Политическая экономия нонконформизма

Российские власти извлекли уроки из опыта недавнего прошлого и вполне преуспели в создании позитивных стимулов к лояльности – прежде всего, материальных.

Прозвучавшие почти одновременно недавние призывы Юрия Шевчука и Алексея Девотченко к своим собратьям по творческому цеху и ко всей прогрессивной российской общественности не только по сути дела, но и по форме напомнили памфлет «Жить не по лжи!», с которым в теперь уже далеком 1974 году обратился к согражданам Александр Солженицын. Хотя высказанные ими тезисы существенно различаются: Шевчук призывает к активному протесту против нынешнего режима, а Девотченко – к пассивному сопротивлению ему в форме отказа от сотрудничества с властями и их сателлитами, их пафос во многом совпадает. Обе модели демонстративной нелояльности и открытого нонконформизма так или иначе ориентированы на подрыв статус-кво, апеллируя при этом к моральным ценностям граждан и сообществ, подобно знаменитому высказыванию Солженицына, прозвучавшему накануне его высылки из Советского Союза.

Однако, хотя «Жить не по лжи!» во времена «застоя» расходилось узкими ручейками в самиздате, а высказывания Шевчука и Девотченко стали лидерами рейтингов интернета, могу предположить, что эффекты этих призывов окажутся обратно пропорциональными объему их аудитории. И дело здесь вовсе не в личностях авторов (вызывающих у меня безусловное уважение), а в тех позитивных и негативных стимулах к нонконформизму, которые создавал советский режим 1970-х годов и российский режим 2010-х.

Как 30–40 лет назад в СССР, так и сегодня в России, монополизировавшие власть правящие группы пытаются, с одной стороны, обеспечить лояльность общества, а с другой – не допустить прямых проявлений публичного протеста с его стороны. В Советском Союзе на индивидуальном уровне можно было (хотя и с ограничениями) слушать зарубежные «голоса» вместо того, чтобы смотреть программу «Время», играть рок-н-ролл вместо песен о Малой Земле, и посещать богослужения вместо партсобраний. Нельзя было проявлять неподконтрольную коллективную активность в форме тех или иных действий – и довольно значительная часть граждан уходила в те или иные ниши, безопасные как для режима, так и для них самих. Эскапизм поощрялся отнюдь не угрозой репрессий со стороны властей, а неспособностью режима предложить гражданам позитивные стимулы к лояльности. Те, кто ходил на партсобрания и смотрел программу «Время», не слишком выигрывали в своем социальном статусе и материальном положении в сравнении со слушателями «Би-би-си» и любителями рок-н-ролла. Более того, для некоторых нонконформистов неконтролируемая активность на ниве рок-н-ролла могла повлечь за собой не только краткосрочные издержки, но и долгосрочные выгоды, примером чему служит биография Шевчука.

Призыв Солженицына «Жить не по лжи!» пал на благодатную почву не столько из-за своей моральной привлекательности, сколько оттого, что издержки пассивного сопротивления советскому режиму в форме «ухода» были для советских граждан не очень велики, а выгоды от лояльности режиму явно их не превосходили. Неудивительно, что когда правящие группы прекратили стимулировать лояльность, то защищать статус-кво оказалось попросту некому.

Сегодняшние российские власти, похоже, извлекли уроки из опыта недавнего прошлого, и вполне преуспели по части создания позитивных стимулов к лояльности – прежде всего, стимулов материальных. Не случайно тот же Девотченко с такой горечью говорит о гонорарах за корпоративные концерты и телешоу, участие в которых может обеспечивать представителям творческих профессий вполне себе безбедное существование в обмен на их верноподданное поведение. Проще говоря, лояльность властям и режиму в целом сегодня выгодна с точки зрения материального положения и социального статуса, в то время как нонконформизм оборачивается как минимум упущенными доходами. Хотя издержки пассивного сопротивления режиму для российских граждан сегодня близки к «нулю», да и активное сопротивление ему в форме «протеста» наказывается куда менее жестко, чем во времена Солженицына, стимулы к лояльности попросту нечем перебить. По крайней мере, в краткосрочной перспективе тем, кто откликнется на призывы Шевчука и Девотченко, можно рассчитывать лишь на одобрение некоторых из сохраняющих лояльность режиму друзей и коллег, но не более того (хотя и не менее). Как показывает опыт, для нелояльности этих стимулов явно недостаточно.

До тех пор, пока российские власти – главным образом, посредством распределения ренты – способны поддерживать лояльность если не большинства, то значительной части своих сограждан, призывы к нонконформизму останутся не то чтобы гласом вопиющих в пустыне, но достоянием узкого круга общественности. «Одно слово правды», о котором писал Солженицын, весь мир не перетянет не потому, что нонконформистам не дадут донести его до сограждан (подобно словам Солженицына в 1970-е), а потому, что к этому слову в 2010-е оказывается особенно некому, да и незачем прислушиваться. Спрос на нонконформизм в российском обществе возникнет не из-за призывов достойных людей, но из-за подрыва стимулов к лояльности режиму. А это произойдет лишь тогда, когда материальные выгоды от лояльности перестанут быть значительны. То есть, либо когда актеры, к которым обращался Девотченко, будут получать не по 10 тысяч рублей в месяц, а доходы, позволяющие не прогибаться перед властями и их сателлитами, либо когда власти исчерпают ресурсы для распределения ренты – то есть, как пел Шевчук, «когда кончится нефть».