Руины в душах наших

На «тот свет» мы уходим не с технологиями, а с душой...

Если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя.

Достижения науки позволили нам под другим углом взглянуть на развитие человеческого духа и человеческого знания. Но это оказалось… не востребовано социумом, который все больше и больше склоняется к примитивному типу мышления.

Говоря об экономическом кризисе, затронувшем все без исключения страны, ориентированные на Запад, наши и зарубежные СМИ практически не пишут о проблеме иного кризиса, менее заметного, но не менее разрушительного по своим последствиям. Речь идет о кризисе гуманитарных наук. Именно гуманитарные науки ответственны за формирование идеологии и моральных убеждений социума. Они проецируют на обывательскую массу ценностные установки, которые ложатся потом в основу общественного морального кодекса.

С кризисом гуманитарных наук моральный кодекс (как западного, так и нашего общества) подвергся жесткой ломке. Современный русский философ Юрий Мамлеев недавно верно отметил: «Технические дисциплины делают специалиста, а человека делают человеком гуманитарные предметы и религия. Самое главное в русской литературе не социальные даже вопросы — а вопросы о человеке. Нужно учить понимать именно человеческое содержание классики. На «тот свет» мы уходим не с технологиями, а с душой».

Удивительно, что кризис гуманитарного знания случился сейчас, когда, казалось бы, гуманитарные науки достигли небывалых высот в своем развитии. В ХХ веке оформились новые научные дисциплины, призванные еще глубже и шире смотреть на развитие человеческой цивилизации и место человека в сложной системе мироустройства. Структурная антропология, этносоциология, психология глубин смогли под другим углом взглянуть на развитие человеческого духа и человеческого знания. Достигнув пика, эти дисциплины оказались… не востребованы социумом, который все больше и больше соскальзывал к утилитарному типу мышления.

Безразличие общества к гуманитарным знаниям увеличивалось день за днем, и это безразличие растет по сей день. Человек выбрал технику и банальный быт, позабыв о моральной составляющей бытия. Между парой слов «быт» и «бытие» лежит колоссальная мировоззренческая пропасть. Быт выражается через набор неодушевленных предметов потребления или роскоши, которые отнюдь не плохи сами по себе. Но, если человек (и это действительно звучит гордо) выбирает себе жизнь в окружении еды, тряпок и механизмов, лишенную живительной струи горнего познания, тогда смело можно заявлять о превращении такого человека в среднестатистического «шпунтика», все мысли которого кружатся вокруг сосисок и пива, женщин и машин.

Бытие — совершенно другая категория, оно несет в себе состояние, очищенное от механицизма современной цивилизации. Бытие выходит далеко за рамки обычного быта, вмещая его в себя, словно матрешку в матрешке. Быт находится в середине бытия, но он не гипертрофируется до небывалых размеров, когда заслоняет собой стремление ко всему прекрасному и нематериальному. Погрязший в быту загоняет свою душу глубоко в тело, откуда она, словно сквозь решетки, смотрит на окружающий мир с «телесных» позиций. Господству подобных взглядов мы обязаны, среди прочего, кризису современного гуманитарного знания.
В «Афоризмах житейской мудрости» Шопенгауэр удрученно замечал, что во все времена, все мудрецы говорили всегда одно и то же. Люди же всегда поступали одинаково — прямо противоположным образом. Еще на заре ХХ века Ницше в знаменитом труде «Так говорил Заратустра» аллегорически предрек победу примитивного поведения. Когда Заратустра захотел показать людям высший гуманитарный горизонт, начав учить о «сверхчеловеке» и высотах духа, человеческая масса, погрязшая в примитивизме, не поняла его. И люди закричали: «Заратустра, не мешай нам смотреть на канатного плясуна». Тогда Заратустра решил их напугать, сказав: в таком случае я вам расскажу о «последних людях», то есть людях, не задающихся вопросами об их предназначении. Но толпа, вместо того, чтобы испугаться, закричала: «Дай нам этих последних людей!». Тот же Ницше говорил, что перед людьми открывается большая пустыня, и горе тому, кто носит эту пустыню в себе. Под пустыней здесь понимается выхолощенность идеологической составляющей в мире денежных знаков. Великий философ понимал, что человеческая цивилизация приближается к пропасти. «И если долго всматриваться в бездну, бездна начинает всматриваться в тебя», — писал он в своем труде «По ту сторону добра и зла».

С отсутствием запроса на знания нематериалистического характера гуманитарные дисциплины оказались невостребованными. Так они переместились на периферию, где и начали успешно деградировать. В мире экономики идеологическому купированию подвергаются все и вся. Не обошло это и гуманитарные науки. Наши СМИ, наше телевидение, наши политики, и даже наши литераторы (!) взяли за привычку все сводить к примитивнейшим рыночным стандартам. И если украинский классик Пантелеймон Кулиш бросил сомнительный клич «Пусть вся земля будет одним большим селом, что за беда!», то в наше время либералы бросают призыв превратить всю землю в один большой базар, где все продается и покупается, где открыта дорога для идеологических спекулянтов всех мастей, где не ценится то, что нельзя положить на чашу весов, определив вес и цену. Поэтому падает уровень гуманитарной сферы. Начавшись на Западе, гуманитарный кризис захватил и нас. Каких-то 20‑30 лет назад западная интеллектуальная мысль еще пыталась показать, что она не умерла. Уже тогда это давалось ей это нелегко, так как в те времена либеральная парадигма гуманитарного знания зорко отсеивала всех, кто осмеливался высказаться против наступающей власти вещей и вещизма. Но интеллектуальный пейзаж западных стран был уже зачищен от «бунтовщиков — гуманитариев».

Такие имена, как французы Ги Дебор и Ален де Бенуа, испанец Альберто Буэла или румын Эмиль Чоран неизвестны широкой публике у себя на родине как раз по причине информационного игнорирования со стороны господствующих либеральных кругов. Эти философы громогласно заявляли о недопустимом уровне фетишизации товарного производства в западном обществе, о потере европейцами культурного стержня, на котором держалась ранее европейская идентичность, опиравшаяся на богатые культурные традиции, а не ритуалы ростовщиков и старьевщиков. Их философские сочинения полны разочарования в европейской цивилизации, мрачного скепсиса, неверия в прогресс и, вместе с тем — острого анализа ходячих предрассудков и исторических иллюзий.

Но их попытки как-то повлиять на формирование иной интеллектуальной парадигмы были безуспешны. Мощный информационный молох либеральных СМИ оттеснил их на периферию массового сознания. Туда, где они не могли уже составлять конкуренции иному идеологическому тренду — капиталистическому, нацеленному на извлечение прибыли из всего, что ее может дать.

Особенно тяжело это переживал Ги Дебор. 30 ноября 1994 года он покончил жизнь самоубийством, выстрелив в себя из револьвера. Пришедшие им на смену квазимыслители европейской интеллектуальной жизни оказались не более чем умело разрекламированными пиарщиками. Они превратились в обслуживающий персонал каких-то компаний, который пишет предисловия к каким-то модным каталогам ведущих модельеров. Т. е. свели свой мыслеобразующий процесс к изданию примитивных торжественных гимнов обществу потребления.

Доктор исторических наук, один из руководителей Российского госархива Александр Репников так охарактеризовал сегодняшнее положение дел: «Наука в принципе, и тем паче наука гуманитарная, — убыточна с точки зрения «делания бабла» (нарочно так огрубляю), потому что эти работы, монографии, сборники документов, которые выходят, не будут приносить какой-то коммерческой выгоды. Значит, тиражи маленькие, значит, переизданий, за редким исключением, не будет. Я вспоминаю историю покойного Вадима Цымбурского. У него вышла научная работа по узкоспециальной теме, но продали какое-то минимальное количество экземпляров. Это показательно: человек пишет серьезную научную работу, он ее ждет, она выходит, ее никто не покупает. В. Цымбурский пишет на популярную тему геополитики и получает возможность печататься в известных СМИ и публиковать там работы, например, последнюю книгу «Остров Россия». Рынок диктует условия. Ты можешь писать всю жизнь о вопросах очень серьезных с точки зрения науки, но если нет запроса, если нет поддержки, то издадут все это тиражом 50 штук, или вообще будешь за свой счет печатать… Гуманитарные науки обращаются не только к разуму человеческому, но и к душе, к совести.

Удар по гуманитарным наукам не столь быстро проявляется, как удар по техническим. Потому что там понятно: перестали развивать авиастроение, самолеты падать начнут; техника мстит, начинают происходить техногенные катастрофы и т. д. В гуманитарных науках это видно спустя некоторое время, но последствия более страшные: разрыв между поколениями, между прошлым и настоящим и, следовательно, это сказывается в первую очередь на будущем, на молодежи».
Мы привыкли безоглядно смотреть в сторону Запада. Местные либералы делают все возможное, чтобы ни у кого не возникло сомнений в исторической правоте Запада, в его превосходстве над другими культурами. Это всего лишь расхожий миф. Тем более что ориентироваться на Запад сейчас — заранее гиблое дело. Недавно Суд по правам человека в Страсбурге (Франция) постановил, что Турция препятствовала доступу людей к европейскому культурному наследию и нарушила право на свободу самовыражения, запретив роман Гийома Аполлинера «Одиннадцать тысяч розог» за порнографию. Таким образом европейские юристы удовлетворили иск издателя Рахми Акдаса, который опубликовал перевод книги на турецкий в 1999 году. После этого он был признан турецким судом виновным в преступлениях против нравственности и оштрафован на 1100 евро. Кроме того, суд велел уничтожить весь тираж романа Г. Аполлинера.

Евросуд отметил, что каждое государство вправе защищать у себя основы морали, однако только в том случае, когда это действительно требуется. Роман же Г. Аполлинера вышел более века назад, 1907 году, и за это время стал частью европейского литературного канона. По мнению суда, наказание в виде штрафа и изъятия тиража не соответствуют заявленной цели — борьбе за нравственность. На мнение судей не повлиял факт наличия в «Одиннадцати тысячах розог» эпизодов садистского и гомосексуального характера, а также сцен педофилии и некрофилии. В самой Франции роман был запрещен до 1970 года. Как раз до тех пор, пока на Западе не воцарился культ тупого мещанского «видения жизни». В условиях, когда западная судебная система берет на себя функцию самовольно определять, что есть нравственность в отдельно взятой стране (в данном случае, в Турции) и что есть европейский культурный канон, о возрождении высокоидейных искусств говорить не приходиться.

«Человек, душевно расколотый и не цельный — несчастный человек. Если ему дают истину, он не может решить, истина это или нет, ибо он не способен к целостной очевидности. Проблему добра и зла он подменяет вопросом об относительно полезном и сравнительно вредном (утилитаризм), и решает этот вопрос в зависимости от случайных рассудочных соображений. Единственная область духовной культуры, которую он готов поощрять, это искусство, особенно если оно забывает о своем великом служении и стремиться угождать его капризам», — писал русский мыслитель Иван Ильин. Классик философии горько замечал, что в основе такого выродившегося искусства лежит выродившаяся жизнь, т. е. выродившаяся человеческая душа. В наше время гуманитарная сфера действительно забыла о своем предназначении. Рынок медленно покоряет всех, и только у самых стойких хватает решимости отвергнуть житейский постулат римского плебса «Хлеба и зрелищ!».

Николай Бердяев писал, что цивилизация — это кладбище культуры. Место, где электромясорубке придается большее значение, чем трудам Льва Тихомирова или Блеза Паскаля. Кстати, тот же Б. Паскаль называл человека «мыслящим тростником». К сожалению, ко многим из нас слово «мыслящий» можно употребить только в качестве аванса. И без возрождения гуманитарной науки в ее цельном виде мы все рискуем остаться просто тростником.

Такая ситуация характерна для стран Запада. В США правительство официально заявило о необходимости приоритетного финансирования технической сферы, позабыв о гуманитарной. Благодаря такому перекосу, какой-нибудь арабский таксист знает больше, чем школьный учитель в Америке. Технические науки имеют огромное, колоссальное значение для техногенного развития страны. Но, если мы позабудем о духовности, о том, что человек, кроме желудка, имеет еще и душу, наше общество окончательно скатиться в ту самую бездну, которая уже давно всматривается в нас так пристально.