивана Коржа, а сами журналисты. Ну не может обиженный гомельский гэбэшник позвонить минскому гувэдэшнику с дружеской просьбой попугать журналистов. А если и может позвонить — не поднимется ради этой благой цели вся карательная машина, потому что не того масштаба фигура.

И еще: судя по невозможной для милиции согласованности вторничных действий, руководил обысками или КГБ, или Совбез. Кто из них, уже не столь важно: принципиальной разницы между хреном и редькой нет. А информационная зачистка преследует интересы только одного человека — Лукашенко. Ему сейчас желательно скрывать все, начиная от соотношения зарплат и цен и заканчивая контактами с Ираном и Венесуэлой. И если это зачистка, то доступ гэбухи к журналистским компьютерам, флешкам и дискам, а еще — к находящимся там документам, досье, электронной переписке создаст непаханое поле для больших гэбэшных пакостей по отношению к журналистам и для новых, уже настоящих, а не фиктивных, уголовных дел. А про Ивана Коржа все скоро забудут: он — отработанный материал. Его именем уже вломились в квартиры журналистов, так что гуляй, Ваня.

И, наконец, еще одна важная деталь. Почти все мы, обысканные во вторник, уже были вызваны на допросы — нам говорили, что мы проходим по гомельскому делу в качестве свидетелей. Но у свидетелей обыски не проводятся. Так что или мы все давно уже подозреваемые, или действительно уголовное дело — миф, отмазка, фигня на палочке. В любом случае работать нам легче не станет. Но теперь мы точно знаем: они нас боятся. Помню, во время допроса в милиции дознавателю Александру Позняку при мне звонил начальник отдела дознания предварительного расследования Партизанского РУВД Сергей Солонец и кричал в трубку: «Ты проследи, чтобы там никаких диктофонов не было! А то ведь эти отморозки все подробности в интернет вывесят!» Вот этого все они и боятся — гласности, «засветки», обнародования фамилий и действий. Ведь для родных и друзей они — дяди Степы, охраняющие порядок и законность, а вовсе не шестерки, которые не способны на большее, чем тырить у журналистов компьютеры и бить женщин. Поэтому они ненавидят нас. Поэтому мы пишем и будем писать о них. Даже если они уничтожат все компьютеры мира.