Латынина: Почему я не люблю права человека и Олимпийские игры

Я не люблю защитников природы, защитников прав человека и сторонников глобального потепления. Почему? Ведь это очень хорошие люди, которые борются не за корыстную прибыль, а за благо и мир всего человечества?

Потому и не люблю. Я выросла в стране, которая боролась за всеобщее благо задолго до появления «зеленых». И я с подозрением отношусь к людям, которые борются за всеобщее благо. Мне куда больше по душе те, кто честно зарабатывает прибыль. При условии, что государство устроено так, что человек, который зарабатывает прибыль, этим способствует общему благу: как классический булочник Адама Смита.

Возьмем, к примеру, такую благородную вещь, как помощь беженцам. Ею занимается UNRWA – United Nations Relief and Works Agency for Palestine Refugees. Оно было основано в 1949 году после арабо-израильской войны, в ходе которой беженцами стали 400 тыс. арабов и столько же евреев. Прошло 60 лет. Можно предположить, что за 60 лет у арабских беженцев все наладилось, а еврейские, без бесценной помощи ООН, вовсе загнулись.

Но увы! Еврейских беженцев больше нет, а палестинских беженцев сейчас 4 миллиона. Они живут в чудовищной нищете, но ООН предоставляет им даже бесплатную зубоврачебную помощь. Ими правят террористы, и ООН прекрасно уживается с террористами. «Среди наших сотрудников есть члены ХАМАС, и я не считаю это преступлением», – заявил в 2004 году бывший глава UNRWA Петер Хансен.

Поменялся сам стиль палестинского терроризма. Если раньше целью было – терроризировать Израиль, то сейчас цель – возбуждать защитников прав человека. Израильским военным не придет в голову спрятать своих коммандос в автобусе с детьми и послать их на штурм. ХАМАС пользуется школами и больницами ООН в надежде, что собственные женщины и дети, используемые в качестве «живого щита», или уберегут террористов, или погибнут при авиаударе. Тогда можно будет предъявить их трупы в доказательство зверств израильской военщины. Вся тактика ХАМАС сейчас рассчитана на то, чтобы добиться сочувствия глобальной гуманитарной бюрократии, а сочувствие глобальной бюрократии на самом деле основано на том, что бюджеты на защиту прав беженцев они осваивают вместе с ХАМАС.

Любой человек, который приедет в Женеву и посмотрит на здание Комиссариата ООН по делам беженцев, поймет, что беженцам ООН будет помогать вечно. Пока это здание стоит, беженцы тоже не кончатся.

А вот возьмем такую замечательную вещь, как защита природы. Разве наша планета не загажена свинцом, диоксином, серой, щелочами? Разве не нуждается она, как палестинский беженец, в помощи?

Однако если вы заглянете в Киотский протокол, то вы увидите, что он не органичивает выбросов ни свинца, ни ртути, ни серы. Он ограничивает лишь выбросы СО2 – газа, который является частью природного цикла, совершенно безвреден и концентрация которого в Девонском или Ордовикском периодах была в 7-12 раз выше нынешней. И именно благодаря тому, что СО2 – это часть природного цикла и изъять из оборота его нельзя, это позволяет контролировать экономики всего мира и создать многомиллиардный рынок углеводородных квот.

Предшественником Киотского протокола был Монреальский протокол, ограничивавший выбросы фреонов на том основании, что молекулы хлора разрушают озоновый слой. В 1996 году на слушаниях в Конгрессе представитель защитников природы из американского EPA Мэри Николс заявила, что меры по спасению озонового слоя сберегут американской экономике 32 триллиона (!) долларов. На самом деле не существует никаких веских доказательств особой опасности хлорфлюорокарбонов для озонового слоя, а благодетельное желание спасителей природы регулировать экономику только США обошлись в 100 млрд долларов.

Еще я не люблю Олимпийские игры. Про каждую Олимпиаду нам говорят, что это праздник мира, дружбы и человеческих достижений.

Однако зададимся простым вопросом: в мире есть масса людей, зарабатывающих деньги возможностями своего тела. Это и циркачи, и профессиональные фигуристы, и профессиональные боксеры, и т.д. Но тем, кто зарабатывает на жизнь спортом, запрещено принимать участие в Олимпийских играх. На Олимпиаде соревнуются, как нам говорят, «любители».

Какие же они «любители»? Разве Плющенко – любитель? Разве он работает в банке, а на каток ходит в перерывах на ланч? Разве мальчики и девочки, которые с 7 лет проводят всю жизнь в сборах и на тренировках, занимаются чем-то, кроме сборов и тренировок?

Тогда что значит слово «любители»? Оно значит вот что: у этих мальчиков и девочек, в отличие от профессионалов, нет возможности заработать денег. У них есть возможность только получать деньги от спортивной бюрократии. На самом деле все олимпийские спортсмены, за немногими исключениями, являются рабами бюрократов. Они выдерживают нечеловеческие нагрузки, они живут в скотских условиях, они сгорают от допинга — все ради того, чтобы олимпийский бюрократ имел возможность жить как король и распределять миллионы. Само слово «любитель» — это на самом деле наглая обманка, имеющая целью замаскировать тот факт, что если спортсмен не зарабатывает денег, значит, именем спортсмена зарабатывает кто-то другой.

Какую опасность для открытого общества обсуждают чаще всего? Иран, Северная Корея, терроризм, Россия и т.д. На мой взгляд, опасность, исходящая от стран-изгоев или их союзников, сильно преувеличена. Падение СССР было вызвано именно невозможностью конкурировать с открытым обществом, то, что не смог СССР, явно не по плечу Венесуэле. Но в том-то и дело, что после кончины СССР западная бюрократия, лишенная естественного врага, осталась вне конкуренции и стала размножаться без меры.

Единственная серьезная опасность открытому миру исходит из недр его глобальности. Любая национальная бюрократия все-таки несет ответственность: или перед избирателем, или перед страной-конкурентом. Глобальная бюрократия неподотчетна никому и пытается регулировать все. Она снова, как и СССР, пытается защищить бедных и обуздать богатых. И делать это, как и СССР, регулируя и распределяя.