Союзники поневоле

Типичная черта войн и военных конфликтов начала XXI столетия - утрата государственной властью монополии на распоряжение вооруженной силой как главного средства военно-политической борьбы. В качестве участников вооруженного противостояния проявляют себя не только государственные военные формирования, но и военизированные неправительственные организации.

ПАРАМИЛИТАРНЫЕ ГРУППИРОВКИ

Отличительными признаками большинства локальных конфликтов конца ХХ - начале ХХI века выступает отсутствие четко выраженных линий фронта, боевых порядков, ясно отличимых целей боевого поражения. Современные войны отличают децентрализация управления, большой пространственный и временной размах. Эти обстоятельства затрудняют применение регулярных армий. Активное участие в войнах начинают принимать негосударственные вооруженные формирования, внешне трудноотличимые от гражданского населения.

Господство регулярной модели строения вооруженных сил государства, характерное для последних двух-трех столетий, в XXI веке уже не столь очевидно. И в передовых странах, и в «несостоявшихся государствах» растет число военизированных или парамилитарных группировок, успешно конкурирующих с регулярными армиями и на поле боя, и в области идеологии: «приватные армии», квазиармии, частные военные компании/фирмы. Условия пребывания в их рядах могут показаться более привлекательными, нежели служба в регулярных вооруженных силах. Как правило, в существовании подобных структур заинтересованы инициаторы процесса глобализации - транснациональные корпорации, клановые сообщества, этнорелигиозные группы, организованная преступность.

В функционировании иррегулярных военизированных группировок заметны две тенденции. В регионах третьего мира, в районах, где происходят открытые вооруженные конфликты, парамилитарные (буквально - «околовоенные») группировки стремятся копировать легальные формы военного строительства. Например, сепаратисты на Северном Кавказе предпочитают именовать свои незаконные вооруженные формирования по образцу армейских соединений и объединений «бригадами», «направлениями», «фронтами». Культивируется система псевдовоинских чинов и званий, практикуется применение терминологии вооруженных сил при ведении пропагандистского воздействия. Подобным образом лидеры террористических организаций стремятся заретушировать свою преступную, антигосударственную направленность. Очевидно, что главарям сепаратистов гораздо выгоднее представать в глазах соплеменников и в мировом общественном мнении не в качестве банальных преступников, а в образе «военнослужащих» неких «вооруженных сил», пусть и подпольных.

Кстати, ни одна экстремистская или террористическая группировка официально себя так не именует. Какова бы ни была идеология деятельности экстремистов разных мастей, они используют риторику и антураж военноподобного содержания. Выглядеть воинами, защитниками народа, а не его поработителями - вот их главная пропагандистская задача.

НАЕМНИКИ НОВОГО ТИПА

Иная ситуация в демократических государствах. Доминирующей формой военизированных организаций здесь выступают частные военные компании/фирмы, количество которых, равно как и численность занятых в них сотрудников, последовательно растет. Так, ряды негосударственных военных компаний, содействующих оккупационным силам в Ираке, за 2004-2008 годы выросли примерно с 30 тысяч до 200 тысяч человек. Сегодня эпицентр активности частных военных подрядчиков все более смещается в Афганистан. При этом они обычно скрывают свое истинное предназначение, представляя себя не как участников военно-политической борьбы, а в роли представителей глобальной рыночной экономики. Во всех официально утвержденных документах частных военных компаний констатируется, что они призваны выполнять вспомогательные функции, не связанные с непосредственным участием в боевых действиях.

Однако факты свидетельствуют, что это далеко не так. Причем массмедиа и правозащитные организации постоянно вскрывают вопиющие случаи нарушения правил ведения войны наемниками нового типа.

Между тем в руководстве оборонных ведомств США и других стран, в свое время одобривших привлечение частных военных компаний к сотрудничеству с регулярной армией, растет беспокойство по поводу складывающейся ситуации. Во-первых, жалованье в частных фирмах несоизмеримо выше, нежели в вооруженных силах. Во-вторых, нравы там гораздо свободнее, нежели в армии с ее строгой дисциплиной. В-третьих, в отличие от тех же регулярных армий наемники нового типа фактически оказались вне гражданского контроля, что позволяет им не стесняться в средствах в ходе борьбы с повстанцами, трудноотличимыми от мирного населения. В-четвертых, частные военные компании вполне осознали, что их основной работодатель - отнюдь не государство, а новые хозяева жизни, то есть транснациональные монополии.

В связи с этим возникают резонные опасения относительно возможности появления угроз национальным интересам России, всему мировому сообществу со стороны сообществ частных военных компаний/фирм. Большинство из них имеет интернациональный характер, свободно перемещаясь между странами и континентами и рекрутируя в свои ряды граждан все новых государств. В СМИ неоднократно сообщалось, что совместно с иностранными частными военными подрядчиками уже действуют и аналогичные организации, состоящие из бывших российских военнослужащих.

Показательна ситуация, сложившаяся после развертывания операции НАТО в Афганистане. Перед ее началом американские военные через посольство США имели ряд встреч с активистами российских ветеранских организаций «афганцев» и расспрашивали их об особенностях предстоящего театра боевых действий. После этого региональные организации афганского ветеранского движения испытали наплыв бывших участников локальных войн и конфликтов, которые интересовались возможностью вновь отправиться в Афганистан. Теперь уже на платной основе.

Согласно данным социологических опросов, проводившихся среди участников первой чеченской кампании, 75 процентов респондентов были не против вновь вернуться в район военных действий, причем каждый четвертый выразил готовность сделать это немедленно. Половина опрошенных выказали стремление в разной форме продолжить занятие ратным ремеслом в вооруженных формированиях - независимо от их принадлежности к государственным или негосударственным структурам. Многие из «чеченцев» не видели моральных препятствий для службы в армиях иностранных государств.

ПОТЕНЦИАЛЬНО ОПАСНЫ

Уникальность последствий участия в локальной войне заключается в том, что побывавшие на ней люди всегда готовы жить именно так, то есть вернуться к прежним боевым занятиям в любой форме. Некоторые из ветеранов осознанно создают вокруг себя ситуацию непримиримого конфликта. В результате формируются сообщества, сконструированные по военным, а не мирным лекалам.

Как считают психологи, личность участников локальных войн, ничего кроме боевых действий не видевших, приспосабливается к стандартам того конфликта, в котором молодой человек принимал участие. Появляется желание вернуть утраченное самоощущение, восстановить коллективные ценности военного времени. Группы не нашедших себя в обыденной жизни ветеранов заняты поиском ситуаций, которые дали бы возможность восстановить моральную систему боевого товарищества.

После увольнения в запас может появиться так называемый кризис идентичности. Это означает, что человек неспособен принимать участие в сложных взаимодействиях, где происходит реализация человеческой личности. В гражданском обществе конца ХХ - начала XXI века нередко отмечалось непонимание применения военной силы в локальных войнах и конфликтах «малой интенсивности». Поэтому возникали трудности для адаптации демобилизованных военнослужащих, испытывающих гордость за участие в войне, цели которой не нашли популярности среди соотечественников.

Во второй половине ХХ столетия общественное мнение цивилизованных государств - будь то Россия, США или Франция - оказалось неспособно найти общий язык с согражданами, посланными проливать кровь своими правительствами вдали от родного дома. Тем более трудно будет найти понимание в своих странах тем, кто в ХХI веке решил рискнуть репутацией, жизнью и здоровьем ради защиты интересов транснациональных монополий. А ведь соприкоснувшись с реалиями современных «неправильных» войн, служащие частных военных корпораций рано или поздно окажутся вовлеченными в политические события в своих странах.

Переход воинского коллектива из состояния мирного времени в состояние боевой готовности и военных действий, как и обратный процесс, создает предпосылки для активизации общественно-политических инициатив военных. Доказательством этого может служить создание ветеранских объединений военнослужащих, представляющих переменный состав военной организации.

Методы, которыми ветераны частных военных структур будут руководствоваться в цивильной политической борьбе, вполне предсказуемы. Достаточно вспомнить Германию начала ХХ столетия, где в ту пору возникло множество милитаристских общественных союзов.

Именно они впоследствии стали одним из элементов немецкого тоталитаризма.

В недалеком будущем серьезную опасность для политической стабильности могут представлять сообщества членов частных военных корпораций. При этом способен принципиально преобразиться и вектор их социально-политической активности. На протяжении ХХ столетия организации бывших военнослужащих, безусловно, ориентировались на реконструкцию института государственной власти. Теперь же для участников войн эпохи глобализации будет характерен определенный антиэтатизм. Будучи тесно связаны с потребностями негосударственных участников политики, руководство и рядовые члены частных военных компаний, вероятно, будут утрачивать привязанность к конкретному национальному государству. Они все больше превращаются в космополитическую вооруженную силу, способную быть обращенной против любого народа или страны, включая собственное отечество.

ОДНО ИЗ ПОСЛЕДСТВИЙ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Впрочем, на протяжении последних десятилетий фиксируется возрождение в новом качестве и самодеятельных традиционных военно-политических структур в странах СНГ (неоказачество), Балтии (айзсарги, «лесные братья»), в бывшей Югославии (четники).

Показательным представляется пример современной Украины, где процесс возрождения казачества, традиционные основы существования которого были фактически утрачены более 200 лет назад, с начала 90-х годов по своей интенсивности существенно превзошел аналогичные явления российской действительности. Так, в отличие от Российской Федерации на Украине в начале века существуют более 10 казачьих всеукраинских организаций.

Аналогичная ситуация складывается и в демократических государствах. В США достаточно серьезной проблемой признается стихийное воссоздание движения «минитменов» («люди минуты»), объявивших себя преемниками иррегулярного гражданского ополчения XVIII-XX веков. Известно и массовое движение, получившее название «гражданская милиция». Его основной целью считается защита американских традиционных ценностей: индивидуализма, приоритета прав личности перед интересами государства. Социальная база «гражданской милиции» - жители аграрных регионов, многие из которых имеют опыт локальных войн (Вьетнам, Ирак, Афганистан). Эта категория населения негативно расценивает реалии XXI столетия, являющиеся следствием ускорения темпов социальной, культурной и политической модернизации и ведущие к распаду патриархального уклада жизни провинции.

Провозглашается создание вооруженных формирований, учебных центров по милиционно-территориальному принципу (штат, графство, муниципальные образования) с претензиями на статус правопреемника аналогичных структур прошлого.

Примечательно, что различные военизированные движения появились на рубеже 90-х годов. Ренессанс военизированных общественных объединений в конце ХХ - начале XXI века в двух обществах - антагонистах времен холодной войны совпадает по времени с ликвидацией конфликта «Запад - Восток». В результате консолидация общественных сил, прежде обусловленная необходимостью противодействия равной по силе супердержаве, в значительной мере сменилась разобщенностью политических настроений. В связи с разрушением «образа врага» особое содержание начинают приобретать внутренние противоречия и конфликты, острота и значение которых ранее были преданы забвению ввиду наличия основного идеологического и геополитического соперника.

Немаловажное значение имеет проблема выхода из-под контроля прежних руководителей субъектов политики, в годы холодной войны получивших возможность при посредстве противоборствующих сторон создавать военизированные или вооруженные формирования.

НУЖНА ПРОДУМАННАЯ ПОЛИТИКА

Отличительной чертой функционирования парамилитарных формирований, зарегистрированных как патриотические или военно-спортивные общественные объединения, является культивирование военно-прикладных видов спорта. Именно они способствуют развитию воинских навыков и умений: различные виды единоборств, стрелковая подготовка, авто- и радиодело, парашютизм, альпинизм, подводное плавание.

Широкое развитие получает проведение массовых мероприятий, сочетающих формат развлекательных действ и тактических, тактико-специальных учений и занятий: пейнтбол, дайвинг, туристические и поисковые походы, марши, экспедиции. В них отрабатываются узкоспециальные задачи, связанные с ознакомлением с возможным театром военных действий. Происходит развитие навыков в ориентировании и передвижении на местности, выживания в экстремальных условиях. Приобретаются умения по противодействию сопернику индивидуально и в составе группы (коллектива). При этом имеются определенные места дислокации, пункты сбора, используются макеты и образцы учебно-боевого или «гражданского» оружия, средства связи и транспорта. Применяется практика ношения особенной униформы, знаков отличия, внедряются ритуалы чинопочитания и субординации. Подобные мероприятия нередко осуществляются на базе воинских подразделений с привлечением их личного состава и инструкторских кадров.

Молодые люди приобретают первичные воинские навыки, знакомятся с нормативно-ценностным содержанием военной идеологии в структуре негосударственных объединений. В итоге армия становится не конечным пунктом подготовки, а лишь очередной ее ступенью. Во время последующего пребывания в составе вооруженных сил юноша воспринимает себя в качестве не государственного служащего, а представителя какой-либо военизированной корпорации. После возвращения в гражданскую жизнь для него остаются возможности для сохранения связи с военизированным объединением в качестве члена ветеранской организации, сотрудника охранного предприятия.

Таким образом, регулярные армии обрели конкурента - негосударственные парамилитарные организации. Парадокс в том, что без взаимодействия с этим конкурентом трудноразрешимы возникающие перед военными разных стран задачи.

Например, во время войны в Афганистане отмечалась практика сотрудничества советского командования всех уровней, с формированиями моджахедов, так называемыми договорными бандами. Нередко они считались более боеспособными и преданными союзниками, нежели войска Кармаля или Наджибуллы. Многие из лидеров мятежников впоследствии стали вполне официальными союзниками Российского государства, например небезызвестный Ахмад Шах Масуд. Появление альтернативной служебно-боевой модели, предусматривающей наличие иррегулярных парамилитарных формирований наряду с линейными войсками, в значительной мере определило не только особенности ведения боевых действий, но и политические позиции военнослужащих ВС РФ. Для них стала характерной практика соглашений и альянсов с силами, обычно воспринимаемыми в качестве принципиальных противников.

Так, во время антитеррористической операции на Северном Кавказе союзником российских войск официально стали амнистированные участники незаконных вооруженных формирований, которых целыми отрядами принимали на военную или правоохранительную службу.

В начале 90-х российское военно-политическое руководство фактически закрывало глаза на проникновение в районы локальных войн - Абхазию, Южную Осетию, Приднестровье различных вооруженных группировок и просто деклассированных элементов. Считалось, что это соответствует национальным интересам страны. Однако вскоре стала ясна и обратная сторона данной политики. Сплотившиеся вокруг популярных полевых командиров парамилитарные группировки стали головной болью для всего юга России. Здесь отличились и формирования неоказаков, на некоторое время парализовавшие нормальную жизнь в Ростове-на-Дону, и отряды горских народов Кавказа, явившиеся ядром сепаратистских сил в национальных республиках.

Нынешняя ситуация в корне отличается от 90-х годов. Если тогдашние парамилитарные группировки так и остались неприкаянными маргиналами, то сегодня их воспреемники нашли свое место в политической системе по крайней мере Северного Кавказа. Имея официальное прикрытие, они легализуют свой силовой потенциал и принимают активное участие в переделе власти и собственности.

Описанные формы сотрудничества государства и парамилитарных группировок свидетельствуют о непродуманности официальной политики. Безусловно, объявление амнистий мятежникам - полезная мера при урегулировании вооруженных конфликтов. Однако амнистированные боевики в мировой практике обычно не допускаются в органы власти и вооруженные силы, довольствуясь тем, что им сохранили свободу и жизнь. Именно так обстояло дело в послевоенные годы при ликвидации банд «лесных братьев» или бандеровцев.

Если присутствие вчерашних боевиков в армейских рядах или правоохранительных органах все же необходимо, то для этого целесообразно было бы ограничиться воссозданием милиционных подразделений - отрядов самообороны или ополчения, находящихся под действенным контролем официальных властей.

Дмитрий ЦЫБАКОВ
эксперт Ассоциации военных политологов, кандидат политических наук