Опошление прошлого: от Сталина до Юмашевой

Фальсификация истории - занятие тонкое, многогранное и далеко не всегда сознательно злонамеренное и заметное. Самое простое - это замалчивание или измышление событий. И совсем другое - фальсификация духа времени, социокультурной природы исторических явлений.

Вот один пример. В казенно-оттепельном фильме \"Коммунист\", вышедшем в 1957 году, антагонистом главного героя выступает оборотистый крестьянин, у которого коммунист-кладовщик уводит жену, пока тот ездит по торговым делам. И меня всегда удивляло, что в фильме ничего не говорится о том, что он отвозил в город на продажу.

А все просто. Во второй половине пятидесятых годов советский зритель не понял бы, как такое возможно - вести продукты из деревни, а не наоборот. И это несмотря на то, что рынки в городах были. Что рынки? Все знали, в каком состоянии колхозы с совхозами. И показать в фильме, что доколхозная деревня была совсем другой, было совершенно невозможно. Массовый зритель не понял бы, а начальство могло бы понять по-своему.

Фальсификация? Я бы назвал это проекцией. На прошлое переносятся социокультурные реалии настоящего. Историкам это хорошо знакомо, особенно тем, кто занимается дальними эпохами, цивилизациями и народами. \"Дальние\" - это далеко не всегда отделенные сотнями лет и тысячами верст. Между Россией 1917 года и Советским Союзом 1937-го - пропасть. И, похоже, нынешней правящей элите хочется, чтобы такая же пропасть отделяла нынешнюю страну от той, что была десять лет назад.

Вспомнил я об этом в связи с обсуждением другого кино - фильма \"Кандагар\". Владимир Абаринов с присущим ему блеском разобрал этот блокбастер, показав, как из темной сделки с участием Виктора Бута изготавливается героическая легенда. И завершил свой разбор предположением, что по совету Глеба Павловского, назвавшего первое президентство Путина \"национальным восстанием - борьбой за независимость и национальное достоинство России\", скоро напишут, что Путин штурмовал Кремль во главе отрядов \"Наших\".

Уже пишут. В блогосфере. И показывают. По телевидению. Но только не совсем то, точнее, совсем не то. Тандемократам вовсе не надо, чтобы легитимность их власти подтверждалась народным восстанием. Так и другие захотят устроить нечто подобное. Потихоньку-полегоньку создается концепция не просто преемственности власти на рубеже веков, а преемственности семейной, мирной, элитарной, без какого-либо участия общества. Ради этого власть, похоже, готова отказаться от прежних боевых клише о кошмарных девяностых, чего Глеб Павловский не замечает или не хочет замечать.

Две агитпроповские кампании свидетельствуют о таком повороте событий. Одну я уже упоминал - это блог Татьяны Юмашевой, превратившийся в ее мемуары, которые, судя по всему, будут пропагандироваться властью как канонические, как неофициальная официальная версия истории российской власти во второй половине девяностых годов.

Кстати, провел с этим блогом эксперимент: задал вопрос, знал ли Борис Ельцин о разных версиях взрывов домов в 1999 году, о \"рязанских учениях\" и о возможной причастности ФСБ к происходившему. И считает ли Татьяна Борисовна необходимы проведение независимого расследования тех событий и того, что происходило и происходит вокруг них.

Получил полный отлуп от виртуала с пустым журналом, постоянно восторгающегося ее постами, и - вот это уже они сплоховали - от юзера, чей журнал создан для поддержки и распространения официальной версии теракта в Беслане. Уж совсем как-то в лоб.

Но это так - в блогосфере баловство. А вот телевидение - это серьезно. И в новой исторической мифологии роль Анатолия Собчака, пожалуй, посерьезнее роли Бориса Ельцина, тем более что члены его семьи вовсе не в тени, как представители ельцинского клана.

Речь, понятное дело, о телефильме к десятилетию Собчака, чей главной исторической заслугой теперь считается то, что он выпестовал и выдвинул обоих тандемократов. И совершенно неважно, что Собчак возглавлял комиссию по расследованию событий 9 апреля 1989 года в Тбилиси, а тандемократы напали на Грузию и оккупируют часть ее территории. Тут, как в легенде о переходе власти от Ленина к Сталину, содержательная часть несущественна. Важна легенда о личной преемственности.

Тогда была преемственность партийная, внутри \"ордена меченосцев\", а сейчас она окончательно превратилась в кланово-семейную. Атмосфера семейственности создается и участием Юмашевой, и участием мадам и мадмуазель Собчак в создании нового исторического мифа о явлении кооператива \"Озеро\" народу. И пускай семейно значит мафиозно. Это лучше, чем революционно.

Но как же с другим - с очевидной ресталинизацией истории. Вот и Борис Соколов изумляется: как это такое можно было сделать на том же телевидении с маршалом Тухачевским и прочими военачальниками? И другие достойные люди удивляются: как это ловко \"присобачили маршалу заговор\". Совсем как Ходорковскому. И все ведь такие там мирные, хорошие, со Сталиным можно безбоязненно дискутировать, а Ежов весь фильм с ребенком на руках. Прям как воин-освободитель в Трептов-парке.

Так это ж все одно и то же. На девяностые теперь проецируются политические нравы нынешней России - никаких выборов, дееспособных партий и прочей чепухи, судьбы страны решаются тихо и келейно. Такова же и проекция на сталинские времена. Тоже все тихо, по-семейному, без этих дурацких электоратов и референдумов. Ну, а ежели кто воду мутит, то, тяжко вздыхая и морщась, придется их покарать.

Милая семейственность и ресталинизация - части одного процесса. При этом из сталинского мифа берется лишь то, что не напоминает о высоком динамизме сталинского правления с его постоянным обновлением элит, чистками, переселением народов. Подобно тому как сам Сталин взял из истории Российской империи лишь оболочку - офицерскую форму без офицерской чести, так и сейчас из сталинских времен заимствуется внешняя стабильность и умиротворенность.

И ведь никто особенно ничего не скрывает. \"Настоящий сталинист не может не состоять в медведевском авангарде\", поскольку Сталин был творцом консервативной модернизации.

Но это все-таки слишком революционно. Другой Сталин нужен правящей политической элите, внушающий не столько ужас, сколько спокойствие.

Мертвое спокойствие.