О ядерной программе Пакистана

На модерации Отложенный

Согласно стратегическому замыслу правящих кругов Пакистана, ядерная программа этой страны преследует цель нейтрализовать военно-политическую угрозу со стороны главного исторического противника - Индии, располагающей как значительно превосходящими силами обычного назначения, так и оружием массового уничтожения. Помимо этого, наличие у Исламабада ядерного арсенала объективно повышает международный статус этой страны, особенно среди «братских» исламских государств. Политическое руководство Пакистана неизменно подчёркивает: ядерная доктрина этой страны имеет исключительно «оборонительную» направленность с самого своего зарождения.

Историческим началом пакистанской ядерной программы принято считать январь 1972 года, когда после поражения в войне против Индии, имевшего следствием распад государства и образование на территории его бывшей восточной части Народной Республики Бангладеш, было принято политическое решение о «сдерживании» Индии силами ОМУ. Стимулирующий импульс ядерная программа Пакистана приобрела после испытания атомного «заряда» Индией в 1974 году, а во второй половине 1970-х годов наблюдалось значительное ускорение её развития, во многом связанное с деятельностью Абдул Кадир Хана. Последний получил естественнонаучное образование в Германии, а впоследствии углубил свои теоретические знания и практические навыки в Нидерландах, где близко познакомился с технологиями обогащения урана. В 1975 году А.К. Хан вернулся в Пакистан, а уже год спустя в стране начались активные работы по обогащению урана. По оценкам западных экспертов, к 1986 году Пакистан располагал значительным объемом расщепляющихся материалов, необходимых для производства ядерного оружия. В 1987 году, согласно данным из тех же источников, он получил возможность осуществить испытательный взрыв ядерного заряда.

28 мая 1998 года официальный Исламабад известил мир о пяти успешных испытаниях ядерных взрывных устройств, а спустя два дня, 30 мая 1998 года, было испытано еще одно устройство мощностью 12 килотонн. Пакистанские официальные лица неизменно подчёркивают: эти взрывы были своеобразной реакцией на испытание Индией ядерного оружия двумя неделями ранее, т.е. 11 и 13 мая 1998 года (всего было проведено пять испытаний). Также официальные лица в Исламабаде обращают внимание на то обстоятельство, что в феврале 1999 года в Лахоре были достигнуты договорённости между премьерами двух стран, Н. Шарифом и А.Б. Ваджпаи, о мерах по укреплению взаимного доверия (заблаговременное оповещение о пусках баллистических ракет, продолжение моратория на ядерные испытания и т.д.).

Оценивая качество инфраструктуры атомной промышленности Пакистана, западные эксперты обращают внимание на способность этой страны производить более легкие и компактные, чем прежде, боеголовки, что расширяет спектр боевого применения ядерных зарядов, в т.ч. с помощью баллистических ракет. Печать также отмечает роль иностранных государств, прежде всего Китая, способствовавших овладению Исламабадом соответствующими технологиями производства расщепляющихся материалов и средств доставки ядерных боезарядов. По данным США, Пекин сыграл решающую роль в получении Пакистаном технологий производства плутония, а также более современных головных частей-носителей ядерного оружия. Высказываются также предположения о заимствовании пакистанцами необходимых для создания собственного ядерного потенциала знаний из Франции, других стран Западной Европы, а также из некоторых постсоветских государств (в 1990-е годы).

Американские эксперты подчёркивают: ядерный арсенал Пакистана увеличивается быстрыми темпами, и не исключено, что это происходит за счёт американской помощи в «борьбе с международным терроризмом», которая с 2001 года составила более 10 млрд. долларов. Беспокойство США легко объяснимо: со времени правления генерала Зия-уль-Хака (1977-1988 гг.) в Пакистане планомерно нарастало влияние сил политического ислама, и в мировом экспертном сообществе вот уже несколько лет обсуждается «защищённость» ядерного потенциала от сторонников «джихадистского государства», среди которых фигурируют У. бен Ладен и его пакистанские соратники. Последние в смене власти в Исламабаде видят возможность качественной перегруппировки геополитических сил в регионе «большого Ближнего Востока» в пользу радикальных исламистов.

Рост влияния сил политического ислама в Пакистане происходит под влиянием нескольких факторов. Во-первых, деятельности этих сил фактически не препятствовал военный режим Зия-уль-Хака; сам генерал, уверовавший в главную роль армии в делах Пакистана, относился снисходительно к деятельности радикальных исламистов. Во-вторых, геополитический альянс США и Пакистана (в годы правления Р. Рейгана) был нацелен на использование политического ислама в борьбе против СССР, что впоследствии превратило исламистов в самостоятельный фактор пакистанской и региональной политики. В-третьих, очевидные неудачи социально-экономической политики пакистанских властей имели следствием консолидацию оппозиции вокруг интеллектуально простой и доступной пониманию массовых слоев народа платформы политического ислама. Вышеперечисленные обстоятельства сделали возможным изменение характера политической системы в результате гипотетического прихода к власти в Исламабаде сил, отстаивающих идеи «джихадистского государства», обращенного против «врагов ислама» как внутри страны, так и во внешнем пространстве.

Подобная «джихадистская» перспектива вынуждает армию, пока главную социально-политическую силу Пакистана, маневрировать, изыскивать те или иные формы компромисса с исламскими радикалами. Установка на «умиротворение» исламистов во многом определяет непоследовательную политику пакистанских властей в отношении сил политического ислама: военные действия против радикалов ведутся вяло и не приносят необходимых результатов.

Двусмысленные отношения армии и исламистов вновь оживили тревоги относительно «сохранности» пакистанского ядерного арсенала, увеличивающегося даже в период экономического кризиса. Ядерная программа Пакистана, как утверждают западные эксперты, частично финансируется Саудовской Аравией; последняя рассматривает пакистанский арсенал как «ядерный щит» против Ирана. Этот арсенал, по приблизительным оценкам, состоит из 60-100 ядерных боезарядов, которые могут доставляться к цели либо ракетами средней дальности, либо монтируются на самолетах F-16 американского производства. Сами боезаряды и средства их доставки рассредоточены по всей территории страны, они, как правило, хранятся глубоко под землей.

Пакистан не подписал Договор о нераспространении ядерного оружия, мотивируя свою позицию нежеланием Индии поставить свою подпись под ДНЯО. Американцы, в лице заместителя госсекретаря С. Тэлбота при администрации Б. Клинтона, утверждают: по этой проблеме с Пакистаном было практически невозможно договориться, шансы на успех еще более уменьшились после заключения в 2005 году американо-индийского «ядерного соглашения».

Согласно мнению официального Исламабада, американо-индийская «сделка» не была дополнена «симметричными» предложениями в адрес Пакистана. Так, «сделка» фактически предоставила Индии доступ к «продвинутым» технологиям атомной промышленности – в обмен на контроль со стороны международных экспертов за деятельностью лишь некоторых (но далеко не всех) ядерных объектов. Очевидно, в правящих кругах Пакистана пришли к заключению: Вашингтон сделал стратегический выбор в пользу Дели, следовательно, Америка не является «надежным союзником». Последствия не заставили себя ждать: армия высказалась против принятия гражданской властью концепции неиспользования ядерного оружия в качестве упреждающей меры воздействия на Индию.

На формирование ядерной доктрины Пакистана непрямое влияние оказали и колебания «генеральной линии» Вашингтона в отношении Исламабада: от фактического отказа от контроля над ядерной деятельностью этой страны (Р.

Рейган) и фактического разрешения на производство ОМУ (Дж. Буш-старший) до санкций после испытаний 1998 года. Дж. Буш-младший, зависимый от Пакистана в борьбе с международным терроризмом и в «умиротворении» Афганистана, отменил санкции; во многом связаны руки в этом отношении и у Б. Обамы.

Непоследовательность, зависимость линии США от политической конъюнктуры убедили власти Пакистана в том, что они обладают свободой манёвра в сфере контроля над ядерными вооружениями; тем более что всякое давление на Исламабад автоматически усиливает в стране влияние сторонников политического ислама. Наконец, не следует забывать, что ядерная программа и ядерная доктрина пользуются почти 100-процентной поддержкой пакистанского электората, можно сказать, что «ядерный выбор» - это, пожалуй, единственная платформа общенационального согласия в Пакистане между силами, имеющими подчас диаметрально противоположные цели и интересы. Население Пакистана уверено: 1) наличие ядерного потенциала - это эффективная гарантия сохранения единства и территориальной целостности страны; 2) суверенитет народа и государства проявился в отказе от «помощи» стран Запада, обещавших обезопасить ядерные материалы и средства их доставки от «джихадистов» и других сторонников политического ислама. По сути дела, сохранение ядерного потенциала и его «защита» от иностранного контроля стали альфой и омегой легитимности существующего в Пакистане политического режима. Эта легитимность и является квинтэссенцией ядерной доктрины Пакистана.

Таким образом, политические функции ядерной доктрины Пакистана, в конечном счёте, определяются способностью последней обеспечить консолидацию общества в условиях затяжного и хронического кризиса модернизационного проекта. Одновременно ядерная доктрина зарекомендовала себя как эффективное средство манипулирования массовым сознанием, причем внутренние и международные аспекты подобной деятельности подчас трудноразличимы. Так, в пакистанской прессе активно обсуждаются «кибернетические войны» против ядерной программы этой страны, ведущиеся Индией совместно с Израилем. Согласно предположениям пакистанских военных экспертов, целью этой «войны» является стремление «опорочить» Пакистан в глазах мирового сообщества.

В индийских СМИ фигурируют две главные темы, напрямую связанные с пакистанской ядерной программой:

1) Пакистан как часть китайского стратегического замысла по «геополитическому окружению» Индии, кульминацией которого якобы станет превентивный ядерный удар КНР по Индии около 2017 года;

2) слабая защищённость пакистанского ядерного арсенала от «Аль-Каиды» и других международных террористических организаций.

Пакистанская журналистка Ф.Шах утверждает, что объектами «кибернетической войны» могут стать финансовые рынки, правительственные компьютерные системы и государственная система связи страны. Подобную информацию, как правило, невозможно проверить, однако, она служит действенным средством антииндийской пропаганды.

Однако у всякого политического маневрирования есть свои пределы. Руководству этой страны, видимо, не стоит уповать на выгоды географического положения: у Пакистана есть только один способ обезопасить себя от внутренних и внешних «врагов» - всерьёз заняться политикой развития, т.е. добиться устойчивого экономического роста на всей территории страны, озаботиться проблемой занятости, особенно для низших имущественных групп, решительно снизить социально-имущественное неравенство в обществе.

«Срыв» модернизационного проекта, о приверженности которому постоянно заявляют пакистанские власти, уже имеет следствием «талибанизацию» обширных территорий Пакистана и, не исключено, может завершиться коллапсом государства. Такая перспектива, как показывает опыт Бангладеш (бывшего Восточного Пакистана), угрожает соседним государствам и, принимая во внимание ядерный статус этой страны, может привести к крупному региональному конфликту высокой интенсивности с труднопрогнозируемыми последствиями.

Логика пакистано-индийского соперничества, отмечают западные военные эксперты, может иметь такие неблагоприятные последствия, как: постоянное перемещение) ядерных боезарядов и их носителей, увеличение объёмов производства расщепляющихся материалов посредством как обогащения урана, так и создания промышленным способом плутония; совершенствование систем наведения баллистических ракет, сопровождаемое неизбежным развитием комплексов противоракетной обороны; увеличение количества единиц ядерного оружия; массовое производство крылатых ракет как высокоточного средства доставки ядерных материалов на территорию противника и т.д.

События последнего десятилетия с исчерпывающей убедительностью показали ограниченность средств воздействия США на развитие/торможение ядерной программы Пакистана. В этой связи закономерен вопрос: может ли Россия оказать сдерживающее влияние на конфликтогенную ситуацию как одно из последствий пакистанской ядерной политики? Разумеется, остановить развитие ядерной программы – за пределами возможностей России. Однако ослабление напряжённости в отношениях Индии и Пакистана, думается, реально.

Гипотетический сценарий планомерного воздействия России на образ мышления правящих кругов Пакистана мог бы включить в себя следующие действия.

1. Возвращение к модели стратегического партнёрства в отношениях России и Пакистана, как это было в середине 1960-х годов. (Наиболее значимый пример – Ташкентская встреча руководителей двух стран под эгидой А.Н. Косыгина). Со своей стороны, Пакистан заинтересован в восстановлении политического присутствия Москвы в стране, усматривая в этом противовес влиянию Китая и США. Началом «возвращения» России в Пакистан может стать восстановление торгово-экономического и научно-технического сотрудничества наших двух стран.

2. Усложнение структуры мировой политики, появление «свободной геометрии» международных отношений, что формирует новую логику геополитического поведения. В Азии может вновь возникнуть стратегический треугольник Россия – Индия – Пакистан как результат диверсификации внешнеполитической стратегии трёх государств. До недавнего времени индийская политическая элита противилась улучшению российско-пакистанских отношений, опасаясь, что оно произойдёт в ущерб интересам Индии. Однако логика внешнеполитического поведения индийской элиты (в частности, качественное улучшение отношений с США) делает нерациональным отказ России от прагматического сближения с Пакистаном (скажем, в развитии всех форм взаимоотношений, исключая развитие военно-технического сотрудничества). В новой конфигурации сил Россия – не исключено – может рассматриваться Индией как фактор сдерживания «ядерных амбиций» Пакистана.

3. Россия – один из признанных лидеров международного рынка продукции атомной промышленности. Пакистан заинтересован в привлечении в свою экономику технологий мирного использования атомной энергии: страна, за исключением гидроресурсов, испытывает острую нехватку естественных источников энергии для быстрорастущего населения. В свою очередь пакистанские власти неоднократно заявляли, что они готовы активно сотрудничать с Россией в сфере атомной энергетики.

Подобное долгосрочное сотрудничество укрепит влияние России в Южной Азии в целом и позволит российской дипломатии активно сотрудничать с Пакистаном в вопросах нераспространения ядерного оружия.