Ошибка Ким Чен Ира

Денежная реформа привела к провалу, который подрывает авторитет Великого Руководителя среди населения.

Рано или поздно то, что сейчас происходит вокруг нас, в 2009–2010 гг., станет темой учебников истории – и я сильно подозреваю, что многое из того, о чём там будет написано очень подробно, не кажется нам сейчас слишком значимым (и наоборот, конечно). Применительно к Северной Корее наибольший интерес вызывают её ракетно-ядерные маневры, именно о них пишут мировые СМИ, именно из-за ракетных запусков и ядерных испытаний Северной Корее на мировой арене уделяется много внимания – непропорционально много для страны, которая по своим суммарному ВВП и численности населения наиболее близка к таким гигантам мировой политики, как Мозамбик и Гана. Однако не ракетно-ядерные эксперименты решают судьбу страны, и поэтому представляется, что, с точки зрения историков, важнейшим событиями в КНДР стали не попытки вернуться за стол переговоров и прочие дипломатические маневры, а катастрофический срыв денежной реформы. Сейчас, через три с половиной месяца после того, как реформа была начата, можно с уверенностью сказать: она окончилась впечатляющим (и неожиданным) провалом, причём виноваты в нем, скорее всего, сами организаторы реформы.

Представляется, что изначально северокорейское руководство всего лишь собиралось провести в стране стандартную конфискационную денежную реформу. Принципы такой реформы опробованы многократно: в стране вводятся новые денежные знаки, при этом обмен новых денег на старые жёстко ограничивается (лимитируется как размер обмениваемых сумм, так и время, в течение которого такой обмен возможен). Для того, чтобы «вознаградить» законопослушных граждан, которые держали деньги в банках, для сумм на банковских вкладах часто устанавливаются менее жёсткие ограничения. Поскольку реформа обычно проводится, чтобы подвести черту под периодом сильной инфляции, она часто сопровождается деноминацией, то есть «зачеркиванием нулей».

Так было и на этот раз. Утром 30 ноября на дверях северокорейских банков появилось объявление о том, что в стране вводятся новые денежные купюры (об обмене в официальной прессе не сообщили). Обмен денег на новые был возможен в течение недели, до 6 декабря, а лимит составил 100 000 «старых» вон (по неофициальному курсу – примерно 30 долларов США) на человека.

Одновременно была проведена деноминация: все цены в госсекторе были понижены в 100 раз. Были введены ценовые потолки в частной торговле. Например, килограмм риса в конце ноября стоил примерно 2000–2100 старых вон. Его новая цена составила 24 новые воны.

Однако во всём происходившем была одна странность: власти заявили, что зарплаты в госсекторе будут выплачиваться по прежнему номиналу, но новыми купюрами. Показательно, что когда первые сообщения об этом решении появились в печати, значительная часть специалистов этим сообщениям не поверила и заподозрила, что имеет место какое-то недоразумение. Однако к концу декабря, когда началась очередная выплата, выяснилось, что сотрудники государственных предприятий или учреждений, то есть большинство граждан КНДР, получили свою зарплату в прежнем объеме, но уже новыми – в 100 раз более дорогими! – купюрами. Фактически, волевым решением зарплаты были увеличены в 100 раз.

Понятно, что на северокорейский рынок стало поступать огромное количество наличности. Взрыв гиперинфляции стал неизбежностью. Некоторое время среди специалистов шли споры о том, какими темпами будет разворачиваться эта гиперинфляция, и дойдут ли цены до дореформенного уровня. Автор этих строк должен признать, что оказался неправ в этих спорах, ибо в декабре и январе был «оптимистом» и считал, что северокорейское правительство все-таки имеет в распоряжении какие-то рычаги, с помощью которой можно остановить инфляцию на относительно приемлемом уровне. Похоже, что этого не произошло.

Цены начали повышаться уже в январе. Официальные ограничения игнорировались, так как торговцы попросту не продавали товар там, где полиция пыталась проводить эти ограничения в жизнь.

Пытаясь взять ситуацию под контроль, власти просто закрыли рынки, но эта мера привела к резкому обострению продовольственной ситуации в провинции, так что в начале февраля рынки пришлось открыть, а ценовые ограничения – отменить.

Второй рывок цен, как и следовало ожидать, произошел в начале февраля, то есть после выплаты январских зарплат. В первых числах марта на рынок стали поступать деньги, полученные в качестве зарплат в феврале и, соответственно, случился третий рывок. В 10 марта стоимость килограмма риса составила 1200–1500 вон, то есть была в 60–75 раз выше официально предписанного минимума. Рост цен продолжается, и всё меньше уверенности даже в том, что цены стабилизируются на дореформенном уровне.

Итак, налицо серьезнейшая ошибка в экономическом планировании. Ситуация становится ещё более странной, если мы примем во внимание два обстоятельства. Во-первых, в последние годы инфляция в Северной Корее в целом находилась под контролем. Во-вторых, северокорейское финансовое руководство продемонстрировало свою способность брать инфляцию под контроль в 2003–2004 гг., когда пхеньянским финансистам удалось справиться с весьма серьёзной вспышкой гиперинфляции.

Что же случилось сейчас? Конечно, северокорейские экономисты – публика специфическая, но, как уже говорилось, свое умение сбивать инфляцию они продемонстрировали совсем недавно. Почему же реформа была проведена таким странным образом? Что заставило принять абсурдное решение о стократном увеличении зарплат? Дешевый популизм? Вполне возможно, но сейчас очевидно, что экономические последствия от этого решения привели не к увеличению популярности режима, а, наоборот, к его дискредитации. В конце декабря население ненадолго почувствовало себя богатым, но приобретённое богатство испарилось прежде, чем им успели воспользоваться. Конфуз очевиден всем и, разумеется, вызывает крайне недобрые чувства в адрес правительства. Выход цен на предреформенный уровень (а это вполне может произойти уже в мае–июне) станет наглядной демонстрацией некомпетентности и беспомощности власти.

В голову приходит только одно объяснение произошедшего: абсурдное решение о стократном увеличении зарплат, было в волевом порядке принято самим Ким Чен Иром, который, скорее всего, просто вставил его в заранее подготовленный (и, скорее всего, вполне адекватный) проект денежной реформы. Вероятнее всего, при этом он руководствовался желанием поощрить работников государственного сектора и, вообще, сделать работу в госсекторе более привлекательной.

Конечно, решение это является чрезвычайно наивным, ибо результат оказался противоположным (да и не мог оказаться другим). Правда, возникает вопрос: неужели Ким Чен Ир не понимает самых базовых принципов экономики? Неужели он не догадывается, что увеличение денежной массы в сто раз означает взрыв инфляции? Как ни странно, но вполне возможно, что Великий Руководитель этого действительно не понимает. Он, конечно, некогда окончил кафедру политэкономии университета Ким Ир Сена, но большую часть своего времени молодой принц тогда проводил не на скучных лекциях, а в закрытых просмотровых залах корейского госфильмофонда, где он жадно поглощал западную кинопродукцию. Кроме того, не надо забывать и о том, что в конце 2008 г. у Полководца случились неприятности со здоровьем (скорее всего, инсульт), что тоже не добавляет ему способности к здравому анализу ситуации.

В любом случае, северокорейский режим совершил то, что он совершает очень редко: серьезную ошибку, которая во многом подрывает его авторитет среди населения. Кстати сказать, такие ошибки в последние год–полтора Пхеньян стал совершать чрезвычайно часто. Что же, инсульт никому не помогает. Но чем все это кончится?