Не пришлось лукавить

На модерации Отложенный

Третьяковская галерея покажет живопись, графику и скульптуру Александра Дейнеки.

Эта выставка — вторая часть большого проекта, приуроченного к 110-летию художника. Первая состоялась весной прошлого года и была целиком посвящена графическому наследию Дейнеки (о ней см. «Как приделать крылья» в № 18 (153) от 22.05.2009), нынешняя представляет живопись, графику и скульптуру. Ее заголовок «Работать, строить и не ныть!» взят из популярного даже теперь плаката 1933 года с изображением физкультурницы. Дейнеку можно назвать воплощением именно этой линии советского искусства — оптимистичной, пропагандирующей эстетику нового миростроительства, с ее культом здоровья, техники и новых, более совершенных, чем прежние, людей.

Исследователи много раз осторожно сравнивали творчество Дейнеки с искусством фашистской Германии и Италии, неизменно находя советского мастера и более выразительным, и более искусным, и, главное, более гуманным. Нужна именно такая всеохватная выставка с работами из Третьяковки, Русского музея, Курской картинной галереи имени Дейнеки и частных собраний, чтобы составить собственное мнение об этом художнике.

Ученик Владимира Фаворского во ВХУТЕМАСе, так и не получивший диплома этого передового вуза, Дейнека сумел протащить в 1930-е эстетику и смелость искусства первой послереволюционной поры. Собственно, бросая на последнем курсе учебу, он делал выбор в пользу активной работы, поскольку в то время уже иллюстрировал периодические издания вроде знаменитого «Безбожника у станка». Рисунки Дейнеки той поры — острые, гротескные, лаконичные — были вполне в духе времени, они наследовали традициям экспрессионизма и демонстрировали немалый жизненный опыт автора, его способность осмыслять самые драматические и страшные реалии Гражданской войны или подмечать причудливые контрасты НЭПа. У зрителя не возникало сомнений, что казаки именно так били толпу нагайками, городская шпана так отдыхала на бульварах в выходные, а толстопузые нэпманы таким образом носили подтяжки и втыкали себе в рот сигары.



Случившиеся затем годы борьбы с формализмом не сделали из Дейнеки классического соцреалиста с тяжелой, основанной на образцах конца XIX века живописью. То ли помешала графическая, рисуночная основа, заложенная Фаворским и Нивинским, то ли витальность самого автора была столь неукротима, что напыщенность парадных портретов не могла его интересовать, но художник сохранил динамичную, лихую манеру. Дейнека превращал своих персонажей почти в знаки, свободно искажал пропорции, использовал резкие ракурсы. Ему не приходилось лукавить: он и в самом деле любил спорт, скорость, был увлечен техническим прогрессом и испытывал душевный подъем от того, как менялась вокруг жизнь. Лыжники бегали в красных костюмах, в небе летели серебристые дирижабли, стройные девушки прыгали с вышек в воду. Дейнека мечтал и строил новый мир, чуть более яркий, чем в действительности, и не обращал внимания на трудности этого пути. Его бодрость духа совпадала с вектором пропаганды, и эпоха до некоторой степени прощала ему авторскую манеру — динамичную, плоскостную, по-плакатному лаконичную.

Но обвинения в формализме все равно сыпались, и к концу 1930-х живопись автора стала более фронтальной, успокоенной, исчезли крутые ракурсы и появилась иллюзорная глубина пространства, которой молодой Дейнека часто пренебрегал. Былая модернистская смелость проявлялась только в работах, сделанных за границей, и еще — в произведениях военных лет.

Градации сталинского искусства хорошо видны по московскому метро — тут четко, по годам, прослеживается переход от конструктивистского новаторства к пышному барокко. Монументальное творчество Дейнеки лучше всего вписалось в станцию «Маяковская», построенную по смелому проекту архитектора Алексея Душкина. Это один из последних примеров утопической советской архитектуры — устремленная ввысь тонкими стальными колоннами, украшенная мозаиками, станция произвела фурор на Нью-Йоркской выставке 1938 года. Самолетики Дейнеки одинаково будили фантазию людей по разные стороны океана.